Общественно-политические идеалы Щербатова наиболее полно выражены в его «Путешествии в землю Офирскую». Это произведение -- не что иное, как утопический роман, изображе-ние идеальной, несуществующей страны, куда попадает после кораблекрушения шведский офицер. Но эта вымышленная страна является лишь преобразованной согласно с идеалами Щербатова дворянской, крепостнической Россией. В «земле Офирской» население разделено на замкнутые сословия, где большинство людей -- рабы, находящиеся в полной зависимо-сти от «сословия благородных». «Благородные» пользуются ис-ключительным правом владения землей и крестьянами, зани-мают все посты в учреждениях и армии. Система военных по-селений освобождает страну от рекрутчины, создает постоянную армию и обеспечивает быстрое подавление «внутреннего бес-покойства». Во главе управления стоят «вышнее правительст-во» и «совет вельмож» из представителей замкнутой касты ари-стократов, наделенных огромными привилегиями. Монарх на-ходится под их постоянным контролем и не имеет права самостоятельно решать ни одного вопроса.
«Философ на тоне» и его окружение
И
деологи правящей группы дворянства понимали, что в новых условиях необхо-димы и новые приемы сохранения само-державно-крепостнического строя. Они отказывались от харак-терной для Щербатова апологетики крепостничества и ряди-лись в одежды последователей и учеников французских про-светителей. Но они извращали просветительские теории, выхо-лащивали их антифеодальную направленность и использовали их для целей, диаметрально противоположных тем, которые ставили Вольтер, Дидро и Руссо.
Екатерина II заявляла, что «Дух законов» Монтескье стал ее настольной книгой, из которой она переносила целые страни-цы в свой Наказ. Вскоре после дворцового переворота 1762 г. императрица звала Дидро приехать в Петербург для заверше-ния публикации «Энциклопедии», изданию которой во Франции препятствовало королевское правительство. Несколько позже она приглашала д'Аламбера поселиться в России и взять на себя воспитание ее сына, наследника престола Павла. Начиная с 1763 г. Екатерина ведет оживленную переписку с Вольтером, в которой именует его своим «учителем». Гримм становится ее доверенным лицом. Императрица советуется с просветителями относительно ведения государственных дел, посылает им доро-гие меха и коллекции золотых монет, оказывает денежную по-мощь. Французские просветители провозглашают ее «северной Семирамидой», воспевают ее «просвещенный» ум и создают вокруг нее нужную ей рекламу.
Но выдавая себя за сторонницу идей Просвещения, Екате-рина II привлекала их для обоснования целесообразности самодержавно-крепостнических порядков. Она утверждала в Наказе, что самодержавие является лучшей и единственно возможной формой правления, так как «всякое другое правление не только было бы в России вредно, но и вконец разорительно». Цель самодержавия -- внедрение в подданных «разума вольности», направление их действий «к получению самого большого ото всех добра», охранение «безопасности каждого гражданина» и подчинение всех одним законам.
«Мудрец на троне» знал, что говорил и делал. Под «вольно-стью» понималось позволение делать только то, что разрешали законы, а они закрепляли всевластие дворян и полное бесправие крестьян. Последним оставалось утешаться тем, что «рабы и слуги существуют от сотворения мира» и это «богу отнюдь не противно», что они должны своих господ, и притом не только добрых, «но и не нравящихся им, любить и почитать», повино-ваться им «от всего сердца», все их приказания и повинности «охотно, верно и в надлежащее время исправлять» «Наказ Екатерины II». СПб., 1907, « 11, 13, 15, 16, 32-35..
Общественно-политические взгляды Екатерины отличались от щербатовских не столько целями и содержанием, сколько тактикой и формами защиты крепостничества, своей мнимо-просветительской оболочкой. Но и это различие сохранялось лишь в первое десятилетие ее царствования.
После Крестьянской войны, революций в Америке и Фран-ции взгляды императрицы Екатерины постепенно сближаются с идеями Щербатова. Единственно, что их по-прежнему разде-ляет,-- это вопрос о размерах власти монарха, о месте аристо-кратии в государстве.
