Как писал Адам Смит "Ост-Индия также является рынком для продукта серебряных рудников Америки, и притом рынком, который со времени открытия этих рудников постоянно поглощал все большее количество серебра. С этого времени постоянно возрастала непосредственная торговля между Америкой и Ост-Индией, ведущаяся водным путем через Акапулько, а косвенные сношения через Европу возрастали в еще большей степени". В свою очередь ост-индские компании различных стран вывозили из Индии, Китая чай, фарфор, пряности, бенгальские материи и т.д. [67].
Таким образом, в силу разнообразных причин, торговля с Востоком требовала огромного количества драгоценных металлов - золота и серебра. Известно, что в первый период колониализма (16-18 вв.) происходил отток драгоценных металлов из Европы в Азию, так что говорить о "колониальной дани", будто бы оплодотворившей Западную Европу, в этот период не приходится. Купцы-монополисты, акционеры Ост-Индских компаний, обогащались, но за счет европейского потребителя. В течение 19 века ситуация изменилась: промышленное превосходство Европы дало ей возможность действительно выкачивать из колоний и зависимых стран Азии значительные суммы - примерно 2 процента их ВВП [68].
Но в течение длительного времени условия британской торговли со странами Балтики и Ост-Индией делали необходимым для поддержания внешнеторговой ликвидности некоторое накопление благородных металлов. По причине неразвитости тогдашнего международного денежного рынка Англия не производила практически ничего, что могло бы быть экспортировано. Для приобретения пшеницы стран балтийского бассейна и индийских "специй" - слово "специи" в то время означали не просто приправы, а все восточные товары, такие как шелковые и хлопчатобумажные ткани, красители, сахар, кофе, чай и селитра, адекватные заменители чему не могли быть произведены в Европе, - Британии приходилось в колониальной торговле делать упор на экономию драгоценных металлов [69].
Более того, с 19 века значительные объемы в торговле с Китаем стало отводиться опиуму. Торговля индийским опиумом, организованная английской Ост-индской компанией, приносила ей огромные доходы. В последние годы 18 века в Китай возилось ежегодно около 2 тысяч ящиков опиума, в первые годы 19 века ежегодно ввозилось до 4 тысяч и более ящиков, в 1821 г. - 7 тысяч ящиков, в 1824 г. ввоз достигает 12639 ящиков, в 1838 г. - 40 тыс. ящиков (ящик опиума весил около 4 пудов). Эта торговля вела к выкачке серебра - основной валюты Китая, что подрывало и без того неудовлетворительное финансовое положение государства. Только в 1832-1835 гг. из Китая было вывезено на 20 млн. лян серебра [70].
Китай, ранее занимавший ведущие позиции в международной торговле, не стремился к развитию отношений с Россией с целью получения экономической выгоды. Во-первых, все контакты китайцев с иностранцами были сведены к минимуму по причине завоевательной войны маньчжуров на территории Китая (1644 - 1683 гг.). Во-вторых, внешняя торговля рассматривалась государством (которое фактически контролировало все внешние связи страны, в том числе и торговлю) как второстепенное занятие для населения и использовалась как эффективный рычаг воздействия на соседние государства.
Постепенное превращение Китая в зависимое государство, за ресурсы которого боролись европейские державы, Япония, США и Россия, а также целая серия национальных восстаний в западных провинциях, строительство железных дорог и установление твердых морских путей стали еще одним фактором выведения Центральной Азии из мировой системы торговых отношений.
Степь и пустыня уступили место морю, а парусное судно сменило верблюда. Новый виток развития науки и техники привел к ускорению этого процесса. Более безопасные морские пути дополнялись прогрессом вооружений и техники. Одним из главных факторов стало усложнение производства, социальной структуры общества, системы государственного управления, выделения профессиональной армии, вооруженной по новой технологии, изменилась тактика и стратегия ведения военных действий.
Эти процессы еще более усилились с формированием кадровых армий на принципах мобилизации и насыщения ее новым видами вооружений. Феодальные армии восточных государств уже не могли противостоять европейским армиям. Например, в инструкции войскам накануне штурма туркменской крепости Геок-тепе Скобелев писал: "Бой за местные предметы предстоит ожесточенный. Неприятель храбр и искусен в одиночном бою, стреляет метко и снабжен хорошим холодным оружием; но он действует врассыпную, вразброд или отдельными кучами, мало поспешными воле предводителя, а потому неспособными, несмотря на свою многочисленность, к единству действий и маневрированию массами" [71].
Метаморфозы были связаны не только с ростом научных знаний, развитием частной собственности, формированием третьего сословия. Они подстегивались и гигантским расширением самого мира в глазах европейцев. Формировалась новая психология, новые стереотипы поведения, которые стали опорной базой для системного прогресса.
В то же время на среднеазиатском Востоке царила глубокая отсталость. Находящиеся в глубине континента, центральноазиатские государства оказались изолированными от других стран непрерывной цепью конфликтов, делающих невозможным культурное и научное взаимодействие с остальным миром. Стагнация стала ключевым фактором для последующих нескольких столетий истории региона.
Еще более сложным стало существование кочевых государств. В 15-16 веках кардинально изменилась политическая карта мира. Возникли новые империи, прежние прекратили свое существование. Централизованная Россия начала свой поход на Восток и под ее ударами пали Казанское и Астраханское ханства, затем пришла очередь и Сибирского ханства. Российские крепости и остроги возникли на границах со Степью, а на востоке сомкнулись с границами Китая. Османы начали свой поход на Европу и на Восток, создав обширную империю, игравшую большую роль в мировой политике. Индия стала новой родиной для моголов Бабура и здесь также возникла новая империя. Манчжуры покорили Китай. Все эти великие империи были порождением кочевников, которые придали им динамичный импульс. И все они, благодаря новому цивилизационному всплеску, стали создателями Нового времени.
Как пишет У. Мак Нейл: "В старом мире 18 в. стал периодом решительного крушения политической власти степных народов. Россия и Китай разделили лежащие между ними степные пространства: Китай захватил восточную часть, а России досталась более богатая западная часть (венгерская степь отошла к Австрии). Китайская победа над союзом калмыцких племен в 1757 г. означала финальный этап определенной эры мировой истории, последнюю схватку армий цивилизованных государств с серьезными соперниками из Степи" [72].
Завоевания Российской империей Казанского, Крымского, Астраханского и Сибирского ханств серьезным образом сказались на положении Казахстана. К тому же с 18 века начинается усиление среднеазиатских государств, которые также начали продвижение в степь. С востока давление на кочевые народы оказывал Китай. Усилившиеся державы изменили ситуацию и вызвали движение кочевников, которые усилили междоусобные столкновения в борьбе за территории. Степь превратилась в арену ожесточенной борьбы кочевых народов за все сокращающиеся пространства обитания.
Основной причиной крупных восстаний против надвигающегося врага была не только утрата свободы, но и изъятие земель. Одними из первых кочевников, которые выступили против этого процесса, были башкиры.
В частности, энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона (том III, С.-Петербург, 1891, стр.225-240) считает именно так: "Бунт был неизбежен, и он нашел себе даровитого организатора в лице мещеряка Батырши Алеева, который отличался умом и обширной магометанской образованностью. Бунт этот, в основе которого лежали причины экономические, принял прежнюю форму религиозного движения. Уже в 1754 г. Батырша разослал по всему магометанскому востоку России воззвание, в котором указывалось на опасность, грозящую магометанству от нашествия русских, обещалась помощь киргиз-кайсаков и Турции, и весь магометанский мир призывался к отстаиванию своей веры. В следующем 1755 г. башкиры начали собираться в небольшие шайки и, обозначив свой путь пожарами и убийствами, удалялись за Яик в Киргиз-Кайсацкую орду, где должны были собраться все силы мятежников. Таким образом, Неплюеву предстояла борьба с коалицией башкир и киргиз-кайсаков, а в случае успеха этих союзников - со всем магометанским населением средней Волги. Неплюев как нельзя лучше понял необходимость подавить мятеж в самом его начале и проявил при этом необыкновенную энергию и изобретательность и глубокое знание людей, с которыми ему приходилось вести борьбу. Военная сила, подкупы, обман, милость и суровое преследование - все было им пущено в ход, чтобы подавить восстание прежде, чем оно перейдет в общемагометанский мятеж. С большим искусством поселил он раздор в самом мятежном населении и отвлек от башкир и даже вооружил против них мещеряков, тептерей и бобылей. Предоставленные только своим силам, лишенные возможности получить внешнюю помощь со стороны других магометан, постоянно ослабляемые тем, что многие участники мятежа уходили к русским властям с повинной, сторонники Батырши вынуждены были искать спасения в горах и лесах. Но и это не помогло. Союзники русских мещеряки и тептери хорошо знали дороги даже в самых глухих трущобах края, и мятежные шайки были находимы военными отрядами там, где они считали себя в полной безопасности. Сам Батырша был взят мещеряками в плен и под сильным конвоем отвезен в С.-Петербург; дальнейшая судьба его неизвестна. Более 50000 башкир, считая в том числе женщин и детей, бежали за Яик к киргиз-кайсакам, но и там Неплюеву удалось возбудить между союзниками раздоры, закончившиеся взаимным избиением. Наконец, 1 сентября издан был манифест, которым беглецам в 6-месячный срок повелевалось возвратиться с повинной, в противном случае им грозила конфискация всех их земель. Перебеги за Яик прекратились, и внутри Башкирии как будто стало спокойно. Причины недовольства - столкновения из-за земли - не были и не могли быть устранены. Но башкиры были уже настолько ослаблены, что бунтов поднимать не были более в силах. Батыршин бунт был последним бунтом, но не последним протестом их против русской власти. Они пользовались всяким удобным случаем, при котором представлялась надежда свергнуть эту власть и вернуть свои утраченные земли. Ни одно движение конца 18 века в Приволжье не обходилось без участия башкир. Никогда пугачевщина не приняла бы таких обширных размеров, если бы к ней не примкнули башкиры под предводительством Салавата, славнейшего из башкирских богатырей, про которого народ и поныне распевает песни, отчасти им самим сложенные. Пушкин называет его "свирепым", но этот свирепый предводитель не менее свирепых шаек мстил за свой обезземеленный народ, за своего отца Юлая, у которого Твердышев в 1755 г. отнял землю под свой Симский завод. Через всю историю башкир красной нитью проходят земельные неурядицы, которые лежали в основе их бунтов (особенно последних), а в настоящее время служат главною причиною их бедственного экономического состояния. Башкирия, эта обширная и привольная страна, которая издавна привлекала многочисленных выходцев финского и татарского племени, и также русских сходцев, никогда не была измерена, ни размежевана. Имея землю в изобилии (еще в первой половине текущего столетия башкиры владели свыше 11,5 миллионов десятин земли), башкиры еще с 16 столетия принимали к себе поселенцев, мещеряков, тептерей, бобылей и др., которые селились на их землях и платили башкирам-вотчинникам оброк. Вскоре поземельные отношения башкир крайне запутались, особенно после указов 1736 и последующих годов, когда башкиры за мятежи были лишены своих земель в пользу пребывших верными мещеряков, потом снова ими наделены, потом опять утратили часть их. В то же время усилилась и русская колонизация".
Выступления башкир против изъятия земель порой порождали определенные надежды на восстановление прежнего образа жизни. Например, башкирское восстание стало для принимавших в нем участие Кучумовичей последней надеждой на возрождение Сибирского ханства. Помимо разжигания антирусских настроений среди башкир Кучумовичи пытались поднять на восстание зауральское ясачное население - татар, хантов и манси. Во время общего выступления летом 1663 года планировалось захватить города и перебить русские гарнизоны. Претендент на престол (видимо, Девлет-Гирей) намеревался править "всей Сибирью" из Тобольска. Когда в 1662 году башкиры начали войну против зауральских слобод, к ним присоединились местные татары и манси. Видимо, даже мирная деятельность русского населения по земледельческому освоению края не могла не ущемлять интересы народов, которые до прихода русского крестьянина распоряжались землей в соответствии со своими хозяйственными традициями. И потому во время восстания запылали в первую очередь крестьянские дворы и слабо защищенные сельские слободы [73].
Аналогичная ситуация сложилась и в Казахстане. Например, В. Григорьев писал: "В окрестностях Казалинского форта отвращают киргизов (казахов) от земледелия придирки к ним и казачья жадность русских переселенцев, которые готовы захватить у них все пространство, удобное для землепашества; придирки; придирки и жадность, которые в 1856 г. и послужили главным поводом к восстанию туземного населения под знаменем известного Джанхожи" [74].
Цивилизаторская миссия стала тем камнем, который вызывал лавину новых противоречий. Как отмечал Г.Ф.Дахшлейгер: "Очевидно, что ни "мир", ни "тишина" не являлись целью политики самодержавья даже в 18 веке. Напротив, царизм и тогда стремился лавировать, а иногда и сталкивать разные феодальные группировки казахской верхушки, поддерживая относительно более сильные и влиятельные, но постоянно в своих классовых интересах и, что действительно верно, "для колониальной эксплуатации" в кратчайшем будущем. "Умиротворение" же на деле выражалось в строительстве укрепленных линий, частичном изъятии казахских земель для Сибирского и Уральского казачьих войск, ограничении казахских кочевок, стремлении натравить казахов на башкир и калмыков на казахов" [75].
Новый импульс, который получили Россия, Китай, среднеазиатские государства послужил основой сокращения ареала кочевого мира. Многочисленные попытки оказания вооруженного сопротивления экспансии были подавлены. Восстания под руководством И. Тайманова и М. Утемисова, К. Касымова, Д. Нурмухамедова и многих других закончились жестокой расправой. Массовое изъятие земель, строительство крепостей и городов, крестьянская и казачья колонизация привели к сокращению пастбищ. Положение усугублялось тем, что лучшие зимовки по Сыр-Дарье и в других областях Южного Казахстана с 19 века стали контролироваться Хивинским и Кокандским ханствами.
Роже Порталь считает причиной экспансии в степь промышленное использование Урала: "То, что степь, отделяющая Туркестан от волжских земель, неожиданно приобрела столь важное значение в первой половине XVIII века, объясняется началом промышленного освоения Урала. Индустриализация привела к заселению уральского региона и в силу каторжного труда, к которому принудили крестьян владельцы металлургических предприятий, определила бегство русских переселенцев на юг и, следовательно, колонизацию земель, заселенных башкирами. Отсюда возникает необходимость введения контроля за башкирами и, особенно, создание препятствий для появления союза мусульманских народов. Это можно было сделать путем строительства по среднему течению Яика стратегической оборонительной линии "Запад-Восток", которая разделила бы башкир и казахов. Ссылаясь на необходимость защиты местных жителей от фанатизма своих единоверцев, российское правительство планировало "так единожды усмирить" башкирский народ, "чтоб впредь к замешаниям никакой искры от них не осталось" и припугнуть казахские орды строительством на северной границе их земель небольших, но хорошо укрепленных крепостей. Однако к желанию России обеспечить спокойствие российских окраин и облегчить дальнейшую экспансию прибавилась еще одна, более грандиозная цель - открыть подконтрольную русским дорогу через казахские степи для развития постоянных отношений с Туркестаном и Индией. Таким образом, строительство Яицкой укрепленной линии свидетельствовало о том, что отныне Россия обратила взор на Азию"76.
Вторая пол. XVII в. - первая пол. XVIII в. известны в специальной литературе, как период "малого монгольского нашествия", времени последнего всплеска военной активности кочевых монгольских племен, практически не прекращающейся череды войн, которые вело Джунгарское ханство, пользующееся поддержкой Тибета, с маньчжуро-халхасско-южно-монгольской коалицией на Востоке, казахскими жузами на Западе и Россией на Севере.
Одной из целей джунгарских правителей было установление контроля над караванными путями и ремесленными, торговым центрами, в том числе и Восточного Туркестана. Торговцы каждого их восточно-туркестанских округов вносили деньгами и натурой свою долю дани джунгарам. При Галдан-Цэрэне эта доля торговцев Кашгарского округа, например, составляла 20 тыс. таньга, 4 ковра, 4 куска бархата, 26 кусков других тканей, 26 кусков войлока высокого качества и 500 фунтов меди. Помимо этого и восточнотуркестанско-джунгарская торговля, и вся внешняя торговля Восточного Туркестана облагались пошлинами в пользу джунгарских правителей. Имеются, например, данные, что при том же Галдан-Цэрэне выезжавшие за границу (в Сибирь, Индию) уйгурские торговцы по возвращении из поездки должны были сдавать в казну джунгарского правителя "десятую часть своих барышей". "Двадцатую часть барышей" должны были вносить в джунгарскую казну "иноземные купцы, торговавшие в Кашгарии" [77].
Ожесточенная война между двумя последними великими кочевыми государствами - Казахским и Джунгарским, была связан не только с борьбой за сокращающееся поле жизнеобитания, сохранение способа хозяйствования в условиях роста экспансии России, Китая и Среднеазиатских государств. Ожесточенность была связано с тем, что столкнулись две идеологии - чингизизм и отрицание такового. Можно сделать предположение, что если бы столкнулись две системы, возглавляемые чингизидами, то борьба не была бы столь жестокой. Произошло бы переподчинение эля другой ханской ветви с сохранением устройства, что было вполне характерно для всего предшествующего периода. Но в данном случае, необходимо было отречение от мировоззрения, идеологии и правовых норм.
Тем не менее, существовала система цивилизационного тяготения Джунгарии к региону Центральной Азии. С середины 17 века, после маньчжурского завоевания Китая, князья Джунгарии были единственными среди монгольских феодалов, упорно уклонявшихся от контактов с правительством Цинской империи. После отхода Восточной Монголии к Цинской империи ойратское ханство стало тяготеть к Центральной Азии [78].
В этой войне происходило активное использование традиционного вооружения, которое создавалось как самими кочевниками, так и закупалось у оседлых народов. Например, халхасцы в 1690 г. заказывали "железное вооружение" в империи Цин [79], а ойраты в 1750г. по сведениям купца Айбека Бахмуратова "при прежнем владельце Галдан-Чирине сами делали порох, свинец, ружья, турки, сабли и панцири, а ныне де оное получают из Большой Бухарии" [80].
В длительном использовании традиционного оружия нет ничего удивительного. Преимущества огнестрельного оружия выявились не сразу, а с течением времени. Д. Бурстин приводит пример, который вполне может служить иллюстрацией проблемы скорострельности лука и огнестрельного оружия. В начале 19 века американские переселенцы оказывались в невыгодном положении по сравнению с коренными жителями - индейцами. "Ловкий индеец успевал проскакать триста метров и выпустить двести стрел, пока техасец перезаряжал свое ружье. Даже если техасец доходил до того, что вдобавок к винтовке брал с собой пару тяжелых однозарядных пистолетов, все равно он мог сделать только три выстрела, а после вынужден был перезаряжать ружье". Положение изменилось после изобретения Кольтом шестизарядного револьвера. В конном бою в 1840 году под Педерналес всего пятнадцать рейнджеров одержали верх над семьюдесятью команчами [81].
В столкновения с войсками соседних государств, вставших на путь промышленного производства, например, России сказывалась не только разница в вооружениях. Естественно, что применение современной артиллерии и оружия создавали преимущество постоянной армии перед ополчением кочевников. Но проблема заключалась в том, что кочевники продолжали применять практически ту же тактику, что и их предки. Этим и объясняются многочисленные потери повстанцев, которые наблюдались в Башкирии, Казахстане, Кыргызстане и других регионах.
Кочевникам, в силу принадлежности к иной цивилизации, невозможно было овладеть навыками ведения боевых действий, применяемых в европейских армиях. Даже имперская Турция оказалась не в состоянии решить эту проблему. Характеризуя особенности Османской империи и других восточных деспотий, В.И. Павлов пишет: "Сословная незрелость восточнодеспотического общества сказалась также в попытках образовать регулярную армию абсолютистского образца. Если рядовые пехотинцы и даже артиллерийская прислуга осваивали европейские приемы боевой подготовки, то командный состав оставался и в профессиональном и, тем более, в мировоззренческом отношениях на уровне вождей феодально-племенных ополчений. На Востоке не оказалось социальной среды (типа европейского дворянства) для формирования офицерского корпуса, сплоченного духом сословного и национального единства" [82].
Война кочевников против новой армии промышленно развитой страны заканчивалась всегда одинаково. Отдельные победы не могли изменить всего хода войны и приводили к поражению неиндустриальных народов. В Новое время существенно выросло значение экономического потенциала страны в период войн. Воевали уже не только армии, но и государства, системы в целом.
Эпоха кочевников, стремительно передвигавшихся на огромные пространства, закончилась. Ареал их обитания сокращался как шагреневая кожа, а образ жизни уходил в прошлое.
