Историко-психологический портрет императора Павла I
Федеральное агентство по образованию
Государственное образовательное учреждение
Высшего профессионального образования
Забайкальский государственный гуманитарно-педагогический университет им. Н.Г. Чернышевского
Исторический факультет
Кафедра Отечественной истории
Курсовая работа
«Историко-психологический портрет императора Павла I»
Выполнил: студент 4 курса ОЗО исторического
факультета Черенцов С.Н.
Научный руководитель: д.и.н., профессор
кафедры Отечественной истории
Мошкина З.В.
Чита 2007
СОДЕРЖАНИЕ
Введение
Глава 1. Наследник
Глава 2. Император
Глава 3. Неминуемое следствие
Заключение
Примечания
Библиография
ВВЕДЕНИЕ
В переломные исторические эпохи в обществе резко повышается интерес к истории. Обращаясь к событиям давно минувших дней, мы пытаемся найти ответы на вопросы современности. Деспотизм и демократия, благо государства и благо личности, ответственность правительства и ответственность правителей, диктатура закона и диктатура сердца - эти проблемы столь же злободневны сейчас, как и двести с лишним лет назад. Может быть поэтому, именно в начале XXI века столь пристальное внимание привлекают события рубежа столетий - время царствования Павла I.
Несмотря на то, что историография этого времени насчитывает более чем двухсотлетнюю историю, она столь же сложна и противоречива, как сама эпоха императорства сына Екатерины. Одиозность фигуры монарха, трагическая его гибель, двусмысленность роли Александра I в мартовских событиях не могли не наложить отпечаток на изучение этого периода, в частности, длительным цензурным запретом на специальное исследование павловского царствования. Поэтому вплоть до начала XX в. историки касаются событий конца столетия лишь «попутно», изучая финансовую политику самодержавия, военную историю России, сословную политику царизма, ряд других вопросов, а также в общих курсах истории страны. Но, несмотря на это, уже в первые десятилетия XIX века в литературе складываются две совершенно противоположные точки зрения на личность императора и его правления.
Генерал Я.И. Санглен, много поживший и много повидавший на своем веку человек, писал: «Павел навсегда останется психологической задачей. С сердцем добрым, чувствительным, душою возвышенною, умом просвещенным, пламенной любовью к справедливости, духом рыцаря времен прошедших, он был предметом ужаса для подданных своих»1. Бывший начальник тайной полиции при Александре I оказался прав. Сложную, противоречивую натуру Павла I не смогли до конца понять ни его современники, ни последующие поколения историков.
Кажется, ни об одном из русских царей не высказывается столько противоречивых мнений, как о Павле Первом. Множество трудов и дореволюционных и советских историков, современные монографические, журнальные публикации и даже телевизионные журналистские расследования2, как нельзя лучше показывают неоднозначность оценок «рыцарского самовластия» Павла. Но практически везде, вне поля зрения оказывается сама личность императора, без понимания которой невозможно осмыслить мероприятия его царствования. Тем важнее для нас объективно и беспристрастно оценить не только его деятельность, но оценить и его самого, как человека, как политика, проследить жизненный путь Павла Петровича, который оборвался его трагической гибелью.
В своей работе «Историко-психологический портрет императора Павла I» автор, на основе анализа исторической литературы о жизни и деятельности Павла Петровича, попытается дать беспристрастную оценку личности императора.
Цель настоящей работы - выяснить неоднократно возникавший вопрос о душевном состоянии Павла I, поскольку один из лучших историков Павла I - Н.К. Шильдер3 - высказал предположения о его возможной психической ненормальности, но оставил этот вопрос открытым, а А.Г. Брикнер4 и Т. Шиман безоговорочно считали Павла I душевнобольным, при этом последний высказался весьма категорически: «В конце концов, он полностью помешался, безудержное возбуждение превратило его в деспота, одержимого манией величия»5.
Изучение литературы6 о жизни и царствовании этого государя приводит к убеждению, что Павел I не страдал душевной болезнью. Такой вывод, понятно, должен быть обоснован подробным психологическим анализом характера этого государя. Психологический анализ должен объяснить некоторые поступки Павла I, объяснить, почему многие сомневались относительно его психического здоровья, а некоторые считали его душевнобольным.
Личность Павла I возбуждала удивление, и мы имеем очень много сведений о характере и деятельности этого государя, но до сих пор не имеем объяснения его характера и царствования, поскольку все историки ограничивались лишь изложением событий. Данной работой мы и попытаемся частично восполнить этот пробел.
В первой части работы мы рассмотрим два основных вопроса, которые всегда вызывали оживлённые споры историков: влияние наследственности на формирование характера Павла, и ненависти к нему его матери, что и привело к тяжёлому складу характера цесаревича. И именно отношения матери и сына пройдут лейтмотивом всей первой части.
