Конфигурация и функционирование власти 1930-х годов в СССР

Конфигурация и функционирование власти 1930-х годов в СССР

15

Конфигурация и функционирование власти 1930-х годов в СССР

Политика большого террора 1937-38 годов привела к практически полному уничтожению правящей элиты Советского Союза. Репрессиям были подвергнуты партийно-государственные кадры, высший состав военного командования, хозяйственные руководители. Масштабы трагедии, происшедшей в конце 30-х, еще долго будут оставаться предметом изучения со стороны специалистов по истории советского общества. Для нашего же исследования важно другое: оборотной стороной репрессивной политики, проводимой Сталиным, стало выдвижение и появление на вершине партий по государственной иерархии новой плеяды руководителей. Это молодое поколение в силу своего возраста не имело непосредственно революционных заслуг, не принимало активного участия в военных событиях 1917-1920 годов. Главной его чертой являлась полная и безоговорочная преданность Сталину, которому они были обязаны своим внезапным и стремительным возвышением.

Перед началом Великой Отечественной войны в высших органах власти страны - Политбюро ЦК ВК. П (б) и Совнаркоме - появляется ряд выдвиженцев Сталина - А. Жданов, Л. Берия, Г. Маленков, Н. Вознесенский. Именно они занимают ведущие позиции в окружении вождя. Жданову и Маленкову поручалось руководство партийным аппаратом и кадрами, при этом их постоянно привлекали к решению различных государственных вопросов. Первым заместителем Сталина в СНК и его заместителем по военным и военно-морским делам стал Вознесенский, потеснивший в правительственной иерархии В. Молотова и А. Микояна.

Л. Берия, находясь с 1938 года на посту наркома внутренних дел, курировал как заместитель председателя Совнаркома ряд ключевых ведомств - вновь созданный наркомат государственной безопасности, наркоматы лесной промышленности, цветной металлургии, нефтяной промышленности и речного флота. Все эти лица стали не только членами Центрального Комитета ВКП (б), избранными XVIII съездом партии, но и кандидатами в политбюро ЦК (Жданов являлся членом политбюро с 1939 года). Очевидно, что за этими кадровыми перестановками среди высшего руководства, срежессироваными Сталиным, просматривалась конкретная цель - оттеснение "старой гвардии" посредством противопоставления ей новых активных выдвиженцев.

В годы Великой Отечественной войны этот сталинский подход получил дальнейшее развитие, "Молодые кадры* заметно укрепились в руководстве страны. Маленков, Вознесенский, Берия вошли в состав чрезвычайного органа власти, действовавшего в военный период - Государственного комитета обороны, где отвечали за жизненно важные направления функционирования экономики в военных условиях. Маленков курировал авиационную промышленность, Вознесенский занимался металлургическим, нефтяным и химическим комплексами, Берия обеспечивал производство вооружения и боеприпасов, а с мая 1944 года сменил Молотова на посту заместителя Председателя ГКО. Главенствующая роль "молодых кадров" в годы войны прослеживается и по журналам посетителей кабинета Сталина за 1941 - 1945 гг. Весь этот период Маленков, Берия вместе с Молотовым неизменно входили в тройку руководителей, наиболее часто посещавших вождя". В этом смысле важно подчеркнуть, что одним из заметных итогов внутреннего соперничества на вершине власти в те годы стало формирование связки Берия-Маленков. Их союз представлял мощнейшую аппаратную силу, контролирующую многие рычаги государственно-партийного управления в стране и серьезно противостоящую "старой группировке".

Изменения, произошедшие на вершине власти в годы войны, вызвали у Сталина потребность "прощупать" ближайших соратников на предмет их возможных политических планов. Как вспоминал позднее Молотов, "после войны Сталин собрался уходить на пенсию и за столом сказал: "Пусть Вячеслав {Молотов) теперь поработает. Он помоложе". Разговор такой у него был на даче, в узком кругу. Он сказал без всякого тоста". Характерно, что именно после таких разговоров, по мнению Молотова, более отчетливо проявлялось недоверие Сталина к нему и возрастало доверие к другим членам партийного руководства, игравшим на подозрительности вождя.

