Историческая наука России на современном этапе
) тоталитарная модель статична, с ее помощью трудно объяснить все те закономерные изменения, которые произошли в коммунистических странах и в коммунистическом движении после смерти Сталина;2) история не знала и не знает ситуации, когда диктатор, партия, та или иная элитарная группа целиком и полностью контролировала бы развитие общества и всех его ячеек; степень же приближения к тотальности невозможно вычислить ни с помощью квантификационных методов, ни, тем более, без них" (Игрицкий Ю.И. Снова о тоталитаризме // Отечественная история. 1993. № 1. С.8). Прозвучали обвинения и идеологического характера. Достаточно типичным в этом плане можно считать высказывание А.К. Соколова: "Не составляет секрета, что эта концепция взята из западной историографии. Она отрицает классовый и формационный подход к анализу исторического процесса. На одном полюсе - "тоталитарное общество", на другом - "свободное общество", олицетворяемое так называемыми "западными демократиями". Каждый исследователь, который берет на вооружение положения этой теории, должен отдавать себе отчет в том, что это влечет за собой переоценку всех событий нашей советской истории, фактический отказ от марксистской интерпретации развития общества" (Актуальные проблемы советского источниковедения // История СССР. 1989. № 6. С.59).Несмотря на критику, точка зрения о господстве тоталитарной системы в СССР в историографии утвердилась. Ю.С. Борисовым было показано, как к концу 30-х гг. завершилось создание двух охранительных режимов - административно-карательного и пропагандистско-идеологического. В более широком политическом плане произошло, по мнению Л.А. Гордона и Э.В. Клопова, превращение демократического централизма в недемократический, затем в авторитарно-административную систему и, наконец, в авторитарно-деспотическую систему. К.С. Симонов сделал вывод о сущности режима этой власти. Он писал: "Возможно, что такой режим власти и был, наконец, найденной формой для осуществления марксовой идеи "диктатуры пролетариата" в одной, отдельно взятой стране" (Симонов Н.С. Термидор, брюмер или фрюктидор? Эволюция сталинского режима власти: прогнозы и реальность // Отечественная история. 1993. № 4. С.17).Концепция складывания тоталитарной системы в СССР оказала воздействие на разработку традиционных для отечественной историографии тем: индустриализации и коллективизации сельского хозяйства.В 1988 - 1989 гг. в печати появились статьи О. Лациса, Л. Гордона, Э. Клопова, В. Попова, Н. Шмелева, Г. Ханина,3. Селюнина и др., поставивших проблему содержания и масштабов индустриализации. Ими было отмечено, что в эпоху индустриализации возникли инфляционные тенденции и произошли громадные подвижки в ценах. Поэтому сравнения, основание на обобщающих стоимостных показателях и характерные ля советской историографии, оказались ненадежными. Исследователи завышали темпы роста, особенно в периоды заметного обновления продукции. Данная точка зрения шла в какой-то мере вразрез с официальным мнением, сложившимся на более ранних этапах развития исторической науки. Полемизируя с ней, С.С. Хромов заявил, что индустриализация дала "возможность преодолеть противоречие между самой передовой политической властью, установившейся после Октябрьской революции, и унаследованной технико-экономической отсталостью" (Актуальные проблемы истории индустриализации и индустриального развития СССР // История СССР. 1989. № 3.С. 200). Отвергая мысль о необходимости более медленных темпов индустрией, он сослался на В.И. Ленина, требовавшего обеспечения высоких темпов развития производительных сил. Высказавшийся по этому поводу В.С. Лельчук занял компромиссную позицию. Он повторил традиционный тезис о промышленном преобразовании страны как главном результате политики индустриализации. Однако одновременно оспорил общеизвестный вывод о превращении СССР в ходе довоенных пятилеток в индустриальную державу.Серьезные споры разгорелись вокруг проблем истории коллективизации, которые с достаточной остротой были поставлены в публицистике (В.А. Тихонов, Ю.Д. Черниченко, Г.