По примеру царицы ее приближенные, многие представите-ли дворянской интеллигенции, владельцы тысяч «душ», вступа-ли в переписку с французскими просветителями, величая себя «усердными почитателями» и «верными последователями» их учения. Граф А. П. Шувалов прославился в Европе своими дру-жескими связями с энциклопедистами; они называли его «се-верным меценатом», а Вольтер посвятил ему свою трагедию «Олимпия». Не меньшей известностью у энциклопедистов поль-зовался князь Д. А. Голицын, на средства которого в Гааге пе-чаталось первое издание запрещенного во Франции сочинения Гельвеция «О человеке». Во дворце читались, переводились и обсуждались сочинения Монтескье, Вольтера, Руссо. Ради приятного препровождения времени придворная знать сообща переводила последнее произведение Мармонтеля «Велизарий», вызвавшее во Франции резкие нападки со стороны королевской власти. Наиболее политически заостренная девятая глава этого сочинения, посвященная монархам, была переведена самой им-ператрицей.
Отдельные дворяне в условиях начавшегося разложения феодального строя ставили вопрос о некоторых социальных ре-формах. Граф Н. И. Панин высказывался против «ничем не ограниченной помещичьей власти», сенатор И. П. Елагин рато-вал за предоставление крестьянам земли в потомственное поль-зование, князь Д. А. Голицын рекомендовал передать крепост-ным право собственности на имущество, считая, что это «может только принесть пользу и существенные выгоды госу-дарству».
Однако в умах большинства помещиков идеи Просвещения приобретали черты, более соответствующие их крепостнической идеологии. Князь М. М. Щербатов, изучая «Естественную по-литику» Гольбаха, брал из нее только то, что могло служить для обоснования необходимости олигархического строя. Защи-щая преимущества феодально-крепостнических порядков, он ссылался на Монтескье, который, по его мнению, «связи между помещиками и их подданными [в России] похвалял». Генерал И. Н. Болтин привлекал Руссо, чтобы доказать несвоевремен-ность изменения этих порядков. Перефразируя высказывания великого философа-демократа, он писал, что «прежде должно учинить свободными души рабов, а потом уже тела». Искажение взглядов Руссо особенно ярко выразилось в педагогической теории И. И. Бецкого, выдвинутой им взамен общеобразователь-ной системы Ломоносова.
В последней трети XVIII в. реакционные настроения в дво-рянских кругах значительно усилились. Когда осенью 1773 г., отвечая на давно полученное приглашение, Дидро, наконец, приехал в Петербург, он нашел «северную Семирамиду» в пылу борьбы с народным движением под водительством Пугачева. Ему не нужно было много времени, чтобы убедиться в несвое-временности своего визита. После ряда встреч с Екатериной II редактор «Энциклопедии» пришел к выводу, что «глаза фило-софа и глаза самодержца видят вещи по-разному». Начатые им переговоры с уполномоченным императрицы И. И. Бецким от-носительно переиздания «Энциклопедии» в Петербурге скоро зашли в тупик из-за двойной игры Бецкого, которого философ охарактеризовал «нерешительным сфинксом». Для безмятеж-ного увлечения русских дворян буржуазными философами вре-мя прошло.
Вслед за правящими кругами и значительная часть дворян-ской интеллигенции в страхе отошла от учения французских просветителей и обрушилась на него с беспощадной критикой. И. П. Елагин, участвовавший в свое время в философских развлечениях императрицы, говорил теперь, что только «благодать божия... не попустила... ни Вольтерову писанию, ни прочих так называемых новых философов и энциклопедистов сочинениям вовсе преобратить мою душу проповеданиями их».
4 Передовая общественная мысль в России. Формирование русского просветительства
Общественно-политические взгляды М. В. Ломоносова
П
редставителем передовой русской общественной мысли, выхо-дившей за рамки официальной дворянской идеологии, был М. В. Ломоносов, показавший своей многогранной деятельностью, какие творческие возможности народа скованы крепо-стничеством. Он выступал за ускорение экономического развития России, желая, чтобы она встала вро-вень с передовыми странами Европы. Пути для этого он видел в более полном использовании природных ресурсов, в развитии крупной промышленности, основанной на применении достиже-ний науки и техники, в росте населения, в облегчении повинно-стей и рекрутчины.