Осенью 1945 года произошли события, до недавнего времени малоизвестные даже узкому кругу специалистов-историков Почти сразу после окончания второй мировой войны у Сталина случился инсульт, спутавший планы и расчеты многих его ближайших соратников. В октябре он срочно был вынужден уйти в отпуск, где пробыл более двух месяцев. Сохранилась переписка Сталина с членами оставшегося в Москве высшего руководства, проливающая свет на причины многих последующих событий.

Формальным руководителем в отсутствие Сталина остался Молотов. Но никаких принципиальных решений он не мог принять не только без согласования со Сталиным, но и без поддержки Маленкова, Берии и Микояна. Однако ответственность же за все принимавшиеся этой "четверкой" решения нес именно Молотов. Есть основания полагать, что именно этим и попытались воспользоваться Маленков и Берия с целью дискредитации Молотова в главах Сталина во время его отсутствия в столице.

В начале ноября 1945 года центральная советская печать поместила выдержки из речи У. Черчилля, где он весьма лестно отзывался о вкладе СССР в разгром общего врага и давал высокую оценку Сталину на посту Верховного Главнокомандующего в годы войны. Казалось, это не могло не понравиться вождю. Однако вышло иначе. 10 ноября Сталин направляет "четверке" телеграмму, в которой подвергает критике ее действия, "Считаю ошибкой опубликование речи Черчилля с восхвалениями России и Сталина. Восхваление это нужно Черчиллю, чтобы успокоить свою нечистую совесть и замаскировать свое враждебное отношение к СССР, "Опубликованием таких речей мы помогаем этим господам. У нас имеется теперь немало ответственных работников, которые приходят в телячий восторг от похвал со стороны Черчиллей, Трумэнов, Бирнсов и, наоборот, впадают в уныние от неблагоприятных отзывов со стороны этих господ. Такие настроения я считаю опасными, так как они развивают у нас угодничество перед иностранными фигурами. С угодничеством перед иностранцами нужно вести жестокую борьбу... Советские лидеры не нуждаются в похвалах со стороны иностранных лидеров. Что касается меня лично, то такие похвалы только коробят меня".

Судя по тональности телеграммы, она еще не предвещала грозы. Правда, за неназванными "ответственными работниками" отчетливо просматривалась фигура наркоминдела Молотова. Сталин лишь предупреждал о том, что даже в таких мелочах следует советоваться лично с ним. Это понял Молотов, направивший Сталину следующий ответ: "Опубликование сокращенной речи Черчилля было разрешено мною. Считаю это ошибкой... Во всяком случае, ее нельзя было публиковать без твоего согласия".

Между тем ситуация не разрядилась, а, наоборот, продолжала осложняться. К этому времени Молотов совершил еще одну ошибку (возможно по "подсказке товарищей по "четверке"). На приеме в НКИДе по случаю годовщины Октябрьской революции он внезапно дал согласие западным корреспондентам на снятие цензурных ограничений на отправляемые ими из Москвы корреспонденции (раньше это было невозможно сделать без визы отдела печати НКИД). Правда, он сказал им при этом об ожидаемой "взаимности" в этом вопросе со стороны западных стран. Удивление вызывает другое. Еще 1 ноября Молотов в присущей ему жесткой форме отреагировал на коллективный протест, подписанный западными корреспондентами в Москве. Изменение позиции можно было объяснить либо согласием Сталина, либо мнением "четверки". Однако, судя по последующей реакции Сталина, с ним никто не советовался по этому довольно важному вопросу. Остается предположить, что Молотов изменил свою позицию в связи с мнением коллег по "четверке".

Последствия снятия цензуры не заставили себя долго ждать. Английские и американские корреспонденты 8 и 9 ноября выдали на Запад свое видение ситуации в Москве. Агентство "Рейтер" на основе этой информации уже через несколько дней передало следующее сообщение: "Цензура в Советском Союзе ослаблена теперь до такой степени, что она является только формальностью, поскольку корреспонденты освещают события правильно и объективно. Политические обозреватели в Лондоне и Москве склонны связывать это событие с проявившимися в последнее время симптомами готовности Советского Союза поднять "железный занавес", разделяющий Восток и Запад... ". В качестве примера такой "открытости" называлось, в частности, увеличение числа советских делегаций на международных конференциях, большая свобода в деятельности политических партий и печати стран Восточной Европы, прозвучавший в эти же дни призыв М.И. Калинина к советской молодежи изучать иностранные государства и т.п.