Вторая часть нашей работы будет посвящена краткому психологическому анализу некоторых аспектов внутренней и внешней политики, проводимых императором Павлом Петровичем. Из-за определённых пространственных рамок, мы, к сожалению, ограничимся лишь кратким обзором и характеристикой деяний императора, не поднимая многих существенных вопросов, относящихся к нашей теме, но требующих рассмотрения в отдельной работе.
В последней, третьей части мы рассмотрим и проанализируем, путём сопоставления воспоминаний участников событий, возможное поведение и поступки императора в ночь убийства.
ГЛАВА 1. НАСЛЕДНИК
На наш взгляд, необходимо подойти с изрядной долей скептицизма к мнению тех современников Павла, которые стремятся изобразить его сумасбродным деспотом, почти сумасшедшим человеком, унаследовавшим эти черты своей натуры от своего отца. Мы знаем, как произвольно русские историки обращались с нравственным обликом русских царей. Основным мерилом их личности им служат не объективные свидетельства современников и факты их государственной деятельности, а своя собственная политическая позиция. Цари, деятельность которых приносила благо русскому народу, клеймятся обычно «деспотами», «сумасшедшими», «Николаями Палкиными», или «Николаями Кровавыми». Положительную оценку от русской интеллигенции получают только правители, которые как Петр I или Екатерина II, вели Россию по чуждому ей историческому пути, разрушая устои самобытной русской государственности. Поэтому надо с большой осторожностью разобраться в правильности установившегося взгляда, что Павел с детства обладал деспотическим характером и признаками душевной неуравновешенности. Своеобразный характер Павла складывался постепенно, но многие черты проявились ещё в раннем детстве. Замечательным источником о воспитании Павла служат записки Семёна Андреевича Порошина1. Все, что касалось цесаревича, он заносил в свой дневник ежедневно, с завидной аккуратностью. Порошин приметил и описал те личные качества Павла, которые разовьются в нем в дальнейшем. Отмечая недюжинный ум и способности великого князя, Порошин сетует, что «он совсем в дело не входит и о мельчайших безделицах между тем помышляет»2. Записки свидетельствуют о чрезвычайно развитом воображении цесаревича. Впрочем, по словам Порошина, великий князь вполне осознавал свои недостатки (резвость, отсутствие терпения, непостоянство) и честно пытался исправиться3. Эти его качества отметят в дальнейшем все авторы.
Судя по записям в дневнике, Павел представляется обычным ребёнком, любознательным, развитым, очень впечатлительным, вспыльчивым, но отходчивым. Он был совершенно нормальным, здоровым мальчиком, полным великодушных порывов, с открытым сердцем и душой. Павел получил прекрасное образование4. Обучение великого князя не было небрежным, скорее оно велось бессистемно. Он мог получить глубокие знания в одной области и весьма поверхностные в другой: все зависело от учителя. Учился он легко, проявляя и остроту ума и основательность, но, конечно, не прочь был прогулять занятия, сказавшись больным5. И никаких признаков психического заболевания или умственной неполноценности современники не наблюдали6. Но 25 декабря 1761 года умерла императрица Елизавета Петровна. По нашему глубокому убеждению, в этот день и обрывается детство Павла.
Тревожная ночь переворота, события двух следующих дней, безобразные картины творящегося вокруг отнюдь не могли прибавить положительных эмоций маленькому, испуганному мальчику7. Кроме того, через десять дней Павел узнал о смерти отца-императора и образы, связанные с этой кончиной, вызвали в нем преждевременное беспокойство, подозрительность и, возможно, сознание своего унизительного, зависимого положения. Все эти события вызвали у него первое сильное потрясение, начались болезненные припадки. Врачи опасались даже за его жизнь8.
Таким образом, с самых ранних лет мальчик жил среди мрачных и тревожных впечатлений. Жестокое убийство отца, распускаемые придворными сплетни о «тайне» его рождения9, интриги вокруг престола, в которые был втянут и малолетний Павел, не могли не подействовать на его характер. Императрица, уже привыкшая видеть в сыне не ребенка, а соперника, как к взрослому и относилась к нему. Современники вспоминают, что уже в десять лет взгляд цесаревича сделался схожим с взглядом старика10. Напряженная и непосильная для ребенка духовная работа изнуряла его тело и ум. Быть может, если бы у Павла появились товарищи-сверстники, детские игры и игрушки, он сумел бы позабыть о разыгравшейся трагедии, но всего этого у него не было. Поэтому так мало напоминали богато обставленные покои великого князя детскую. Как, впрочем, и вся его жизнь в те годы очень мало напоминала детство11. И перечитывая дневники Семена Порошина, ясно ощущается диссонанс, пронизывающий все «детство» Павла.
