Соратники Ядринцева по областническому движению отмечали, что он был преданным другом и единомышленником. «Время проведённое с ним в Петербурге, потом в Омске, Томске и, наконец, в тюрьме совершенно сблизили меня с эти человеком, сделали его моим ближайшим другом и единомышленником и не оставили во мне ни капли сомнения, что он не изменит нашему делу: если я погибну в тюрьме, он на своих плечах вынесет задачу» Там же. С. 64., заключал в дальнейшем Григорий Ннколаевич. Он издавал газету, которая была первым бесцензурным словом для Сибири - он сделался вождём своей области, петербургская интеллигенция отнеслась к нему сочувственно Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1979. Т. 7.С. 140.. В качестве редактора «Восточного обозрения» Николаю Михайловичу приходилось часто переживать горькие минуты. Помимо плохого материального положения газеты, заставлявшего издателя, ему много раз приходилось считаться с цензурными условиями. «Горячий сибирский патриот, он также верил в великое будущее своей родины, как Дон-Кихот в возрождение рыцарства» Белоконский И. П. Из книги «Дань времён» // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1980. Т. 5. С. 390., - так отзывался о нём И. П. Белоконский.
Мемуарное наследие современников позволяет выделить разные ипостаси образа Н.М. Ядринцева.
1. Из социальных ролей лидера Ядринцева чаще всего упоминаются те роли, которые были связаны с его общественной деятельностью: общественный деятель, областной писатель, литератор и публицист. Вновь сошлемся на воспоминания Г.Н. Потанина: «Ядринцеву идёт образ областного писателя. Чувство к родине испытывал он, как чувство какого-то долга перед обездоленной окраиной». Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1979. Т. 7. С. 45. Потанин также упоминал о том, что
Ядринцев осознавал, что стоит на «славном посту». Он знал хорошо, что в Сибири нет другого такого друга, как он, нет другого человека, который бы так глубоко, как он, страдал, когда наносилось оскорбление его родине Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1979. Т. 7.С. 46.. В определенной степени типична для сибиряков-современников оценка, данная Потаниным деятельности Ядринцева как областника: «Он все свои силы хотел применить на изменение тяжелых условий, в которых его родина живёт. Он видел её отсталость и хотел уравнять её с остальными областями России. Он думал, что, потрудившись для Сибири, добившись для неё равных прав на культуру, он тем самым окажет услугу и всему человечеству». Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1979. Т. 7. С. 60.
В тех же воспоминаниях встречаем оценку Ядринцева-журналиста: «Ядринцев был создан журналистом, он быстро ориентировался в направлениях и событиях и работал необыкновенно легко и много. День проводил в беготне и сношениях с людьми, забегал в редакции, сновал по канцеляриям, а работал преимущественно по ночам. Фельетон зарождался у него мгновенно и за один присест выкладывался на бумагу. Случалось иногда, что перед самым выходом газеты к нему бегут из типографии с известием, что цензор зачеркнул статью и опроставшееся место нечем наполнить: нет ли готовой статьи? Сначала несколько минут смущения - никакой готовой статьи в портфеле редактора нет - потом оживление в глазах от пришедшей идеи, и Николай Михайлович пишет в типографию с посыльным успокоительную депешу и просит обождать полчаса, проходит полчаса, и от Николая Михайловича в типографию несут фельетон, сюжет которого был взят из разговора, прерванного посыльным из типографии» Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1979. Т. 7. С. 338..
С оценками Потанина перекликается оценочное суждение С. П. Швецова: «Для меня в то время Н.М. Ядринцев был не только известный публицист, талантливый журналист и едкий, остроумный фельетонист, но и один из крупнейших общественных деятелей Сибири (к которой я тогда уже крепко привязался сердцем), с хорошим прошлым, ее испытанный пламенный борец, один из ее признанных вождей, наиболее яркий и блестящий. Поэтому каждая мелочь, сама по себе, может быть, и совершенно ничтожная, останавливала на себе внимание, какого по отношению кого-нибудь другого ничто и не возбуждало бы» Швецов С.П. Тени прошлого. // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1980. Т. 5. С. 382.. Итак, известные нам мемуары на первый план в образе Ядринцева выдвигают его общественную деятельность на благо Сибири в качестве публициста, организатора сибирской газеты, исследователя региона. Не случайно Г.Н. Потанин о нем писал: «Чем только он не был для своей Сибири! Он был и издатель, публицист, и статистик, и фельетонист, и рассказчик, и сатирик, и этнограф, и археолог… Всю свою жизнь посвятил служению этой русской области и течение целого тридцатилетия был почти единственным сибирским публицистом, в котором в нём почти одном выразилась умственная жизнь, воплотилась вся общественная жизнь Сибири» Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1980. Т. 5. С. 335.. Для современников фамилия Ядринцева стала одним из символов Сибири. «Он являлся культурным деятелем, слившимся прочно с интересами сибирской жизни», - писал о нем Д.М. Головачев Головачёв Д.М. Воспоминание о друге молодёжи // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1980. Т. 5. С. 340..
2. Судя по мемуарам современников, в частной жизни Ядринцев был верный друг и нежный отец. Потанин подчёркивал: «Впоследствии, когда он сделался издателем, я был обязан ему неоднократно тем, что, благодаря его статьям, мои экспедиции получали такие денежные пособия от богатых сибиряков, какие редко давались частными лицами на ученые экспедиции. В молодости, когда друзья Ядринцева были бедны, он делился с ними послед ним, что имел. Он был слишком непоседлив и неугомонен для того чтобы из него вышел ученый; он мог быть журналистом, но не кабинетным ученым; ему недоставало усидчивости, умственной сосредоточенности ровности в характере. По той же причине он не мог быть и педагогом; но он был любящим отцом; он любил играть со своими детьми и доставлять им удовольствие. В разлуке с ними, где-нибудь на границе с Китаем, он не забывал послать им китайских игрушек. Он умел ниспускаться до детских интересов и их понимания. Я припоминаю, как мы однажды поздно вечером возвращались домой с ним и его женой Аделаидой Федоровной по Садовой или по Фонтанке в Петербурге. Шли по тротуару, он нес под мышкой купленный для детей картонный дом; в узком месте пришлось протискиваться между встретившимися рабочими, один рабочий локтем задел за трубу картонного здания и оторвал ее. "Ах, господин, -сказал Николай Михайлович, обращаясь со своей речью скорее к нам, чем к простому человеку, - вы изломали трубу! Как же мы теперь будем топить печку?" Эти слова были сказаны тоном такого искреннего детского огорчения, что прошмыгнувший виновник этого несчастья, вероятно, подумал, что барин помешанный и сам играет кукольными домами» Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1979. Т.7. С.338.. Тяжело перенёс сибирскиё публицист смерть самого близкого человека - Аделаиды Федоровны. Как будто оказалось два Ядринцева. Первый - всецело охваченный мечтою будущем Сибири, забывая о своих личных интересах, человек принадлежавший не себе, а другим, полный надежд на счастливое будущее, на славу для своей отдалённой от культурного мира родины, на благодарность потомства, был весел, остроумен, никогда не унывал, легко переносил все житейские невзгоды, о которых рассказывал с большим юмором, заставлявшим весело смеяться собеседников. И Потанин «горячо любил такого Ядринцева. Он мне представлялся обаятельным воплощением Европы с её безграничными чаяньями на счастливое будущее»Там же С.73.. Другим его сделал Иркутск: он превратился в вялого журналиста, печатающего только из расчёта обеспечить себе существование. Так неоднозначно заявлял Потанин спустя время: «И мне никак не нравился второй Ядринцев. Я придумывал детские планы к реставрации Ядринцева, мечтал - нельзя ли найти другую Аделаиду Фёдоровну, сочинял проекты создания богатого денежного фонда для «Восточного обозрения»». «Человек отдал на службу своей родине всю свою жизнь, жертвуя счастьем своим и семьи. Другой бы на его месте составил бы себе из газетного предприятия хорошее обеспечение до конца жизни, умея входить в компромиссы с житейскими условиями, ловко лавируя между рифами цензуры. Но Ядринцев не ограничивал свою задачу честной проповедью; он хотел служить родной стране образчиком гражданского поведения и поэтому жизнь кончил богемой» Там же. С.74..
Проанализировав воспоминания современников, сообразно поставленной задаче, следует заметить, что по большей части современники ярко и эмоционально описывали личность Николая Михайловича. Его образ конструировался при помощи таких слов-репрезентантов как «энергичный», «живой, общительный», «подвижный человек», который «не мог жить без дела», «имеющий большой умственный багаж», «неутомим, отзывчив и любознателен», это был «гейнквский барабанщик, считавший долгом бить в барабан». Современники считали Ядринцева нравственным образцом и наделяли его исключительно положительными личностными характеристиками. Называя «преданным и верным другом» и «нежным отцом». Однако ключевым моментом для конструирования образа сибирского областника в общественном мнении пореформенной России была его общественная деятельность на благо родной Сибирь, описываемая через следующие номинации: «культурный деятель»; «истинный защитник Сибири»; «руководитель сибирского общественного мнения»; «общественный деятель»; «областной писатель»; «публицист»; «литератор»; «журналист»; «фельетонист»; «статистик»; «издатель»; «археолог»; «этнограф».
Исследовав биографию Н.М. Ядринцева и приняв во внимание отзывы о сибиряке его современников, следует определить, что автообраз Ядринцева был наделён следующими стратегиями поведения: «Я точно знаю своё дело в жизни!», «Работаю над собой!», «Свою мысль доказываю на практике!», «Я живу на благо своего края - Сибири!». Как следствие данного феномена трансляция данных стратегия поведения сибиряка-патриота, восприятие образа Николая Михайловича определялось на уровнях: личностном - «умел создавать вокруг себя оживление», «энергичный», «общительный», «любознательный», «живой», «общительный», «деятельностный», «жизнерадостный»; социальном - «заступник о судьбах Сибири», «патриот», «друг молодёжи», «единомышленник».
ГЛАВА 2. ОБРАЗ Н.М. ЯДРИНЦЕВА В КУЛЬТУРНОЙ ПАМЯТИ РОССИЯН ХХ - НАЧАЛА XXI ВВ.
2.1 Культурная память как исследовательская категория
В современной литературе достаточно разнообразна терминология, связанная с памятью. Можно встретить такие варианты, как «индивидуальная память», «культурная память», «историческая память», «социальная память», «персональная память», «групповая память», «память детства», «память поколения» и др. Встречаются и более экзотические термины: «противопамять», включающая противоречивые друг другу версии или версии «реальности», противоречащие «на самом деле»; «организационная память», связанная с историей учреждений или исследовательских групп; «утраченная память», означающая вытесненную память.
В этом русле для нас становятся интересными категории: «коллективная память», «историческое сознание», «историческая память», «культурная память».
Чаще всего в исторических исследованиях, пожалуй, используется термин «коллективная память», связанная на прямую с понятием общего опыта, пережитого той или иной группой совместно.
Историческая же память, чаще всего понимается как одно из измерений индивидуальной и коллективной, или социальной памяти - как память об историческом прошлом, вернее, как символическое представление исторического прошлого. Историческая память - не только один из главных каналов передачи опыта и сведений о прошлом, но и важнейшая составляющая самоидентификации индивида, социальной группы и общества в целом, так как оживление разделяемых образов исторического прошлого является таким типом памяти, который имеет особенное значение для формирования социальных групп в настоящем.
Л.П. Репина, рассматривая категорию исторической памяти в соотношении с современной историографией, и обращается к той проблеме, что историкам непросто абстрагироваться от идеологии или групповых интересов. «В конечном счёте, научные произведения оперируют образами прошлого, почерпнутыми из массового сознания или созданными на его потребу. Во многих отношениях история и память подпитывают друг друга: история развивается между логикой памяти и императивами научного знания. Что приводит к формированию мифов, предрассудков, а так же их укоренению в массовом сознании» Репина Л.П. Историческая память и современная историография // Новая и новейшая история. 2004. № 5. С. 51..
А.В. Кожевин выделил характеристики исторической памяти:
· Историческая память соотносится с качественными характеристиками другого атрибута социальной группы - её исторического времени.
· Историческая память служит средством, разрешающим проблему анализа и понимания сущности той или иной ситуации (политической, социальной, экономической) в которой пребывают члены данной социальной группы.
· Одной из важнейших функций исторической памяти является функция психологической компенсации «травмированного» сознания.
· Содержание исторической памяти позволяет её носителям активно устанавливать контакт и активно участвовать в диалоге с представителями других социальных группКультура исторической памяти: невостребованный опыт: материалы Всерос. науч. конф., 25-28 апреля 2003 г. Петрозаводск, 2003. С. 67..