Данную тему продолжила газета "Дейли геральд", которая I декабря 1945 г. сообщала о возможном оставлении Сталиным поста главы советского правительства (напоминая читателям, что председателем СНК он стал перед войной, которая теперь закончилась) и возможности назначения на этот пост Молотова. "На сегодняшний день политическое руководство Советским Союзом находится в руках Молотова" - подчеркивалось в корреспонденции,

В тот же день в "Нью-Йорк Тайме" отмечалось, что "Политбюро отправило Сталина в отпуск через 5 дней после возвращения Молотова из Лондона* и подчеркивала самостоятельный характер принимаемых без Сталина решений высшего руководства СССР.

Еще раньше американская "Чикаго трибюн" отмечала, что "в Москве происходит ожесточенная закулисная борьба за власть между маршалом Жуковым и министром иностранных дел Молотовым, которые пытаются занять диктаторское место Сталина". Само же состояние здоровья вождя оценивалось с каждым днем во все более мрачных красках. Швейцарская "Базлер нахрихтен" со ссылкой на турецкие дипломатические источники сообщила даже о его смерти, Сам Сталин прочел сводку об этом в тот же день. Интересен заголовок тассовцев на этом сообщении: "Инсинуация турецких мерзавцев в швейцарской газете".

Не давая никаких комментариев по поводу всей этой волны домыслов, Сталин делал лишь небольшие пометки в тассовской информации, выделяя наиболее интересные, с его точки зрения, моменты, К примеру, он отметил посланную ему информацию о том, что "в Вашингтоне ожидают официального опровержения сообщения, согласно которому состояние здоровья генералиссимуса Сталина вызывает опасения". Такая информация, без сомнения, была бы выгодна и самому Сталину. Однако это не соответствовало советской традиции освещения состояния здоровья и личной жизни руководителей и потому подобное сообщение так и не появилось.

Сейчас трудно судить о том, из какого источника западным корреспондентам стало известно об информации, закрытой даже для большинства советских руководителей. Однако более правдоподобной кажется спланированная "утечка" по линии ведомства Берия. Не случайно и прямое упоминание Молотова как возможного преемника Сталина на посту главы правительства. Расчет был явно на то, чтобы опрокинуть сталинского заместителя и освободить место официального преемника для другого. По линии Берия же Сталину был направлен и обзор зарубежной печати. Не менее важным здесь является и упоминание Г.К. Жукова, авторитет которого, без сомнения, мешал Берия в качавшейся борьбе за власть. Хрущев в своих воспоминаниях позже отмечал, что инициатива начавшихся гонений (и даже предполагавшегося ареста) Жукова принадлежала именно Берия.

Американская печать вначале сообщила о готовящемся до конца года визите Жукова в Вашингтон, а затем - об отсрочке его на неопределенный срок по распоряжению Сталина. Затем появились фамилии Жданова и Булганина, как возможных преемников. Однако фамилии ни Берия, ни Маленкова не упоминались в этой связи ни разу, хотя именно им принадлежали многие рычаги реальной власти в Кремле.

Реакция вождя не заставила долго ждать. 5 декабря 1945 г. он направляет "четверке" гневную телеграмму, в которой пишет: "Дня три тому назад я предупредил Молотова по телефону, что отдел печати НКИД допустил ошибку, пропустив корреспонденцию "Дейли геральд" из Москвы, где излагаются всякие небылицы и клеветнические измышления насчет нашего правительства, насчет взаимоотношений членов правительства и насчет Сталина..." В связи с новой публикацией, теперь в "Нью-Йорк Тайме", он потребовал наказать виновных - Молотова или отдел печати НКИД.