Однако здесь мы не согласимся с мнением известного психиатра12 П.И. Ковалевского о том, что именно в это период и начали формироваться деспотические зачатки в характере будущего императора, отягощённые, к тому же, его плохой наследственностью13. К.Ф. Валишевский, обстоятельно изложив всё известное о происхождении Павла Петровича, высказал следующее вполне верное заключение: «Мы охотно признаемся, что, на наш взгляд, историческая тяжба, возникшая вокруг вопроса о спорности отцовства, имеет второстепенное значение»14. Этих же взглядов придерживается и Н.И. Павленко15. Разделяя мнение именитых историков, можно было бы ограничиться повторением сказанного Н.К. Шильдером: «По существу, событие 20 сентября (рождение Павла Петровича) подверглось в нашей историографии различным толкованиям; мы же удовольствуемся здесь заметить: явился сын Минервы, и предадим забвению печальную память о его отце»16, но всё-таки, следует обосновать своё мнение.
Ковалевский начинает свой труд так: «Император Павел I, сын Петра III, который был хил телом и духом... и Екатерины II, несомненно, женщины физически мощной и умственно гениальной. Такое сочетание свойств родителей имело последствием то обстоятельство, что Павел унаследовал натуру отца, значительно смягченную высокими духовными качествами матери»17. Вся работа П.И. Ковалевского составляет развитие и подтверждение этого положения и в конце своих «Психиатрических записок» он считает доказанным: «Гений и физическая мощь Екатерины с избытком покрыли двойной дефект качеств организации Петра III. Вот почему мы видим в Павле вырождение рода и дегенерацию несравненно слабейшую, чем у его отца»18. При всем уважении к Ковалевскому, как психиатру, мы решительно не можем с ним согласиться, так как он считает несомненным то, что, по меньшей мере, более чем невероятно. Тут нет надобности повторять достаточно известные обстоятельства и свидетельства современников; всё это изложено ещё Валишевским, и остаётся только удивляться, почему Ковалевский не придает этому никакого значения19.
Теперь остановимся подробней на отношениях матери и сына, чему все историки Павла I придают особенно большое значение. Одни утверждают, что они были превосходны до первого брака Павла20, другие относят смену отношений к периоду заграничного путешествия Павла со второй супругой. Однако, все они согласны в том, что эти отношения имели фатальное значение; под влиянием или воздействием их будто бы сложился ужасный характер этого государя. Если бы Павел жил в нормальных условиях, то и его характер был бы другим. Массой, Бернгарди и Шнитцлер21 рисуют Екатерину жестокой, вероломной матерью, отнявшей у сына престол, постоянно чувствовавшей незаконность своей власти. Понятно, что «обездоленный» и отстраненный сын, оскорбляемый и унижаемый царствовавшей матерью и её фаворитами, должен был, наконец, сделаться мрачным, подозрительным и раздражительным. Ответственность за характер Павла I этими историками возлагается на его мать. Даже Шильдер придает большое значение ненормальным отношениям между матерью и сыном. Правда, он не обвиняет Екатерину, но, придавая роковое значение этим отношениям, считает Павла жертвою судьбы, мстившей за страдания Ивана Антоновича22.
Эти взгляды так общераспространенны, что с ними бесспорно нужно считаться. Именно они и приводят к пониманию психического склада Павла Петровича, именно с этих позиций легко объяснить действительно странный характер этого государя: обездоленный, отстраненный незаконно от престола, Павел Петрович испортил свой благородный характер в гатчинском уединении, постоянно раздражаемый матерью и её приближенными23. Валишевский - чьё мнение мы разделяем - так отвечает на этот вопрос: «Никакой близости и любви не существовало между ними и значительно раньше. Эти чувства были несовместимы со взаимным положением этих двух существ, из которых одно узурпировало права другого. Да была ли вообще Екатерина когда-нибудь привязана к Павлу? Могла ли она любить сына, отнятого у неё через несколько минут после рождения, которого она никогда не кормила, не воспитывала и видела так редко? Ласкала ли она его прежде…? Может быть, да, но тогда, когда она сама ещё не была императрицей, и этот ребёнок,… должен был стать впоследствии её императором и господином. И если и было событие, резко изменившее чувства матери, то это было 5 июля 1762 года…»24.
К тому, что мать не разделила с ним «бремя власти», по достижению им совершеннолетия, Павел вначале отнёсся вполне спокойно25. Но вот события, связанные с первым браком, стали несомненным потрясением в его жизни. «Внимательные наблюдатели, близко знавшие Павла в ту пору его жизни, заметили в нем и крайнюю порывистость, и непостоянство, и мнительность, и, наконец, неспособность противостоять чужому влиянию, вследствие чего им обычно кто-то руководил, направлял все его действия»26.