Н. Шмелев и др.). При этом трудностями и неурядицами коллективизации объяснялось плачевное состояние современного сельского хозяйства. В.А. Тихонов назвал период коллективизации "периодом гражданской войны Сталина с крестьянством" (Коллективизация: истоки, сущность, последствия // История СССР 1989. № 3. С.31). Ю.Д. Черниченко ввел термин "агрогулаг". Г.Н. Шмелев в своих оценках менее эмоционален, они занимают переходное положение от статей публицистов к работам исследователей-историков. Оценивая коллективизацию в целом, он пишет: "Утверждение курса на сплошную коллективизацию и раскулачивание, на замену основанного на товарообмене, на договорных отношениях союза рабочего класса с крестьянством отношениями диктата и насилия означало не только изменение курса аграрной политики, но и создание иной политической обстановки в стране" (Шмелев Г.Н. Коллективизация: на крутом переломе истории // Истоки. Вопросы истории народного хозяйства и экономической мысли. М., 1990. Вып.2. С.109).Профессионалы-историки первоначально заняли достаточно консервативную позицию. Многие из них (В.П. Данилов, И.Е. Зеленин, Н.А. Ивницкий и др.) стали писать о трудностях и недостатках сельского хозяйства, явившихся результатом коллективизации и усугубленных административно-командной системой. Была развернута дискуссия на тему ""Великий перелом" 1929 г. и альтернатива Н.И. Бухарина", причем было высказано несколько точек зрения по этому вопросу:1) альтернатива, несомненно, была, что можно подтвердить материалами XV съезда партии и 1-го пятилетнего плана;2) существовала альтернатива в фигуральном смысле, так как Н.И. Бухарин защищал ленинский кооперативный план от сталинских извращений;3) альтернативы не было, так как Н.И. Бухарин и его группа в конце 20-х гг. признали необходимость форсированной индустриализации и сплошной коллективизации.Одновременно разгорелись споры вокруг тезиса о коллективизации как революции, произведенной сверху по инициативе государственной власти, при поддержке снизу, крестьянскими массами. Был поднят вопрос о социальном облике кулачества, роли коллективизации в укреплении тоталитарной системы общества. Существенную роль в переосмыслении этих проблем сыграли сборники документов, подготовленные под руководством В.П. Данилова: "Документы свидетельствуют. Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации. 1927 - 1932 гг." (1989 г) и "Кооперативно-колхозное строительство в СССР. 1923 - 1927 гг." (1991 г).В ходе дискуссий наметились новые подходы к проблемам коллективизации, сместились акценты в оценках событий. Впервые в историографии стали анализироваться процессы, связанные с голодом 1932 - 1933 гг. (В.В. Кондрашин), депортацией крестьян в годы коллективизации (Н.А. Ивницкий и др.). В то же время продолжает существовать традиционный подход, примером которого являются работы Н.Л. Рогалиной (См.: Рянский Л.М. Рец.: Н.Л. Рогалина. Коллективизация: уроки пройденного пути. Изд-во Моск. ун-та, 1989.224 с. // Вопросы истории. 1991. № 12. С.224). По-старому ею трактуются вопросы продовольственной диктатуры, и деятельности комбедов в 1918 г. Она уверена в необходимости уничтожения мелкого товарного производства, поскольку оно-де служит базой кулачества. Разрешение же в годы НЭПа трудовой аренды земли и подсобного найма-сдачи рабочей силы и средств производства означало "известный рост капитализма". Н.Л. Рогалина выдает прогрессивный процесс развития крестьянского хозяйства за "окулачивание". Причем она чрезмерно доверяет официальным данным о численности и удельном весе кулачества в 1926 - 1927 гг., полученным на основе данных налогового учета. Исследовательница повторяет избитый тезис о том, что для рационального использования техники нужна укрупненная площадь, а не "единоличные клочки земли".Принципиально новый подход наметился к некоторым проблемам истории Великой Отечественной войны. В частности, были подняты вопросы, связанные с началом войны. В центре внимания оказались не известные ранее документы, проливающие свет на взаимоотношения СССР и гитлеровской Германии. Наиболее показательны в этом отношении книги Ю. Дьякова и Т. Бушуевой "Фашистский меч ковался в СССР" и "Скрытая правда войны. 1941 год". В них представлены документы, показывающие, как предвоенный СССР помогал восстанавливать на своей территории военную мощь Германии. Авторы убедительно показали, что советская Россия, оказавшись в международной изоляции после гражданской войны, неудачной "польской кампании", выявившей недостаточную подготовленность РККА, искала выход из такого положения в союзе с Германией. Перспектива была радужной для обеих сторон: СССР, получая немецкий капитал и техническую помощь, мог повышать свою боевую мощь, Германия - располагать на российской территории совершенно секретными базами для нелегального производства и испытания оружия, запрещенного Версальским договором. В СССР готовились и кадры немецких офицеров (Г. Гудериан, В. Кейтель, Э. Манштейн, В. Модель, В. Браухич и др.).Серьезные споры вызвало издание книги В. Суворова "Ледокол", в которой была показана роль сталинского руководства в развязывании войны. Автор утверждал, что СССР готовился к войне и предпринимал реальные шаги к ее форсированию.В последние годы был поднят вопрос о коренном переломе в ходе Великой Отечественной войны. В исторической науке до настоящего времени господствует точка зрения о событиях ноября 1942 - ноября 1943 г. как годе коренного перелома. Она была высказана И.В. Сталиным и повторена в тезисах ЦК КПСС к 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции. На ее основе оценивались события войны в истории второй мировой войны, истории КПСС, учебниках и энциклопедиях. В 1987 г. с критикой устоявшихся оценок выступили А.М. Самсонов и О.А. Ржешевский, предложившие началом коренного перелома считать битву под Москвой. Они заявили, что понятие "коренной перелом" не предполагает неизменно восходящего процесса и в нем возможны временные спады. Их поддержал Д.М. Проэктор, против выступили А.А. Сидоренко, Л.В. Страхов. Попытку примирить эти точки зрения предпринял А.В. Басов, заявивший о коренном изменении в соотношении сил сторон в ходе сражений декабря 1941 - июля 1943 г.В современной историографии была предпринята достаточно серьезная попытка анализа послесталинской эпохи. В 1991 г. ученые Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС выпустили коллективную монографию "XX съезд КПСС и его исторические реальности", в которой детально были рассмотрены проблемы экономической и социальной политики, вопросы идеологии и культуры и т.п. Впервые анализировались события октября 1964 г., говорилось об их объективной основе. В последние годы исследователи обратились к ряду частных проблем. Впервые в историографии стали разрабатываться темы голода 1946 - 1947 гг. (В.Ф. Зима), депортации населения (Н.Ф. Бугай, Г.Г. Вормсбехер, X.М. Ибрагимбейли и др.) и т.д.Серьезный анализ развития советского общества во второй половине 60-х - первой половине 80-х гг. был начат в начале 90-х гг. В 1990 г. Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС опубликовал коллективную монографию "На пороге кризиса: нарастание застойных явлений в партии и обществе". В книге показаны различные аспекты состояния и эволюции общества в период застоя, значительное место было уделено анализу негативных факторов в экономике, социальной сфере и т.д. Через год издательство "Прогресс" выпустило сборник статей "Погружение в трясину: (Анатомия застоя)", содержащий более резкие оценки периода конца 60-х - первой половины 80-х гг. Авторы (В. Тихонов, В. Попов, Н. Шмелев, А. Гуров, Г. Померанц и др.) оценивают эпоху "застоя" как закономерное наследие массового насилия над народом, неудачных попыток реформировать общество, исчерпание его моральных ресурсов.Развитие отечественной истории эпохи перестройки в современной историографии с научных позиций не анализировалось. Имеющиеся оценки носят, как правило, политизированный характер, являются публицистическими Современная отечественная историография развивается в достаточно сложных условиях. Однако в этом развитии наметилась весьма положительная тенденция - отказ от идеологической конъюнктуры, возрождение атмосферы дискуссий. Складываются концептуально альтернативные точки зрения на отечественную историю, формируются исторические школы.
ЗаключениеВ сегодняшнее политизированное время писать о развитии отечественной историографии, о позиции тех или иных ученых, о точках зрения - дело неблагодарное. Некоторым не понравятся выносимые оценки, другие осудят предложенную концепцию, третьи не согласятся с видением отдельных сторон историографической реальности. Однако, наверное, все сойдутся во мнении о необходимости профессиональной автономии историка. Развитие отечественной исторической науки в XX в. показывает потребность в этом, ведь только в данном случае исследователь способен противостоять давлению со стороны власть имущих и не идти на создание политизированных исторических мифов. Оно же показало, что историческое познание фиксирует процесс социального развития общества, движение, изменчивость, а не стабильность и неизменное состояние. И в этом плане знаменитое пожелание Фауста: "Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!" - неосуществимо из-за своей неисторичности. "Историк, таким образом, - утверждает известный философ А.И. Ракитов, - оказывается перед сложной логико-методологической проблемой: чтобы дать истинное описание прошлого, он должен как бы остановить мгновение; но чтобы быть историчным, он должен воспроизвести в своем сознании не момент, а поток, не точку, а траекторию" (Ракитов А.И. Историческое познание: Системно-гносеологический подход. М., 1982. С.296).В последнее время в публичном восприятии сложилось впечатление, что споры на историографические темы похожи на богословские диспуты эпохи средневековья, предельно удаленные от всякой реальности и какой бы то ни было практики. На этих ристалищах теперь, как никогда, трудно отличить друга от врага и еще труднее изложить суть спора обычным, общепонятным языком. Развитие исторической мысли подошло к определенной точке, когда рядом с применением математических методов (статистических, теоретико-информационных, теоретико-игровых и т.д.) должны встать проблемы художественного осмысления исторической реальности. Не случайно профессор Ю.М. Лотман в своих последних лекциях обратил на это внимание и предложил рассматривать воображение как фактор сферы гуманитарного знания. А полвека назад Я.Э. Голосовкер в одной из лучших отечественных книг по онтологии культуры назвал "высшим инстинктом" человека "тот же старый "дух", который всегда жил там, где он живет и поныне: в деятельном, никогда не умирающем воображении человека" (Голосовкер Я - Э. Логика мифа. М., 1987. С.117). Развитие отечественного исторического знания в XX в. свидетельствует и об этом.Чрезвычайно важным представляется вывод о доступности исторической информации. Исторический факт не должен быть, как считал А.С. Лаппо-Данилевский, проявлением воздействия. индивидуальности на среду. Он должен выступать как достоверное знание, синтезировавшее чувственное и рациональное восприятие и фиксирующее в единичном, особенном общее. Причем достаточно четко в отечественной исторической науке выявилось то обстоятельство, что исторические факты предстают не в готовом виде, а как результат определенной, исследовательской процедуры, в ходе которой они укладываются в концепцию.В XX в. при господстве одной определенной идеологии в советской историографии и развитии отечественной историографии за рубежом в не менее сложных условиях продолжал идти процесс построения теоретических и концептуальных схем разной степени обобщенности и абстракции. В СССР концептуализация шла в рамках марксистских представлений об общественно-экономическом развитии, лишь в ряде случаев ощущалась скрытая полемика с марксистской методологией и оценками отдельных исторических событий. В российской исторической науке за рубежом складывались концепции, не включенные в строгие логические структуры. Концептуальные схемы возникали на основе своеобразной "среды", насыщенной отдельными: гипотезами, фрагментами различных моделей, представлениями и т.п.Историография развивается по определенным законам. Хотя К. Поппер и утверждал, что законы в понимании естествоиспытателя не могут быть сформулированы в системе исторического знания, тем не менее "сочленение" исторических фактов позволяет говорить об абстракциях социологических, экономических, психологических, культурологических, этнографических и иных отношений, взятых в различных срезах.Было бы излишним педантизмом перечислять все проблемы, стающие перед историографом, анализирующим развитие отечественной историографии в XX в. Однако сама жизнь указывает па потребность хотя бы первичных обобщений. Надеемся, что более глубокий и специализированный анализ намеченных вопросов еще воплотится в трудах историков.
Источники и литература1. Абалихин В.С., Дунаевский В. А.1812 год на перекрестках мнений советских историков. 1917 - 1987. М.: Наука, 1990.245 с.
2. Актуальные задачи изучения советского рабочего класса: "Круглый стол" // Вопросы истории. 1988. № 1. С.3 - 23.
3. Балашов В.А., Юрченков В.А. Региональная история: проблемы и новые подходы // Вестн. Мордов. ун-та. 1991. № 4. С.10 - 14.
4. Барсенков А.С. Обсуждаем периодизацию истории советского общества // Вестн. Моск. ун-та. Сер.8. История. 1988. № 5. С.3 - 17.
5. Бордюгов Г.А., Козлов В.А. История и конъюнктура: Субъективные заметки об историй советского общества. М.: Политиздат, 1992.352 с.
6. Булгаков С.Н. Философия хозяйства. М.: Наука. 1990.412 с.
7. Бутенко А. Как подойти к научному пониманию истории советского общества // Наука и жизнь. 1988. № 4. С.46 - 53.
8. Великий Октябрь: К 70-летию Великой Октябрьской социалистической революции (Советская историография): Реф. сб. М.: ИНИОН АН СССР, 1987 126 с.
9. Волобуев П.В. Выбор путей общественного развития: теория, история, современность. М.: Политиздат, 1987.312 с.
10. Волобуев О.В., Кулешов С.В. Очищение: История и перестройка. Публицист, заметки. М.: Изд-во АПН, 1989.284 с.
11. Горемыкина В.И. О генезисе феодализма в Древней Руси // Вопросы истории. 1987. № 2. С.78 - 100.
12. Гражданская война в России: "Круглый стол" // Отечественная история. 1993. № 3. С.102 - 115.
13. Гуревич А.Я. Теория формаций и реальность истории // Вопросы философии. 1990. № 11. С.31 - 43.
14. Джаксон Т.Н., Плимак Е.Г. Некоторые спорные проблемы генезиса русского феодализма: (В связи с изучением и публикацией в СССР "Разоблачений дипломатической истории XVIII века" К. Маркса) // История СССР. 1988. № 6. С.35 - 57.
15. Дэвис Р.У. Советская историческая наука в начальный период перестройки // Вестн. АН СССР. 1990. № 8. С.68 - 74.
16. "Круглый стол": Вторая мировая война - истоки и причины // Вопросы истории. 1989. № 6. С.3 - 32.
17. "Круглый стол": Изучение истории Великого Октября. Итоги и перспективы // Там же. 1987. № 6. С.51 - 72.
18. "Круглый стол": историческая наука в условиях перестройки // Там же. 1988. № 3. С.3 - 57.
19. "Круглый стол": Советский Союз в 20-е годы // Там же. № 9. С.3 - 58.
20. "Круглый стол": Советский Союз в 30-е годы // Там же. № 12. С, 3-30.
21. Ковальченко И.Д. Столыпинская аграрная реформа (Мифы и реальность) // История СССР. 1991. № 2. С.52 - 72.
22. Коллективизация: истоки, сущность, последствия // Там же. 1989. № 3. С.3 - 62.
23. Королева С.Ю. Проблема "крещения Руси" в трудах советских историков: (Историографический обзор) // Церковь, общество и государство в феодальной России. М., 1990. С.24 - 40.
24. Кувшинов В.А. От Февраля к Октябрю: опыт борьбы с контрреволюцией: (Историография проблемы). М.: Знание, 1989.64 с.
25. Куманев Г.А. От коренного перелома - к победе (ноябрь 1942 - сентябрь 1945 гг.) // История СССР. 1991. № 3. С.29 - 49.
26. Лаверычев В.Я. Изучение социально-экономического развития пореформенной России // Социально-экономические проблемы истории СССР в 80-е гг. М, 1989. С.51 - 70.
27. Медушевский А.Н., Сабенников И.В. Новое в исследованиях по истории России XVII - середины XIX вв. // Преподавание истории в школе. 1988. № 5. С.30 - 36.
28. Мельтюхов М. И.22 июня 1941 г.: цифры свидетельствуют // История: СССР. 1991. № 3. С.16 - 28.
29. Милов Л.В., Рогов А.И. Языческая Русь и ее праистория (О книге Б.А. Рыбакова "Язычество Древней Руси") // Там же. 1988. № 6. С.92 - 112.
30. Новосельцев А.П. "Мир истории" или миф истории? // Вопросы истории. 1993. № 1. С.23 - 31.
31. Октябрь 1917: величайшее событие века или социальная катастрофа: Сб. / Под ред. П.В. Волобуева. М.: Политиздат 1991.240 с.
32. Поляков Ю.А. Гражданская война в России (Поиски нового видения) // История СССР. 1990. № 2. С.98 - 117.
33. Рыбаков Б.А. История и перестройка. М.: Книга, 1989.79 с.
34. Самсонов А.М., Ржешевский О.А. О коренном переломе во второй мировой войне // Вопросы истории. 1987. № 4 С.70 - 81.
35. Секретные документы из особых папок // Там же. 1993. № 1. С.3-22.
36. Сидоренко А.А., Страхов Л.В., Проэктор Д.М. и др. О начале коренного перелома во второй мировой войне // Там же. 1988. № 5. С.57-74.
37. Соловьев В.М. Актуальные вопросы изучения народных движении: (Полемические заметки о крестьянских войнах в России) // История СССР. 1991. № 3. С.130-145.
38. Юрченков В.А. Региональная историография: российский опыт // Регионология. 1993. № 1. С.90 - 94.
Страницы: 1, 2, 3
