Источники упоминают и городских казначеев. Этим список должностных лиц в Карфагене не исчерпывался.
Так как выполнение обязанностей магистров не оплачивалось и требовало значительных расходов, государственные должности были доступны только представителям верхних слоев общества, располагавшим значительными денежными средствами. Как и при пополнении коллективных органов власти, при выборах должностных лиц неукоснительно соблюдался принцип - выбирать только богатых и знатных.
Демократические круги населения - многочисленные работники - ремесленники, мелкие и средние торговцы были, таким образом, прочно отстранены от ведения государственных дел. Более того, выходцы из этих слоев не могли иметь надежды когда-нибудь пробиться “наверх”: помимо денег следовало иметь еще и ценз знатности, то есть исконной принадлежности к правящей верхушке.
Среди самой карфагенской аристократии не было единства. Раскол в этой среде был порожден различиями в экономическом положении отдельных ее групп; их политическая линия определялась тем, что служило источником их благосостояния.
Представители пунийской знати, располагавшие относительно большими земельными владениями на территории Африки, вовсе не желали проведения активной внешней политики.
Основу их богатства составляла земля, поэтому они добивались укрепления власти Карфагена над ливийцами; их гораздо меньше заботило положение Карфагена как великой державы: от проведения завоевательной политики в Средиземноморском бассейне они не только не ожидали для себя каких-нибудь выгод, но даже предвидели тяжесть необходимости новых затрат государственных и своих собственных средств.
Другую группировку карфагенской аристократии составляло крупное купечество, благосостояние которого зависело от морской торговли со странами Средиземноморья и за его пределами. Как известно, Карфаген поддерживал активные торговые контакты с Египтом, Италией и греческим миром, а также с Испанией, где (на юге Пиренейского полуострова) пунийцы занимали господствующее положение. Карфагенские купцы активно принимали участие в торговле с районами, прилегающими к Красному морю, а также проникали в бассейн Черного моря.
Естественно в таких условиях не могла не возникнуть влиятельная прослойка, интересы которой были связаны преимущественно, если не исключительно, с морской торговлей. Вполне понятно, что эти люди стремились к сохранению, упорядочению и расширению власти Карфагена на морских торговых путях; их интересы смыкались с интересами тех, кто так или иначе обслуживал морскую торговлю или изготовлял для продажи различные ремесленные изделия.
Основной целью внешней политики Карфагена они считали установление пунийской торговой монополии во всем известном мире. Иначе говоря, если учесть необходимость уничтожить или подчинить конкурентов, речь шла о создании “мировой” державы, которая охватила бы всю Ойкумену с центром в Карфагене.
С финансовой точки зрения Карфаген занимал во всех отношениях первое место среди древних государств. Во времена Пелопонесской войны этот финикийский город превосходил, по свидетельству Платона, все греческие города своим богатством. Полибий называет его самым богатым городом во всем мире. Издавна считавшиеся самым почетным в Карфагене промыслом были торговля и процветающее при ее помощи кораблестроение и промышленность. Сверх того карфагеняне все более и более захватывали в свои руки монополию и сумели сосредоточить в своей гавани как всю торговлю, которая велась в западной части Средиземного моря из чужих стран и из внутренних карфагенских провинций, так и все торговые сношения между Западом и Востоком.
Наука и искусство находились в Карфагене под эллинским влиянием, но не оставались в пренебрежении; даже существовала значительная финикийская литература. При завоевании города римлянами в нем были найдены созданные конечно не в самом Карфагене, а вывезенные из сицилийских храмов художественные сокровища и довольно большие библиотеки.
Что касается финансов, то Карфаген располагал, бесспорно, очень значительными государственными доходами. Источниками этих доходов были дань и таможенные пошлины, которые в случае войн очень быстро истощались.
Карфагенское гражданство еще во времена взятия города римлянами состояло из 700 тысяч человек, включая женщин и детей. В случае крайности оно было в состоянии выставить в У веке до н.э. гражданское ополчение из 40 тысяч гоплитов.
Однако зачастую сами сражаться пунийцы не желали, предпочитая пользоваться услугами наемников. Уже в 6 веке до н.э. в карфагенских армиях, как например в испанской, не было ни одного карфагенянина, за исключением офицеров. В только что упомянутой испанской армии, состоявшей приблизительно из 15 тысяч человек, был только один отряд конницы из 450 человек, да и тот лишь частью состоял из ливийских всадников.
Главную силу пунийских армий составляли ливийские рекруты, из которых можно было под руководством способных офицеров создать хорошую пехоту и легкую кавалерию, которая оставалась в своем роде непревзойденной. К этому следует присовокупить военные силы более или менее подвластных ливийских и испанских племен, знаменитых болеарских пращников, которые занимали промежуточное положение между союзными контингентами и наемными отрядами, и наконец в случаях крайности навербованную в чужих краях солдатчину.
По своему численному составу такая армия могла быть без труда доведена до желаемых размеров, а по достоинству своих офицеров, по знанию военного дела и по храбрости она была способна помериться силами с римлянами; но между набором наемников и их готовностью к выступлению проходил опасный для государства длинный промежуток времени.
Пунийские армии были спаяны вместе только честью знамени и денежными выгодами. Рядовой карфагенский офицер дорожил своими наемными солдатами и даже ливийскими земледельцами почти также, как в наше время дорожат на войне орудийными снарядами. Иначе говоря, они все были для него не более, чем “пушечным мясом”. Карфаген на собственном опыте изведал каким бедствиям могут подвергнуть государство армии из феллахов и наемников и его наемные слуги не раз оказывались более опасными, чем враги.
Карфагенское правительство конечно сознавало недостатки такой военной системы и всячески старалось их исправить. Его денежные кассы и военные склады были всегда полны, чтобы во всякое время можно было удовлетворить наемников.
Оно обращало особенное внимание на то, что заменяло у древних народов нашу артиллерию - на устройство военных машин и на содержание слонов. С тех пор как эти последние вытеснили боевые колесницы, в карфагенских казематах были устроены стойла для 300 слонов. Оно не решалось укреплять подвластные города, и поэтому должно было мириться с мыслью, что всякая высадившаяся в Африке неприятельская армия могла занять вместе с незащищенной местностью и все города и деревни. Что же касается укрепления столицы, то на этот предмет тратилось все, что только могли доставить деньги и искусство, и государство не раз было обязано своим спасением только прочности городских стен.
"Карфаген был расположен в самой внутренней части очень большого залива и был очень похож в некотором роде на полуостров. От материка его отделял перешеек, шириной в двадцать пять стадиев; от перешейка, между болотом и морем, тянулась к западу длинной и узкой лентой коса, шириной, самое большее, полстадия. Часть города, обращенная к морю, была окружена простой стеной, так как была построена на отвесных скалах, та же часть, которая была обращена к югу в сторону материка, где на перешейке находилась и Бирса, была окружена тройной стеной. Из этих стен каждая была высотой до тридцати локтей (15 м.), не считая зубцов и башен, которые отстояли друг от друга на расстоянии двух плетров (400 м.), каждая в четыре яруса; ширина стены была тридцать футов (8,5 м.); каждая стена делилась по высоте на два яруса, и в ней, бывшей полой и разделенной на камеры, внизу обычно стояли триста слонов и находились склады пищи для них. Над ними же были лошадиные стойла для четырех тысяч коней и хранилища сена и овса, а также казармы для людей, примерно для двадцати тысяч пеших воинов и четырех тысяч всадников. Столь значительные приготовления на случай войны были у них уже раньше сделаны для размещения в одних только стенах. Тот же угол, который от этой стены, минуя вышеуказанную косу, загибался к заливу, один только был слабо укреплен и низок и с самого начала оставлен без внимания.
Гавани Карфагена были взаимно связаны, так что можно было проплывать из одной в другую; вход же в них из открытого моря был шириной в семьдесят футов (22 м.), и запирался он железными цепями. Первая гавань бьша предоставлена торговым судам, и в ней было много различных причалов; во внутренней же гавани посредине был остров, и как этот остров, так и гавань были охвачены огромными набережными. Эти набережные были богаты верфями и доками, рассчитанными на двести двадцать кораблей, и, помимо верфей, складами, где держалось все нужное для оснащения триэр. Перед каждым доком стояли две ионические колонны, окружавшие гавань и остров, что вместе с гаванью создавало впечатление круглой галереи. На острове было сооружено на возвышении помещение для командующего флотом, откуда трубач должен был давать сигналы, а глашатай передавать приказы, командующий же за всем наблюдать. Этот остров был расположен у входа в гавань и поднимался высоко вверх, так что командующий мог видеть все, происходящее в море, а подплывающим нельзя было ясно видеть, что делается внутри гавани. Даже вошедшим в гавань купеческим судам не были видны верфи, ибо их окружала двойная стена и были особые ворота, которыми купцы из первой гавани попадали в город, не проходя через верфи."13.5)
Главным оплотом карфагенского могущества служил его военный флот, который был предметом особых забот. Как в сооружении кораблей, так и в умении управлять ими пунийцы превосходили греков и уж тем более сухопутных римлян.
В Карфагене впервые стали строить суда с более чем тремя палубами для гребцов; карфагенские корабли имели большей частью по пяти палуб (пентеры); они быстрее ходили под парусами, чем греческие суда. Гребцами на них были только государственные рабы, никогда не сходившие с галер и отлично обученные, а капитаны были искусны и неустрашимы.
Морская тактика того времени заключалась главным образом в маневрировании. В тогдашних морских битвах также участвовали тяжеловооруженные солдаты, участие которых ограничивалось метанием дротиков и копий в противника со специальных возвышений на носу и корме корабля, и стрелки из лука, сражавшиеся с палубы. И хотя также с последней действовали метательные машины самый обыкновенный и самый решительный способ борьбы заключался в том, чтобы нагнать и потопить неприятельский корабль, ради чего переднюю часть кораблей вооружали тяжелым железным носом.
Сражавшиеся корабли обыкновенно кружились один около другого, пока кому-нибудь из них не удавалось нанести своему противнику решительный удар. Наиболее опасным и практически смертельным для противника был удар под острым углом к линии движения корабля врага. Это был наиболее трудновыполнимый маневр и капитаны, осуществлявшие на своих кораблях подобные тараны, входили в элиту пунийского военного флота. При таком ударе наиболее сильно повреждаются весла вражеского корабля, своими обломками сеющие смерть среди гребцов; при этом таран делал огромную пробоину, поскольку военные корабли того времени не имели шпангоутов, и оставлял возможность сдав задний ход отцепиться от поврежденного корабля противника. При перпендикулярном ударе оба корабля намертво соединялись и исход сватки могла решить только рукопашная. Поэтому приблизительно из 200 человек, обыкновенно составлявших экипаж 3-х палубного корабля, было не более 10 солдат, тогда как гребцов было 170, т.е. по 50 или по 60 на каждую палубу; экипаж 5-ти палубного корабля состоял и из соответствующего числа солдат.
Военные мастерские Карфагена работали с потрясающим современников размахом. Теодор Моммзен приводит такой факт, что незадолго до разрушения римлянами пунийцы по требованию римского Сената выдали римским магистратам из городских арсеналов около 3 тысяч метательных орудий и 200 тысяч комплектов оружия. 14).
И с таким сильным и опасным противником пришлось столкнуться Риму на пути к мировому владычеству. В ходе очень жестоких Пунических войн судьба не только Рима, как хозяина Аппенинского полуострова, но и как города не раз была на грани краха. Однако Рим выстоял и победил.
Карфаген был разрушен в ходе третьей Пунической войны 149-146г.г. до н.э., а жители его обращены в рабство.
Пунийское господство над местным населением сменилось римским, но ничего принципиального нового не появилось в жизни ливийцев и кочевников Мавритании.
Глава 2.2. АФРИКАНСКИЕ ПРОВИНЦИИ РИМА. ДЕЛЕНИЕ, АДМИНИСТРАЦИЯ, РАЗВИТИЕ ОТНОШЕНИЙ.
Остается осветить судьбу Африки с того момента, как римляне заняли Карфагенскую область и подчинили себе окрестные местности.
Нигде так полно не проявились близорукость и бездушие, можно сказать даже нелепость и грубость системы управления Римской республики над зависимыми территориями, как в Африке.
Образование римских провинций в Африке происходило не сразу, а в течение длительного промежутка времени. Самой первой территорией на землях разрушенного Карфагена стала провинция Африка, образованная в 146 г. до н. э. Затем по завершению Гражданской войны из земль враждебного Цезарю и поддержавшего республиканцев Катона Младшего Нумидийского царства Юбы II была образована в46 до н.э. провинция Новая Африка-Нумидия. В ходе реформ 40-41 г. н.э. императора Клавдия были созданы Тингитанская и Цезарейская Мавретания.
В Южной Галлии и еще более в Испании римское правительство по крайней мере стремилось к прочному расширению своих владений и вынуждено было почти поневоле приступить к латинизации страны; на греческом Востоке иноземное владычество смягчалось и даже сглаживалось могучим влиянием эллинизма, ставившего преграды даже жестокой политике.
Но над третьей частью света царила старая национальная ненависть к пунийцам, пережившая гибель родного города Ганнибала. Не властолюбие и корыстолюбие, но страх и зависть создали провинцию Африку. При республике эта провинция не имеет истории. Страна была разумеется использована римскими спекулянтами; однако считалось недоспустимым, чтобы разрушенный большой город мог снова воскреснуть из развилин или чтобы какой-либо соседний город достиг такого же цветущего состояния, в котором прежде находился Карфаген. Не было здесь и постоянных лагерей, как в Испании и Галлии.
Небольшая по размерам римская провинция была со всех сторон окружена затронутой цивилизацией областью зависимого царя Нумидии.
При этом нумидийский царь получил такое политическое и военное значение, какого никогда не имели правители других зависимых от Рима государств. Вся внутренняя страна - большое Нумидийское царство - становится римской провинцией и охрана против варваров возлагается на римских легионеров.
Мавританское царство становится сначала зависимым от Рима, а вскоре и входит в состав Римской империи. Со времен диктатора Цезаря латинизация Северной Африки и распространение в ней цивилизации делается одной из задач римского правительства.
Прежняя область Карфагена и присоединенная к ней Юлием Цезарем большая часть прежнего Нумидийского царства, которое досталось победителю республиканцев во главе с Катоном Младшим и царя Юды, составляли вплоть до конца царствования Тиберия провинцию Африку.
Колонизация Африки началась с размещения там ветеранов и сторонников Мария, продолжалась при Цезаре и Августе; наиболее интенсивной она стала в правление Антонинов и Северов. С самого начала колонии и муниципии основывались главным образом на побережье, на пересечении главных путей сообщения, в стратегически важных пунктах, в центрах наиболее плодородных районов, особенно пригодных для зерновых культур. Зерно долго было главным предметом африканского экспорта, но и тогда, когда во II в. к нему прибавляется оливковое масло, зерновые не только не утрачивают своего значения, но, напротив, возделываются в столь широком масштабе, что с середины II по середину III в. Африка становится главной житницей Рима, оттеснив на задний план Египет.
Значительную роль в местной администрации начинают играть отставные легионеры, которые со времен Гая Мария получали наделы в провинции Африка. Привычка к дисциплине, привитая военной службой, продолжала объединять ветеранов и в мирное время, что позволяло им, заручившись всеобщей поддержкой, избираться в местные органы самоуправления. Таким образом ветераны становились привелегированной прослойкой населения и являлись надежной опорой римского владычеста на местах.
Обладание ветеранским наделом, соответствовавшим мелкой или средней вилле, давало возможность занимать муниципальные должности и войти в круг городской знати. Апулей говорит, что его отец, имевший состояние в 120 тыс. сестерциев, был городским магистратом и вообще почтенным лицом.
Однако при императоре Калигуле в отношении этой важной области, требовавшей на широком протяжении охраны границ, правительство вернулось к системе двоеначалия, которая была принята в республиканскую эпоху, и передало часть провинции, не нуждавшуюся в специальной пограничной охране, в управление гражданской власти, а остальную область, занятую гарнизонами, в управление военному командиру, не подчиненному гражданской власти.
“Причина этого заключалась в том, что при распределении провинций между императором и Сенатом Африка была отдана Сенату, а так как там ввиду своеобразия местных условий было необходимо присутствие значительных военных сил, то наличие в провинции одновременно командированного Сенатом наместника и назначенного императором военного командира должно было вызвать и действительно вызывало трения между обоими должностными лицами и даже между императором и Сенатом. В 37 году этому положению был положен конец; земли по берегу моря от Гиппона до границ с Киреной сохранили прежнее название Африка и остались под властью проконсула, а западная часть провинции с главным городом Циртой и внутренние районы с большими военными лагерями к северу от Ауреса - вообще вся область, занятая гарнизонами, - были отданы под управление командира африканского легиона…”. 15).
Западная половина Северной Африки в эпоху Цезаря распалась на два царства - Тинги и Иол, позднее Кесария. После гибели династии Массиниссы и тяжелейшей для римлян борьбы с приверженцами истребленного Калигулой рода, оба царства были завоеваны наместником Светонием Тауллином, будущим покорителем Британии и включены в состав империи как провинции.
Каждая из этих провинций была занята имперскими войсками второго разряда и дана в управление римскому наместнику, не входившему в сенат.
Местность Триполи в политическом отношении составляющая часть провинции Африка. Постоянная борьба с племенами варваров делала жизнь этой богатой области опасной и неспокойной. Чтобы обеспечить безопасность земледельческих районов побережья, где была сосредоточена большая часть населения, римским наместникам приходилось держать гарнизоны во всех оазисах на пути от внутренних областей Африки к побережью.