Смерть жены и доказательства ее измены оставили глубокий отпечаток: от прежней веселости не осталось и следа, характер Павла сделался мрачным и замкнутым. «Утверждают, что именно с этого момента Павел пришёл в то состояние душевного расстройства, которое сопутствовало ему всю жизнь»27. «Положение Павла, - указывает Платонов, - становилось хуже год от года. Удаленный от всяких дел, видя постоянную неприязнь и обиды от матери, Павел уединился со своей семьей в Гатчине и Павловске - имениях, подаренных ему Екатериной. Он жил там тихой семейной жизнью...»28 Гатчинское затворничество и слухи о намерениях матери вторично лишить его престола, окончательно испортили характер Павла. Он стал подозрительным, вспыльчивость и раздражительность все чаще прорывались наружу в виде припадков гнева, усмирять который могли лишь его супруга Мария Фёдоровна и фрейлина Нелидова. Вместе с тем он был отходчив: признавал свои ошибки и просил прощения, был щедр, старался заботиться о подчиненных, имел доброе, чувствительное сердце. Вне Гатчины был строг, угрюм, неразговорчив, язвителен, с достоинством сносил насмешки фаворитов. В кругу семьи не прочь был повеселиться, потанцевать29.
Что касается нравственных устоев Павла, то они были неколебимы. Он боготворил дисциплину и порядок, сам был образцом в этом, стремился быть справедливым и блюсти законность, был честен и привержен строгим нормам семейной морали. Не случайно некоторые историки одной из определяющих черт личности и даже его идейных воззрений считали «рыцарственность», поставленное во главу всей жизни рыцарское понятие о чести. Политическая цель, осознанная еще до воцарения, - максимальная централизация власти как единственный путь к «блаженству всех и каждого». Мечта о «твердой благородной» власти сочетается с осуждением придворной роскоши, безнравственности, лени, пустословия. «Государь приучал к порядку и вельмож, доводит и самых знатнейших господ до тщательного исполнения своих должностей»30.
До 42 лет Павел I прожил на двусмысленном положении законного наследника престола, без надежды получить когда-нибудь этот престол на законном основании. Сначала на его пути стояла мать, потом - сын, которого она хотела сделать императором. Такое ложное, двусмысленное положение, если оно продолжается слишком долго, любого человека может лишить душевного равновесия. А ведь Павел I в таких обстоятельствах находился с дней своей юности, когда полностью осознал их неясность. И это продолжалось бесконечно долго. Эту неясность оборвала только внезапная смерть Екатерины.
ГЛАВА 2. ИМПЕРАТОР
«Songe funeste» - дьявольский бред - так оценивает павловское царствование знаменитый собеседник Екатерины барон Гримм.
Сходные образы встречаются и в других документах (при жизни или вскоре после смерти Павла): «Император поврежден...»1, «Настоящее сумасшествие царя»2, «Тирания и безумие»3, «Правление варвара, тирана, маньяка»4, бессмысленный тиран, «лишивший награду прелести, а наказание - стыда»5.
Сумасшествие, произносят один за другим авторитетные свидетели, безумный дьявольский бред, «то умоповреждение, то бешенство»6. Современникам вторят потомки: Павел «поврежденный», «горячечный», «коронованный маньяк»7. О «больной психике» Павла пишут и советские исследователи8.
Существование иной точки зрения9 или, по крайней мере, более осторожной10, все это не отменяет вопроса о впечатлениях многих современников и потомков. В начале прошлого столетия вопрос о душевной болезни Павла стал предметом исследования двух видных психиатров. В 1901-1909 годах в своей книге «Психиатрические эскизы из истории» П. И. Ковалевский, уже упоминавшийся нами выше, делал вывод (в основном ссылаясь на известные по литературе «павловские анекдоты»), что царь принадлежал «к дегенератам второй степени, с наклонностями к переходу в душевную болезнь в форме бреда преследования»11. Однако профессор В. Ф. Чиж13, основываясь на более широком круге опубликованных материалов, заметил, что «Павла нельзя считать маньяком», что он «не страдал душевной болезнью» и был «психически здоровым человеком»12. Уже тогда, когда обнаружилось расхождение взглядов у психиатров, было ясно, что чисто медицинский подход к личности Павла - без исторического анализа - явно недостаточен. Признаемся сразу же, что и к Павлу и к его политической системе мы готовы приложить различные отрицательные эпитеты, но поскольку видим в его действиях определенную программу, идею, логику то решительно отказываем в сумасшествии.