До нас дошло далеко не все литературное наследие Ломоно-сова, и о его общественно-политических взглядах мы вынуждены судить по его одам, «словам», письмам. «Слова» произноси-лись на торжественных заседаниях Академии в присутствии двора и предварительно просматривались президентом и акаде-мической канцелярией, а оды и письма были обращены к импе-раторам и их окружению. В безо-бидном по названию стихотворном послании И. И. Шувалову «О пользе стекла» Ломоносов не только создает подлинный гимн в честь науки, но и рисует потрясающую картину рабского труда и бесчинств колонизаторов в Америке. Эта картина не могла не напомнить русскую крепостническую действитель-ность, тем более, что слова «раб» и «крепостной» употребля-лись тогда как синонимы.
Ломоносов настойчиво требовал, чтобы положение человека определялось не титулом, не заслугами предков, а его собствен-ными делами. Нужна была поморская «упрямка славная» и большое презрение к «персонам высокородным», чтобы в пись-мах к всесильному фавориту Елизаветы заявлять, что не наме-рен быть шутом не только у вельмож, но и у самого бога.
На взгляды Ломоносова оказали влияние теория «просве-щенного абсолютизма» и мужицкая вера «в хорошего царя». Не понимая, что самодержавие превратилось в реакционную силу, он возлагал надежды на реформы сверху.
Буржуазная направленность взглядов Ломоносова отчетливо выступила в вопросах просвещения, которому он, как и все про-светители, придавал решающее значение. В области образова-ния Ломоносов выдвигал буржуазный принцип бессословной школы и требование обучения крестьян. «В университете тот студент почтеннее, кто больше знает. А чей он сын, в том нет нужды»,-- смело утверждал он и добился того, что первый в России университет стал бессословным учебным заведением, рассчитанным на «генеральное обучение» разночинцев. Препо-давание в университете на русском языке вместо латинского также было продиктовано стремлением разрушить сословную школу и сделать образование более доступным народу.
Ломоносов требовал запрещения всякого вмешательства церкви в дела науки и просвещения. Московский университет, в отличие от всех университетов мира, по его настоянию, не имел богословского факультета.
Взгляды Ломоносова складывались на рубеже двух этапов в истории русской общественно-политической мысли. Отсюда их внутренняя противоречивость. Непонимание органической свя-зи между самодержавием, крепостничеством и отсталостью страны, объясняющее отсутствие прямых высказываний против феодальных порядков, идеализация Петра I и его преобразова-ний сближали Ломоносова с Татищевым, Кантемиром, Прокоповичем, Посошковым. В то же время буржуазная, антидворян-ская направленность деятельности Ломоносова пробивала доро-гу рождавшемуся русскому просветительству и способствовала формированию антикрепостнического направления обществен-но-политической мысли.
Критика крепостничества
П
рошло всего несколько лет после смерти Ломоносова, как представители этого нового направления выступили с открытой кри-тикой крепостничества.
Солдатский сын, питомец Академии, продолживший образо-вание за границей, Алексей Яковлевич Поленов (1749-- 1816 гг.) в работе «О крепостном состоянии крестьян в России», представленной на конкурс Вольного экономического общества, исходил из общих положений французских просветителей. Кре-постнической теории об извечном существовании рабства он противопоставлял положение о том, что свободные крестьяне были насильственно превращены в крепостных. Невозможно поверить, писал Поленов, чтобы свободные люди добровольно «предпочли рабское состояние благородной вольности и тем вечно себя посрамили, а потомство свое сделали несчастли-вым». Крестьяне, от которых зависит «наша жизнь, наша безо-пасность и наши выгоды... лишились всех почти приличных человеку качеств». У них отняли право собственности и заста-вили работать на других, их продают «и больше жалеют скот, нежели людей», производя «человеческою кровию бесчестный торг» «Археографический ежегодник» за 1958 г., стр. 413, 416, 419, 420, 428..
Крепостного крестьянина Поленов сравнивал с свободным тружеником, который сам распоряжается плодами своего труда, работает усердно, расширяет свое хозяйство, хорошо одевается и питается, создает семью, производит товары для продажи, обогащается сам и обогащает государство.
Как и французские просветители, Поленов утверждал, что крепостничество приведет страну к гибели, доведенный до от-чаяния крепостной крестьянин выступит с решительным про-тестом.
Первым критиком крепостничества в Лифляндии был Иоганн-Георг Эйзен (1717--1779 гг.) -- пастор в приходе Торма, а позже профессор экономии в елгавской Петровской академии Курляндского герцогства. Эйзен написал на немецком языке обширную работу, в которой доказывал, что барщинный труд не только непродуктивен, но задерживает развитие земледелия, промышленности, торговли и городов. Эйзен предлагал отменить крепостничество и отдать крестьянам в собственность их зе-мельные наделы. Он познакомил со своим проектом придворное окружение Петра III и Екатерины II. Императрица в 1764 г. разрешила Эйзену опубликовать в Петербурге на немецком язы-ке часть труда. Эйзен принял участие в конкурсе, объявленном Вольным экономическим обществом, на тему о праве крестьян на собственность, но его радикальные взгляды не встретили поддержки. В ряде своих работ Эйзен продолжал разрабатывать вопрос об отмене крепостничества в Лифляндии. Однако его надежды на реформы сверху не сбылись.
Под влиянием французской буржуазной революции конца XVIII в. в Прибалтике появились еще более радикальные со-чинения. Весьма прогрессивными воззрениями отличался валкский, позднее елгавский адвокат Людвиг Кенеман. В 1790 г. он написал труд «Соображения, достойные внимания». После безуспешных попыток опубликовать его он вместе со своими сторонниками стал распространять это произведение в руко-писных списках.
Кенеман был приверженцем Руссо и Марата. Он резко кри-тиковал французскую «Декларацию прав человека и граждани-на» 1789 г., возмущаясь тем, что во Франции горсточка зажи-точных людей захватила власть и выдает себя за всю нацию, отстранив 19,5 млн. французов только за то, что они не имеют собственности. Кенеман критиковал также буржуазное понятие свободы отмечая, что пока существует имущественное неравен-ство, «естественной свободы» не будет. Под «естественной сво-бодой» Кенеман понимал право каждого человека быть сытым, одетым и не нуждаться.
Крестьянский вопрос в Уложенной комиссии
Р
езкая критика помещичьего произвола, протесты против захвата земель и закрепощения государственных крестьян, про-тив несправедливостей в судебных и административных учреж-дениях раздавались и на заседаниях Уложенной комиссии. Вы-ступления дворянских депутатов Г. С. Коробьина, Я. П. Козельского, крестьянских депутатов И. Чупрова, И. Жеребцова, каза-ка А. Алейникова и др. были актами большого гражданского му-жества, ибо их оппонентами были генералы, князья и сенаторы. Императрица меньше всего была склонна допускать обсужде-ние положения крестьян и крепостного права на заседаниях комиссии. Во главе ее она поставила князя А. А. Вяземского и А. И. Бибикова, незадолго до этого жестоко расправившихся с волновавшимися помещичьими и приписными крестьянами. Оба они не остановились бы перед тем, чтобы заставить наиболее «непослушных» депутатов сложить с себя депутатские полно-мочия.
В выступлениях депутатов, осуждавших крепостничество, проводилась мысль о том, что «невольническое рабство» являет-ся несчастьем для крестьян, что на Украине оно «привело бед-ный малороссийский народ почти в крайнее угнетение и разоре-ние» и принесло ему «крайнее отягощение, нестерпимые налоги и озлобление». Побеги крестьян, по их мнению, вызывались не ленью, склонностью к пьянству и другими пороками, как утвер-ждали крепостники, а действиями помещиков, которые «неснос-ны земледельцам, вредны всем членам общества и государству пагубны». На обвинения крестьян в «пьянстве, лености и мо-товстве» Козельский ответил, что крестьянин «разумеет и впе-ред знает, что все, что бы ни было у него, то говорят, что не его, а помещиково». Самый трудолюбивый человек «сделается нера-дивым во всегдашнем насилии и не имея ничего собственного» Я. П. Козельский. Философические предположения…, СПб., 1768, стр. 90-91.. Ликвидировать побеги можно не жестокими наказаниями кре-стьян, а работой «вольной и не томной». По мнению Козельского, повинности не должны превышать двух дней в неделю, а Поленов утверждал, что для выполнения крестьянами повин-ностей на землевладельцев вполне достаточно и одного дня. Управление крестьянами надлежало передать их собственным выборным.