Часто понятие «историческая память», так и «коллективная память» могут употребляться в несовпадающих значениях. «Коллективная память» чаще всего трактуется как общий опыт, пережитый людьми совместно (память поколений), или как групповая память. Зафиксированные коллективной памятью образы событий (в форме стереотипов, мифов, символов) выступают как модели, позволяющие индивиду и социальной группе ориентироваться в мире и конкретных жизненных условиях. «Историческая память» понимается как коллективная память (в той мере, как она вписывается в историческое сознание группы), или как социальная память (в той мере, в какой она вписывается в историческое сознание общества), или как совокупность донаучных, научных, вненаучных знаний и массовых представлений социума об общем прошлом Репина Л.П. Историческая память и современная историография // Новая и новейшая история. 2004. № 5. С. 43. . Историческая память уже коллективной и является её составной частью, в той или иной степени, в которой она располагается в пределах исторического сознания общества.
Историческое сознание, есть в известной степени, коллективная память о прошлом. Эта память активно воздействует на самосознание членов общества и на определение дальнейшей перспективы всего сообщества людей, имеющих одно общеисторическое сознание. Иногда рассматривают коллективную память как опору мифов, традиций, обычаев данного сообщества. Вся терминология памяти характеризуется многозначностью. Память может включать что угодно - от спонтанного ощущения до формализованной публичной церемонии.
Если попытаться охарактеризовать суть и содержание исторического сознания, то в широком смысле его понимания, можно сказать, что оно представляет собой совокупность идей, взглядов, представлений, чувств, настроений, отражающих восприятие и оценку прошлого во всем его многообразии, присущим и характерном как для общества в целом, так и для различных социально-демографических, социально-профессиональных и этносоциальных групп, а также отдельных людей. Современная методическая наука под историческим сознанием (рассматривая его как главную цель образования) понимает ценностное отношение к человеческому прошлому, систему ориентации в мире, под углом зрения истории, способ рационального воспроизведения и оценивания социумом и личностью движение общества во времени. Индивидуальное историческое сознание является результатом приобщения к знанию о прошлом, осмысления прошлого и генерации чувства сопричастности к нему Постников П.Г. Историческое сознание как цель, ценность и результат образования // ПИОШ. 2003. № 8. С. 60..
В методике преподавания истории наиболее близким понятием «культурной памяти» оказывается «историческое сознание». Фундаментальные работами в русле этой темы появляются в 60-80-х гг. ХХ в. Рассмотрение «исторических образов» в трудах И.Я. Лернера, В.П. Беспечанского шло в контексте формирования исторического сознания и исторического мышления. Возникший интерес был связан с проблемой эффективности обучения истории: важным объявлялись не только сами исторические знания, но и умения применять способы действий, специфические для исторического познания.
И.Я. Лернер обращает внимание на существование двух сторон исторического сознания: обыденной и научно-теоретической. «Историческое сознание достижение всех, оно выражается в разной форме: национального самосознания, политического, экономического, нравственного, эстетического и т.д. Историческое сознание пронизывает всё общественное сознание как часть его содержания и как метод решения всех его вопросов. Поэтому историческое сознание необходимо всем» Лернер И.Я. Историческое сознание и условия его формирования // ПИОШ. 1988. № 4. С.21..
Среди особенностей исторического мышления авторами работ выделялись: умение описать общественное явление, правильно отобрав характерные для него черты и факты; выяснение причин возникновения любого общественного явления; стремление к определению условий, сопутствующих историческому явлению и их взаимосвязанности; создание приходящего характера всякого исторического явления, и их исторического значения; осознание многообразия конкретного проявления закономерностей истории; поиск тенденции развития, заложенной в каждом историческом явлении; поиск социальных мотивов, определяющих деятельность общественных групп или отдельных лиц; интерес к сопоставлению прошлого с настоящим; умение извлекать из фактов уроки истории Лернер И.Я. Развитие мышления учащихся в процессе обучения истории. М.: Просвещение, 1982.С.19..
В.П. Беспечанский заключает, что своеобразие исторического мышления выводится из специфики социально-исторического познания и особенностей усвоения школьниками научно-исторического знания. «Историческое мышление - как вид мыслительной деятельности школьников, специфичный для познания ими истории человеческого общества»Беспечанский В.П. Психология исторического мышления школьников. Челябинск, 1980.С.7..
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10