В ответ "четверка" ограничилась сообщением о том, что начальник отдела печати НКИД Горохов снят с работы. О других последствиях вождю не сообщалось. Удовлетворить его это никак не могло. Свою новую телеграмму (от 6 декабря) он адресует уже "тройке" (Маленкову, Микояну, Берии): "Вашу шифровку получил. Считаю ее совершенно неудовлетворительной. Она является результатом наивности трех, с одной стороны, ловкости рук четвертого члена, то есть Молотова, с другой стороны... Присылая мне шифровку, Вы рассчитывали должно быть замазать вопрос, дать по щекам стрелочнику Горохову и на этом кончить дело. Но Вы ошиблись так же, как в истории всегда ошибались люди, старавшиеся замазать вопрос и добивавшиеся обычно обратных результатов. До Вашей шифровки я думал, что можно ограничиться выговором в отношении Молотова. Теперь этого уже недостаточно. Я убедился в том, что Молотов не очень дорожит интересами государства и престижем нашего правительства, лишь бы добиться популярности среди некоторых иностранных кругов. Я не могу больше считать такого товарища своим первым заместителем. Эту шифровку я посылаю только Вам троим. Я ее не послал Молотову, так как я не верю в добросовестность некоторых близких ему людей, Я Вас прошу вызвать к себе Молотова, прочесть ему эту мою телеграмму полностью, но копии ему не передавать".

Замысел противников Молотова, казалось, удался. "Тройка" пригласила к себе Молотова, не знавшего о содержании нового послания вождя и зачитала ему письмо. "Преемник" растерялся и испугался. Более того, с него слагались полномочия заместителя Сталина и он лишался его политического доверия, что в прежние годы было предвестием ареста и гибели. В срочной телеграмме на Юг, отправленной 7 декабря, Молотов обращается к Сталину на "ты" и кается: "Сознаю, что мною допущены серьезные политические ошибки... Твоя шифровка проникнута глубоким недоверием ко мне, как большевику и человеку, что принимаю, как самое серьезное партийное предостережение для всей моей дальнейшей работы, где бы я ни работал. Постараюсь делом заслужить твое доверие, в котором каждый честный большевик видит не просто личное доверие, а доверие партии, которое мне дороже моей жизни".

Одновременно свою позицию высказали и члены "тройки": "Вашу информацию получили. Вызвали Молотова к себе, прочли ему телеграмму полностью. Молотов, после некоторого раздумья, сказал, что он допустил кучу ошибок, но считает несправедливым недоверие к нему, прослезился. Мы со своей стороны сказали Молотову об его ошибках... Может быть, нами не все... доделано, но не может быть и речи о замазывании вопроса с нашей стороны".

Данный эпизод хорошо запомнился Сталину. Через некоторое время (апрель 1947 г) в беседе с деятелем республиканской партии США Г. Стассеном он счел нужным упомянуть об этом публично".

Следствием этого случая, так взволновавшего Сталина, стало принятие специального постановления политбюро ЦК ВКП (б)"О цензорском контроле над информацией, направляемой из СССР иностранными корреспондентами". Им предусматривалось изъятие из ведения отдела печати наркомата иностранных дел контроля за иностранными корпунктами и возложение его на уполномоченного Совнаркома СССР по охране военных и государственных тайн, в помощь которому откомандировывались три сотрудника НКГБ, свободно владеющих иностранными языками. В инструкции о цензорском контроле, прилагаемой к постановлению политбюро, особо подчеркивалась обязательность изъятия тех мест в сообщениях, где содержались сведения военного или экономического характера, составляющие государственную тайну, а также выпады против Советского Союза, измышления в адрес руководителей страны, извращающие советскую политику и жизнь СССР. Причем цензоры были не обязаны оповещать корреспондентов об изъятии тех или иных мест в их сообщениях. Лишь в случае наложения "вето" на передачу всего текста, журналисты получали соответствующее уведомление

Очевидно, что данный эпизод оказал сильное влияние на Сталина и выводы из создавшейся ситуации он сделал с дальним прицелом. Они касались не только Молотова (который, действительно, был подавлен), на что рассчитывали Маленков и Берия И без того мнительный Сталин лишил своего доверия, наряду с ним, и всю "четверку", которой с этого времени стал доверять все меньше и меньше.

Как все это отразилось на обстановке в Политбюро?

Через неделю после этой переписки Сталин возвратился в Москву, а 29 декабря созвал заседание Политбюро. После краткого сообщения Маленкова о кандидатах в депутаты Верховного Совета СССР был рассмотрен целый ряд организационных и кадровых вопросов. Прежде всего, стремясь ослабить роль Молотова во внешнеполитических делах, Сталин предлагает "создать при Политбюро группу руководящих работников примерно 60 человек из состава руководящих работников областей и центральных учреждений для подготовки их в качестве крупных политработников в области внешних сношений". По существу, эти новые выдвиженцы смогли бы уже через некоторое время занять те места, на которых находились кадры, подобранные Молотовым. Однако не эта часть решения по внешней политике была главной. Основным, как показывает протокол, был пункт о расширении "пятерки" - теперь в ее состав вводился также А. Жданов, в срочном порядке отозванный из Союзного Контрольного Совета по Финляндии, который он возглавлял в Хельсинки с сентября 1944 года.

Значимыми были и другие решения. Члены Политбюро поддержали предложение Сталина "удовлетворить просьбу тов. Берии об освобождении его от обязанностей Наркома внутренних дел СССР ввиду перегруженности его другой центральной работой" (последняя часть фразы дописана Сталиным в машинописный текст постановления Политбюро) и назначении на этот пост С.Н. Круглова. В апреле 1946 года был изменен состав коллегии МВД. Заместителями министра были назначены В С. Рясной (первый зам., работавший до этого министром МВД Украины),

В. Чернышов, А. Наполлонев, И.А. Серов, А.П. Завенягин, Б.П. Обручников и С.С. Мамулов. Из всего этого состава близким Берии человеком был лишь Мамулов - бывший начальник его Секретариата, В мае 1946 г. Берия был назначен председателем комиссии по передаче дел от смещенного Меркулова - новому министру МГБ Абакумову. Итогом этой работы стало принятое опросом членов ЦК 23 августа 1946 г решение Пленума "О г. Меркулове". В нем отмечалось, что "из акта приемки и сдачи дел Министерства Госбезопасности устанавливается, что чекистская работа в Министерстве велась неудовлетворительно, что бывший министр Госбезопасности т. Меркулов скрывал от Цека факты о крупнейших недочетах в работе Министерства и о том, что в ряде иностранных государств разведывательная работа Министерства оказалась проваленной". В связи с этим Меркулов был переведен из членов в кандидаты в члены ЦК. Эти недостатки были отмечены не Берией, а входившими в состав возглавляемой им комиссии А.А. Кузнецовым и самим Абакумовым. Ответственность за эти недостатки мог в любое время понести Берия, курировавший в Политбюро эти вопросы.

Вслед за Берией происходит нагнетание обстановки вокруг Маленкова. Его отставка с должности секретаря ЦК готовилась тщательно. Для этой цели было использовано т.н. "дело авиаторов", касающееся выпуска предприятиями наркомата авиационной промышленности СССР самолетов со значительными дефектами. Архивные документы позволяют проследить ход развития события. Буквально с первых дней 1946 года начинается давление на наркома авиапромышленности А. Шахурина, тесно связанного с Маленковым, отвечавшим в ГКО за производство этого вида вооружений. В начале января на секретариате ЦК был поднят вопрос о личной нескромности наркома, имевшего в своем личном пользовании 8 легковых автомашин. Шахурин обвинялся в серьезном злоупотреблении служебным положением в личных целях. Ему был объявлен выговор с занесением в учетную партийную карточку, а машины передавались в резервный фонд Совнаркома. Через 10 дней атаку на наркомат авиапрома продолжило уже политбюро ЦК. Причем обвинения трансформировались из бытовой в профессиональную сферу. От своих должностей были освобождены пятеро заместителей Шахурина, отвечающих за различные циклы авиационного производства. Для дальнейшего изучения этих вопросов создавалась специальная комиссия. Спустя полтора месяца, 4 марта 1946 года, политбюро вновь вернулось к данной теме. Теперь серьезные претензии были предъявлены к ответственным работникам более высокого ранга. Своих постов лишились руководители отдела ЦК ВКП (б), курировавшие авиацию, Будников и Григорьян, которые, по мнению политбюро, внесли ответственность за неустройства в наркомате авиации"'.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6



Реклама
В соцсетях
рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать