Крестовый поход латинцев

Крестовый поход латинцев

Крестовый поход латинцев

Бегство византийского принца на Запад, крестовый поход и отважные намерения венецианцев завладеть Средиземным морем -- все это, вместе взятое, породило одно из величайших событий в XIII в. -- насильственное ниспровержение греческого царства латинскими завоевателями.

Факт этот мог показаться на первый взгляд поразительной случайностью, но на самом деле тут сказалось политическое и церковное стремление, которое опиралось на резкое противоречие между Западом и греческим Востоком и проникло в историческое самосознание Запада сначала через норманнских властителей Си-цилии, а затем через крестовые походы. Еще когда крестоносцы впервые явились в Константинополь под предводительством Гот-Фрида Бульонского и Боэмунда, подозрительные греки приписали им тайное намерение овладеть государством под предлогом освобождения Иерусалима. Национальная и религиозная ненависть против Византии у латинцев разгорелась настолько, что в 1147 г. французские бароны и епископы пытались склонить короля Франции Людовика VII, отправлявшегося в крестовый поход, на то, чтобы он в союзе с Рожером Сицилийским завоевал Константинополь и положил конец Ромейскому царству. Та же мысль в эпоху третьего Крестового похода -- в 1190 г. -- занимала и императора Фридриха I и его сына Генриха VI, наследника Норманнской династии. Да и на самом деле Иерусалим в ту пору служил лишь пустым предлогом, истинной же целью завоевания являлись греческие провинции, а завладеть ими был не прочь любой из могущественных государей Европы.

Злодеяние Алексея III, свергшего с престола своего брата и ослепившего его, послужило поводом к целой буре трагических происшествий, обрушившихся на Восток. Алексей, юный сын низверженного императора Исаака Ангела, в 1201 г. бежал в Анкону. Он обратился за помощью сначала к папе, затем к Филиппу Гогенштауфену, супругу его сестры Ирины. Германский император задался целью восстановить на престоле своего тестя; с этой целью он предполагал воспользоваться предстоявшим крестовым походом, в котором должно было участвовать рыцарство Франции, Фландрии и Ломбардии. Филипп направил беглеца к маркграфу Бонифацию Монферратскому, одному из наиболее блестящих государей того времени. Этот храбрец был один из пяти сыновей маркграфа Монферратского Вильгельма Старого в Северной Италии и пережил всех прочих братьев. Братья Бонифация ознаменовали себя подвигами на Востоке: старший, Гульельмо Лунгаспада, в 1175 г. отправился в Иерусалим, вступил здесь в брак с Сибиллой, сестрой и наследницей короля Балдуина IV, и был близок к тому, чтобы занять престол, но умер в 1177 г.; его-то сын и сделался впоследствии королем Балдуином IV Второй брат Бонифация, Райнер Монферрат, уже в 1179 г. достиг в Константинополе блестящего положения; в качестве супруга принцессы Марии, дочери императора Мануила, он был сделан цезарем и даже королем фессалоникийским; однако же и сам он, и его жена пали жертвами кровавой революции, которая возвела Андроника на императорский престол. Третий Монферрат, Конрад, тоже немало прославился, сначала в Константинополе, а затем в Сирии; он женился на Изабелле, сестре Сибиллы, через это приобрел права на королевский иерусалимский венец, но был умерщвлен. Таким образом, Бонифаций, последний из сыновей Вильгельма Старого, оставшийся в живых, через свою родню был поставлен в тесное соприкосновение с Византией и Востоком. Состоя в дружбе и даже родстве с Гогенштауфенами, Бонифаций в 1194 г. сражался в Сицилии за императора Генриха VI. Слава о нем гремела в Италии настолько же, как и во Франции. По внезапной кончине Теобальда III, графа Шампанского, Бонифаций был избран на его место предводителем крестоносцев, собравшихся в Венеции.

Папа Иннокентий III вызвал к жизни этот поход, который по преимуществу и получил наименование Латинского. В нем приняли участие могущественные вассалы и рыцари, по происхождению французы, бельгийцы, было между ними и несколько немцев; в числе их мы находим молодого графа Балдуина Фландрского, маршала Шампаньи Готфрида де-Вилльгардуена, графа Гуго де Сен-Поль, Людовика де Блоа, Пьера де Брашёйль, Коно де Бетюн, обоих братьев де Шамплитт, не говоря о прочей знати. Крестоносцы должны были направиться, согласно предначертаниям военачальников и папы, в Египет, представлявшийся ключом для дальнейшего завоевания Сирии, но венецианцы под предводительством своего великого дожа, присоединившись к крестоносцам, всеми мерами постарались отклонить войско паломников от похода в принильские страны, с которыми сами венецианцы поддерживали выгодные торговые сношения благодаря покровительству тамошнего султана Малек-Аделя.

Тут соединился целый ряд обстоятельств, которые и отняли у крестового похода христианский характер. На глазах удивленного папы этот поход из священного предприятия превратился едва ли не в самое суетное из когда-либо происходивших на миру. Девяностолетний старец Энрико Дандоло, сделавшийся с 1192 года дожем Венеции, оказался главным заводчиком этой удивительной драмы. Если Дандоло могло побуждать коварное слепое стремление к тому, чтобы отомстить за унижение, которому сам он некогда подвергся в качестве венецианского посла при дворе Мануила, то еще более могучим рычагом для коварных действий венецианцев послужило убеждение в том, что низложение Алексея III, решительно враждебного венецианцам и благоволившего к пизан-цам, и восстановление династии, ниспровергнутой Алексеем III, повлекут за собой неисчислимые для республики выгоды. Могущественный город, раскинувшийся на лагунах, не только совлек с себя прежние узы подданства, но расторг даже дружеские связи с Византией и всецело предался интересам Запада; впрочем, в союзе с этим последним Венеция преследовала собственную государственную идею.

Дандоло склонил и маркграфа Бонифация на свой сокровенный замысел, который сводился к тому, чтобы направить крестовый поход вместо Египта и Сирии на Константинополь. Согласно новому договору с крестоносцами, которые не смогли собрать полностью суммы для уплаты Венеции за подряженные для перевозки войска суда, дож направил могущественную флотилию в октябре 1202 г. прежде всего против состоявшего тогда под венгерским владычеством города Цары с той целью, чтобы завоевать город для республики. Совершилось это вопреки нарочитому воспрещению папы чинить нападения на христианские страны. Войско паломников зазимовало в Царе, и сюда-то явились послы от германского императора и принца Алексея. Они имели совершенно определенное поручение хлопотать о том, чтобы крестоносцы со своим флотом отправились в Константинополь, свергли там похитителя престола и восстановили правомерного императора; за это императором сулились значительные компенсации и даже подчинение греческой церкви папской власти. Таким образом, несмотря на протест со стороны некоторых более совестливых и влиятельных крестоносцев, порешено было идти походом на Константинополь. Принц Алексей, прибыв самолично в Цару, подтвердил договор, и это-то соглашение, возлагавшее на императора невыполнимые обязательства, обусловило самое падение Византийского царства.

Флотилия паломников 24 мая 1208 г. пустилась из Корфу в открытое море, обогнула Пелопоннес и после стоянки в Эвбее появилась в виду Константинополя, у Св. Стефана, 23 июня. Столица подверглась штурму, Алексей III бежал оттуда, а греки сами восстановили 18 июля на престоле опять слепого Исаака. Затем франки привели императору-отцу его сына, и 1 августа этот последний был венчан соправителем отца под именем Алексея VI. Таким образом, низложенная династия была окончательно восстановлена, и условия договора с крестоносцами, подтвержденные Исааком Ангелом, подлежали теперь выполнению, что в действительности оказывалось совершенно невозможным.

Разлад между крестоносцами и обоими императорами, возобновление борьбы из-за обладания Константинополем, ожесточенные народные восстания, дворцовый переворот, благодаря которому Мурцуфлос в январе 1204 г. завладел престолом и принял имя Алексея V, тогда как император Исаак умер, а сын его был брошен в заточение и умерщвлен -- все эти события быстро следовали одно за другим и вызвали у разъяренных до бешенства франков решение завоевать ненавистную Византию в свою пользу. Заключенный между ними и законными императорами -- ими же посаженными на престол -- договор упразднялся за невыполнением условий, принятых на себя императорами; в том случае, если бы Константинополь был предоставлен на волю судеб, войску крестоносцев, численно умалившемуся, предстояло либо продолжать дальнейший путь в Сирию без средств и безо всякой поддержки со стороны греков, либо вернуться вспять со срамом и позором. Железная логика фактов налегла на крестоносцев; дож воспользовался благоприятной минутой и в марте вступил с предводителями крестоносцев в соглашение относительно дележа империи, подлежавшей завоеванию, и относительно провозглашения нового императора из среды латинцев. Затем 9 апреля при-ступлено было к осаде города; вслед за побегом Мурцуфлоса, никогда доселе не видевшая еще в своих стенах иноземных победителей, властительница морей и трех частей света была 12 и 18 апреля 1204 г. взята штурмом несколькими тысячами венецианцев, французов, ломбардцев и немцев и подверглась сожжению, грабежу и иным не имеющим названия ужасам.

Завоевание Константинополя было одним из отважнейших воинских подвигов, когда-либо занесенных на страницы истории. Это событие огромной важности, и все, что отсюда последовало, являлось в глазах удивленного Запада высшею степенью рыцарской славы «с той самой поры, как создан был мир». Люди данной эпохи совершенно были правы в подобной оценке свершившихся событий. Они руководствовались и иным нравственным законом, и иными правовыми воззрениями на международные отношения, нежели мы. Ныне же властвующая над нами философия заставляет нас взирать на доблестный подвиг франков как на одно из грубейших нарушений, каким когда-либо подвергалось международное право. Денежная сила Венеции соединилась вместе с воинской жестокостью и жаждой приключений, присущими странствующим рыцарям Европы, чтобы нанести гибельный удар старейшему из христианских государств. За спиной жаждавшего славы героя притаился купец, падкий до барышей, и он-то и извлек из завоевания наибольшие выгоды. Единственная разумная мысль, какая может обосновать латинский поход, сводится к величественному замыслу Венеции оплести греческое Средиземное море целой сетью своих факторий и прибрать к своим рукам монополию мировой торговли. А там уж и папа, которого дож, однако же, перехитрил своей государственной мудростью, в свою очередь поспешил воспользоваться свершившимся фактом и воспринять Византию в систему своего духовного владычества, обнимавшего вселенную. Иннокентий III нарочито воспретил крестоносцам нападать на христианские земли и в особенности на страны, входившие в состав греческого царства, и даже отлучил от церкви ослушников, завоевавших Цару. Но совестливые религиозные сомнения, которые поначалу беспокоили этого великого папу, оказались, однако же, недостаточно сильными; впрочем, едва ли они могли и иметь какое-либо решающее значение в ту пору, когда в полной мере действовал героический принцип, гласивший, что мир по праву принадлежит тем, кто может его завоевать мечом. Даже разбойничьи набеги пиратов, вторгавшихся в чужеземные пределы, казались в ту пору столь же мало зазорными, как во времена гомеровского Одиссея, а насильственное завладение, учиняемое правомерными государями или рыцарями, в глазах общества возводилось на степень героического деяния, если при этом проявлялись доблести.

Благодаря чисто политической цели, оказавшейся в задании латинского Крестового похода, он стал в резкое противоречие с мистическими идеалами воинственных паломничеств. Непредвиденная развязка похода, правда, испугала natiy, но его вскоре должно было успокоить то соображение, что удивительное стечение обстоятельств обусловило для него возможность объединить Восток и Запад заново в одно великое христианское государство. Таким образом, Иннокентий сделался сначала негодующим попустителем, а затем могущественным союзником и соучастником константинопольских завоевателей, а эти последние явились как бы орудием возвышенной отвлеченной идеи, ибо для папства во всем этом деле на первый план выступило подавление греческого раскола, или, вернее, единственной великой национальной церкви, которая сколько-нибудь обуздывала духовное властвование Рима. Теперь, раз греческая церковь была бы подавлена, то -- так казалось тогда -- и сами вековые мечтания пап должны были сделаться действительностью.

Приведя к падению столицу, франки нисколько не смутились перед чудовищной претензией отнестись к греческому царству как к своей законной добыче. Вместо того чтобы поставить в Константинополе новую национальную династию и вступить с ней в возможно более выгодные договоры, они провозгласили греческое царство -- «terra di conquista», так же, как мы ныне взираем на Африку. 9 мая 1204 г. по воле властного дожа франкские избиратели провозгласили захудалого графа Балдуина императором Ро-мании и вслед затем короновали его в Софийской церкви. Являясь представителями трех разных начал -- Германской империи, Венеции и крестоносного войска, военачальники поделили между собой греческие провинции в Азии и Европе сначала на бумаге и именно на основании соглашения, воспоследовавшего еще в марте месяце. Эгоистические побуждения государей и народов всегда вызывали в судьбах мира разительные политические изменения, и история государств знаменует гораздо нагляднее длинное сцепление активных злодеяний и насилий, чем преемственность творческих добродетелей. Истину этого положения подтверждает рост всех государств, которые когда-либо достигали могущества. Мы впали бы лишь в лицемерие, если бы вздумали дележ царства Комненов между франками объяснять грубостью нравов эпохи, -- ведь недалеко от нас и то время, когда в пору философского просвещения при Фридрихе Великом безнаказанно совершилось подобное же злодеяние. Разве количественные отношения в обоих этих случаях были неодинаковы: в начале XIII столетия шайкой отважных искателей приключений, украсивших себе грудь святым знамением Спасителя, поделено было не маленькое государство, но величайшее по тому времени и знаменитейшее в мире царство. Насильственное низвержение франками развратившейся династии властителей, конечно, находит себе объяснение и оправдание в причинах, непосредственно вызвавших это событие, а отважный подвиг франков превратился в преступление сначала благодаря варварскому опустошению столицы, а затем благодаря порабощению и дележу греческого государственного организма. Но даже и в этом отношении приговор потомства значительно смягчился бы, если бы на развалинах разрушенного франками эти последние проявили способность создать новое живучее государство и ознаменовали этим новое преуспеяние в культуре человечества.

Четверть государства, а именно Константинополь, Фракия и несколько островов достались в удел новоизбранному императору; а остальные три четверти поделены были между Венецией и войском паломников. Республика св. Марка обеспечила за собой сохранение всех торговых привилегий, которые ей некогда даровали византийские императоры в золотых буллах, в том числе и права владения важнейшими портами, побережьями и островами. Дож -- этот истинный кесарь по сравнению с бессильным императором, остававшимся не более как primus inter pares, оказался теперь властителем над четвертью и восьмой частью всего совокупного Романского царства.

Греческая Азия и остров Крит были предоставлены сопернику Балдуина, явившемуся за венцом Константина маркграфу Бонифацию, которому, впрочем, этот удел был пожалован еще юным Алексеем по особой грамоте. Женившись на Маргарите Венгерской, красавице-вдове императора Исаака Ангела, Бонифаций, однако же, не прочь был на Балканском полуострове отмежевать себе царство, и более удобно расположенное и более огражденное от всяких случайностей. Бонифаций добивался у императора Балдуина уступки Фессалоник, в чем тот ему поначалу отказывал, правильно оценивая обстоятельства. Война между ним и негодующим маркграфом грозила в самом корне разрушением нарождавшейся франкской империи, но великий дож и другие бароны склонили Балдуина на уступки, и он отказался от прав на Фессалони-ки. Бонифаций уступал Балдуину Малую Азию, а в обмен получал от императора в качестве ленного королевства главный город Иллирийской диоцезии вместе с Македонской и Фессалий-ской областями и с Древней Грецией, подлежавшею еще завоеванию. Уже само по себе это возвышение на степень государства Фессалоник, связанных с латинской Византией весьма слабыми узами, являлось сущей погибелью для франкской империи. Таким образом не только призвана была к жизни национальная единица ломбардцев, которая тотчас же стала обособляться, но в то же время прервана была связь между латино-византийской империей, Элладой и Пелопоннесом.

Постаралась же об ослаблении империи крестоносцев все та же Венецианская республика -- она же и водворила Бонифация в Фессалониках и заставила его уступить в пользу Венеции остров Крит, в котором нуждалась ради владычества над морями.

2. Итак, в Византии возникло латинское феодальное государство. Само происхождение наложило на него печать столько же авантюризма, сколько злодейства. Если плачевное существование этого государства в течение короткого времени -- немногим более пятидесяти лет -- и представляется каким-то сном в летнюю ночь и скоропреходящим эпизодом в истории романского феодального дворянства на классической почве Востока, то влияния его сказывались еще долгое время роковым образом. Ни государственная мудрость, ни блеск воинских успехов, отличавшие иных из вождей латинского крестового похода, не могут ввести нас в искушение сопричислить разных Дандоло, Балдуинов, Бонифациев Монфер-ратских и Вилльгардуенов -- хотя они и были по своему времени доблестными деятелями -- к сонму истых героев человечества; напротив того, сначала слепая случайность, а затем логика фактов сделала латинян разрушителями культурного государства, которое являлось единственным живым преемником греческих и римских преданий в христианском их видоизменении. Поэтому по отношению к прежней Восточной империи латинские завоеватели едва ли могут занимать место более почтенное, чем усвоенное в свое время за Аларихом, Аттилой и Гензерихом по отношению к Западно-римской империи. Искусное государственное устройство, римское право, разрабатывавшееся дальновидными императорами, глубоко укоренившееся могущество законов, почтенная древность и образованность церкви, значительный капитал знаний по всем отраслям, а равно преуспеяние искусства и промышленности, благосостояние городов, все еще процветавших, и естественные источники богатств, какие еще давала сама страна, все это обеспечивало за Римской империей первенствующее место среди остальных государств тогдашнего мира.

Если принять в соображение низкую ступень, на которой вообще в 1204 г., в отношении экономического развития, образованности и свободы, стояли государство, общество и церковь на Западе, едва ли представлялись основания приговаривать империю Комненов к погибели. Развращение правительства при Ангелах достигло, правда, таких пределов, что вдумчивые государственные люди в него изверились. Но та же империя неоднократно переходила через подобные же кризисы и тем не менее сумела и при Исаврийской, и при Македонской династиях, и при Комненах оправляться и возрождаться к новой жизни. Если бы даже роль Восточной империи сведена была к тому, чтобы служить Западу предохранительной стеной и оплотом от народных волн, набегавших из Сарматии, 7 урана и азиатских плоскогорий, то и в этом случае поддержание империи в неприкосновенности являлось для Европы прямым долгом. Если средняя полоса нашей части света не заселена скифами, или Италия не поглощена сарацинами, если германский император мог собирать сеймы в Франкфурте, Реген-сбурге и Майнце, а папа -- соборы в Латеране, -- то всему этому они в значительной степени обязаны были существованию греческой империи. Несравненная жизненная энергия поддерживала этот государственный организм, составленный на манер мозаики, вопреки бесчисленным дворцовым революциям, сменам династий, отсутствию установленного по закону права престолонаследия, колебаниям между императорской тиранией и олигархией знати, захвату богатейших провинций арабами, турками и славянами и непрестанной борьбе с помощью оружия, денег и дипломатического искусства против многочисленных народов, жаждавших захватить мировую столицу, Константинополь, -- более продолжительного и героического подвижничества со стороны какого-либо государства история и не знает вовсе.

Страницы: 1, 2



Реклама
В соцсетях
рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать