Советско-германский пакт от 23 августа и его влияние на отношения СССР и Франции

Советско-германский пакт от 23 августа и его влияние на отношения СССР и Франции

22 августа в советских центральных газетах было опубликовано сообщение о советско-германских контактах. В этом сообщении говорилось: "После заключения советско-германского торгово-кредитного соглашения встал вопрос об усилении политических отношений между Германией и СССР. Происшедший по этому вопросу обмен мнениями между правительствами Германии и СССР установил наличие желания обеих сторон разрядить напряженность в политических отношениях между ними, устранить угрозу войны и заключить пакт о ненападении. В связи с этим предстоит на днях приезд германского министра иностранных дел г. фон Риббентропа в Москву для соответствующих переговоров".

Подобная информация, исходившая от правительственных кругов Советского Союза, могла означать, что Москва больше не намерена продолжать советско-франко-английские переговоры и резко меняет свой внешнеполитический курс. Конечно, такая перспектива вызывала озабоченность и тревогу среди дипломатов Франции и Англии. 22 августа французское агентство Гавас с разрешения советских властей передало следующую информацию: "Переговоры о договоре о ненападении с Германией не могут никаким образом прервать или замедлить англо-франко-советские переговоры. Речь идет о содействии делу мира: оно направлено на уменьшение международной напряженности, другое - на подготовку путей и средств в целях борьбы с агрессией, если она произойдет". Передавая в Париж эту информацию, посол Франции в Москве Э. Наджиар рекомендовал правительству Даладье комментировать это сообщение "с самым большим спокойствием". "Разыгрываемая партия, - писал посол, - требует большой осмотрительности, и мы не должны чего-либо делать или говорить, что позволило бы немецкой пропаганде заявить о провале на Востоке нашей мирной программе сопротивления агрессии".

Сообщение Гавас, скорее всего, не было случайностью. Советская дипломатия настойчиво проводила такую линию, которая могла бы в какой-то мере успокоить общественное мнение Западной Европы и породить надежды на то, что нормализация отношений СССР с Германией не создает непреодолимых препятствий для переговоров с Англией и Францией. Поскольку смысл советско-германского сближения еще до конца не был понят (хотя некоторые дипломаты и политические деятели довольно трезво оценивали сложившуюся ситуацию), то иллюзии на сохранение сотрудничества СССР с франко-английским блоком еще оставались.

22 августа нарком иностранных дел СССР В.М. Молотов в беседе с французским послом подчеркнул, что советское правительство решило заключить договор с Германией лишь тогда, когда оно окончательно убедилось в невозможности достигнуть положительных результатов на переговорах военных миссий СССР, Франции и Англии. Но далее Молотов заявил, что основные направления политики Советского Союза не изменились и Москва твердо придерживается линии на сохранение мира и сопротивление агрессору. Нарком дал понять, что подписание советско-германского договора о ненападении не обязательно должно привести к прекращению советско-англо-французских переговоров, что через какое-то время эти переговоры могут быть продолжены.

25 августа главы французской и английской военных миссий пришли к Ворошилову с прощальным визитом. Нарком обороны им заявил: "К сожалению, нам на этот раз не удалось договориться. Но будем надеяться, что в другое время наша работа будет носить более успешный характер". В своем донесении в Париж от 27 августа военный атташе Франции генерал О. Палас, который сопровождал генерала Думенка, писал, что маршал Ворошилов был очень любезен и уверял, что он будет счастлив, если обстоятельства позволят возобновить переговоры с французами. Генерал Палас высказал предположение, что советское правительство, внося коррективы в свою внешнюю политику, намерено в зависимости от обстоятельств остаться в какой-то мере арбитром в сложившейся ситуации. Однако, полагал французский военный атташе, учитывая опасения Москвы по отношению к Германии и к ее возрастающему военному потенциалу, возможен поворот в советской внешней политике к соглашению с Францией и Англией.

26 августа заместитель народного комиссара иностранных дел С.А. Лозовский в беседе с послом Китая Ян Цзе, касаясь развития международных отношений, отметил, что "заключение пакта о ненападении между Советским Союзом и Германией создает элемент стабильности в неустойчивой международной обстановке". По мнению Лозовского, отъезд делегаций Франции и Англии из Москвы является лишь эпизодом в переговорах. "Если Англия и Франция пойдут на предложения Советского правительства, не исключена возможность заключения договора с ними... В настоящее время переговоры прерваны, но их возобновление зависит от Англии и Франции.

Вероятно, советские полпредства за границей получили указания НКИД пропагандировать этот тезис в дипломатических кругах. Французский посол в Берлине сообщил, что один из сотрудников советского полпредства в беседе с ним заявил, что Россия не может допустить, чтобы Польша попала под влияние Германии и что создавшаяся ситуация не обязательно приведет к окончательному срыву франко-англо-советских переговоров. В начале сентября, когда германская агрессия против Польши стала свершившимся фактом, полпред СССР во Франции Я.З. Суриц в беседе с послом Китая В. Ку заявил, что, заключив пакт с Германией, СССР не встал на сторону рейха и сохранял свободу действий в соответствии со своими интересами. Сохраняя нейтралитет, Советский Союз готов развивать отношения со странами Запада и пока Париж и Лондон не сожгли мосты, возможность для сотрудничества существует. Содержание беседы китайский дипломат немедленно сообщил в МИД Франции.

Безусловно, советское руководство хотело, хотя бы временно, успокоить общественное мнение, и не желало раскрывать свои карты. Будет обоснованным предположить, что Сталин и его окружение не верили Гитлеру и считали, что, сохраняя контакты с Парижем и Лондоном, они имеют возможность оказывать давление на политику рейха, а, возможно, существовал и запасной вариант политики. Можно также считать, что политическое руководство Советского Союза опасалось сближения Англии и Франции с Германией за счет СССР, т.е. нового Мюнхена. Советская разведка безусловно имела сведения об активных англо-германских контактах в конце августа 1939 г. Поэтому информация, которая распространялась по дипломатическая каналам о возможности продолжения переговоров между СССР, Францией и Англией, могла в какой-то мере затруднить сговор западных союзников с Германией. Однако, это лишь предположение.

Несмотря на шок, вызванный сообщением о предстоящем заключении советско-германского пакта, в определенных политических кругах Франции, под влиянием советской дипломатии, возникло мнение, что не все еще потеряно для Франции и еще существуют надежды на присоединение России к франко-английской коалиции. Особое беспокойство проявлял министр иностранных дел Ж. Бонне, для которого советско-германское сближение в то время, когда серьезно ухудшились отношения Франции с Германией, означало полное крушение его внешнеполитического курса.22 августа Ж. Бонне телеграфировал во французское посольство в Москве и дал указание послу Наджиару встретиться с Молотовым, выразить ему удивление французского правительства в связи с германо-советскими переговорами и выслушать объяснение наркома, от содержания которого будет зависеть позиции Франции. Вечером в тот же день Бонне направляет Наджиару еще одну телеграмму и обязывает его вновь встретиться с наркомом иностранных дел. Послу предлагалось в беседе с Молотовым подчеркнуть, что в случае германской агрессии Польша без помощи СССР не сможет отразить нападение, и тогда возникает опасность для Советского Союза, поскольку верхмат может предпринять военные действия против СССР. Бонне предлагает послу заявить Молотову, что франко-советский договор 1935 г. предусматривает при возникновении международной напряженности осуществлять консультации сторон в целях поиска эффективных мер для поддержания мира. По мнению французского министра, в Европе возникли обстоятельства для подобных консультаций.

Французский посол в Берлине Р. Кулондр в телеграмме в Париж от 23 августа высказал мнение, что правительство должно принять решительные меры в целях сохранения и укрепления отношений с Советским Союзом. "Ничего не может быть более неприятным для Германии, - писал посол, - как сообщение, полученное после возвращения Риббентропа в Берлин, о том, что высокопоставленный политический деятель Франции в свою очередь направляется в Москву".

В тот же день генерал Гамелен предпринимает попытку каким-то образом предотвратить неминуемый провал московских переговоров. Он направляет срочную инструкцию главе французской военной миссии в Москве генералу Думенку. В инструкции указывалось, что французское правительство не намерено отзывать из Москвы военную миссию и тем самым признать провал переговоров. Ссылаясь на заявление Молотова и Ворошилова о том, что Советский Союз готов сотрудничать с Францией в целях сопротивления агрессору, Гамелен предложил поставить перед Ворошиловым вопрос о незамедлительном заключении военного соглашения на базе минимальных, но реально возможных условий сотрудничества военно-морских сил и авиации, а также о взаимопомощи военными материалами. По мнению Гамелена, даже такое ограниченное сотрудничество будет иметь большое значение, продемонстрирует франко-русскую солидарность и укрепит фронт противодействия агрессору. Гамелен признавал, что позиция Польши мешает франко-русскому сотрудничеству, но был уверен, что при определенных обстоятельствах Варшава изменит эту позицию. Инструкция Гамелена свидетельствовала о том, что находясь в критическом положении, Франция готова была идти на заключение военной конвенции, хотя и урезанной.

Во французских дипломатических кругах высказывалось мнение, что сближение СССР с нацистской Германией может быть маневром в целях воздействия на Париж и Лондон. Кроме того, некоторые дипломаты считали, что в случае германской агрессии в Европе Советский Союз, несмотря на советско-германский пакт, может выступить против рейха.23 августа военный атташе Франции в Москве генерал О. Палас в своем донесении в Париж писал: "Я продолжаю считать, что для СССР решение вопроса в смысле соглашения с Германией является лишь выходом на худой конец, а, может быть, и средством нажима в целях более быстрого создания прочной, хорошо спаянной во всех своих частях коалиции, которая, как мне всегда казалось, является предметом желаний советских руководителей". Правда, генерал Палас не исключал соглашения между СССР и Германией о разделе Польши и Балтийских стран, что облегчило бы нападение рейха на Францию. Но все же французский военный атташе полагал, что для советского правительства предпочтительнее союз с западными державами с участием Польши и Румынии против новой агрессии в Европе. Военно-воздушный атташе Франции в Москве подполковник Люге в докладе, представленном в Париж 29 августа, высказал мысль о том, что соглашения СССР с Германией еще не приобрели прочный характер. Если Москва не получит от рейха твердых гарантий обеспечения своих интересов, то Советский Союз может изменить свои внешнеполитические ориентиры. Развитие ситуации, утверждал Люге, может привести к новому повороту во внешнеполитическом курсе Кремля.

25 августа Ж. Бонне пригласил советского полпреда Я.З. Сурица. Во время беседы речь шла, естественно, о советско-германском пакте. Французский министр сетовал, что Москва подписала этот документ без предупреждения Парижа и Лондона. Бонне спрашивал полпреда о позиции Советского правительства, он пытался выяснить, считает ли оно пакт с Германией совместимым с франко-советским договором о взаимопомощи, и остается ли этот договор в силе. Французский МИД был заинтересован в сохранении, хотя бы формально, советско-французского договора 1935 г. Во-первых, франко-советские отношения могли помешать сближению СССР с Германией. Во-вторых, договор 1935 г. оставлял надежды на изменения внешнеполитического курса Советского Союза.

Идея о возможности продолжения англо-франко-советских переговоров и заключения военно-политического союза с СССР против агрессивных устремлений фашистской Германии не исчезла во французском общественном мнении, в первую очередь среди коммунистов, которые действовали в соответствии с указаниями Исполнительного комитета Коминтерна (ИККИ).22 августа накануне приезда Риббентропа в Москву секретариат ИККИ принял постановление "Об антисоветской кампании по поводу переговоров между СССР и Германией". В этом документе говорилось, что "эвентуальное заключение пакта о ненападении между СССР и Германией не исключает возможности и необходимости соглашения между Англией, Францией и СССР для совместного отпора агрессорам". Указав, что английское и французское правительства сознательно затягивали переговорный процесс, стараясь использовать переговоры с СССР как средство, чтобы добиться компромисса с Германией за счет СССР, а Польша под их влиянием отклонила возможную эффективную помощь СССР, Секретариат ИККИ подчеркивал, что Советский Союз, идя на заключение пакта с Германией, срывает планы империалистов направить агрессию против СССР и действует в защиту всеобщего мира. В документе выражалась надежда, что переговоры СССР с Германией "могут понудить правительства Англии и Франции перейти от пустых разговоров к скорейшему заключению пакта с СССР".

25 августа на совещании парламентских групп коммунистов М. Торез оценил советско-германский пакт как вклад СССР в укрепление дела мира и отметил, что договор о ненападении между СССР и Германией не исключает других соглашений Москвы с иностранными государствами и не закрывает возможность продолжения франко-англо-советских переговоров. "Поскольку мы проявляем заботу о мире и французской безопасности, - говорил М. Торез, - мы желаем заключения франко-англо-советского альянса, который и сегодня остается возможным и необходимым. Такой альянс дополнит и практически уточнит франко-советский пакт о взаимопомощи, не потерявший еще свою силу".

Луи Арагон в газете "Се суар" писал: "Между Францией и Польшей существует договор о взаимопомощи. Если Польша явится жертвой агрессии, Франция должна придти к ней на помощь.

Существует договор о взаимной помощи между Францией и СССР. И если Франция выступит в защиту жертвы агрессии в силу обязательств по своим договорам (например, помощь Польше), то СССР непременно поможет Франции". Представляет интерес мнение видного французского журналиста, коммуниста, активного сторонника франко-советской дружбы Жака Садуля. В письме к Марселю Кашену от 26 августа он писал, что советско-германский пакт от 23 августа не перечеркивает советско-французские отношения. "... Советские руководители, несмотря на пакт с Гитлером, пакт безусловно, временный, не перестали быть смертельными врагами империализма вообще и, в частности, империализма германского, который остается самым опасным для СССР, - писал Садуль, - ... Я убежден, что в случае войны, а война может вспыхнуть в скором времени, Красная Армия через короткий или более продолжительный период в зависимости от того, что мы будем или не будем делать, начнет решительные действия по разгрому общего врага". Ж. Садуль оказался прав: Красная Армия стала воевать против "общего врага", вернее ей пришлось отражать агрессию нацистской Германии, но... после поражения Франции.

Как видно, после подписания советско-германского пакта о ненападении сложилось довольно парадоксальное положение, которое и породило какие-то надежды и слухи о вероятности восстановления прочных советско-французских отношений. Советско-французский договор о взаимопомощи 1935 г. не был денонсирован, формально сохранились обязанности сторон оказывать военную помощь в случае прямой агрессии против СССР или Франции. Кроме того, в политических кругах Парижа или, точнее, в какой-то части этих кругов, существовало мнение, что в случае войны между Польшей и Германией, в которую, в силу своих обязательств будет вовлечена Франция, Советский Союз, исходя из своих интересов, вынужден будет оказывать помощь Польше даже в том случае, если не будет заранее заключено советско-польское соглашение.

Расчеты Парижа на то, что СССР, несмотря на советско-германский пакт о ненападении, окажет помощь Польше в случае нападения на нее фашистского рейха не оправдались. Также не имели шансов на успех надежды Парижа на укрепление франко-русских отношений. Советский Союз не мог предпринять каких-либо акций против Германии. Статья IV договора от 23 августа 1939 г. гласила: "Ни одна из Договаривающихся сторон не будет участвовать в какой-нибудь группировке держав, которая прямо или косвенно направлена против другой стороны". Но дело не только в формальной стороне. Для Москвы Франция потеряла значение надежного партнера на международной арене. Она не могла предложить реальную военную помощь России, она не могла пойти навстречу интересам СССР, как их понимало сталинское руководство. Гитлер давал Сталину гораздо больше, чем могли предложить Париж и Лондон. Но в то же время Кремль не считал необходимым демонстративно рвать отношения с Францией, которая в перспективе, при новом раскладе сил в Европе могла вновь иметь значительную роль. Перипетии надвигавшейся войны были неясны.

Французское и английское правительства не пошли на прекращение дипломатических отношений с СССР. Они надеялись оказывать на Москву какое-то влияние и тем самым ослабить советско-германское сотрудничество. Кроме того, наиболее прозорливые западные политики понимали, что между СССР и Германией продолжают существовать серьезные политические противоречия, которые могут привести к прямому конфликту. В этом случае Париж и Лондон рассчитывали на восстановление сотрудничества с СССР. В дипломатических кругах сразу же после подписания пакта Молотов-Риббентроп, возникло мнение, что советско-германский договор о ненападении не может оказать большего влияния на военно-стратегическую обстановку в Европе. Такую точку зрения высказал французский посол в Москве Э. Наджиар в телеграмме в Париж от 27 августа. Ссылаясь на слова главы французской военной миссии генерала Думенка, посол ответил, что военные инстанции Франции никогда не рассчитывали на реальную военную помощь России соседней Польше. Поэтому советско-германский пакт не мог внести изменения в соотношение французских, английских, польских и немецких сил. "В нынешних обстоятельствах, - делал вывод посол, - было бы самой большой опасностью, если Франция и Англия спасуют и дадут увлечь себя впечатлениями, что все потеряно. Предпринимая преждевременные действия, основываясь на том, будто большевистская Россия перешла с оружием и ресурсами в лагерь гитлеровской Германии, мы играли бы на руку последней. Разыгрываемая партия остается очень напряженной. В правительстве СССР существуют разные тенденции. Если в отношении Англии недоверие и злоба, то чувства по отношению к нам более нюансированы".

Сообщение о подписании советско-германского пакта о ненападении было неожиданностью для французского общественного мнения. Многие простые французы и француженки, которые в своем большинстве верили в возможность франко-англо-советского альянса против фашистских агрессоров, не могли понять смысл советско-германского сближения. Произошло нечто необъяснимое. "СССР ушел к немцам", Франция потеряла союзника, на которого возлагались большие надежды. В письме к В.П. Потемкину от 18 октября 1939 г. Я.З. Суриц писал: "Из всех актов советского правительства последнего времени наиболее бурную реакцию вызвало здесь (в Париже) подписание нами пакта о ненападении с Германией". Растерянность и недоумение наблюдалось в рабочей среде, в кругах интеллигенции, до того симпатизировавшей Советскому Союзу.

Заявление французских политических лидеров подогревали подобные настроения. Э. Даладье в речи по радио 25 августа заявил: "Темные обстоятельства, при которых обсуждался этот пакт, время, когда он был опубликован, слова и выражения в его статьях показывает, что пакт увеличивает возможность агрессии против друзей Франции и против самой Франции". Министр финансов в правительстве Э. Даладье, будущий премьер-министр Франции П. Рейно сказал, что заключение советско-германского договора означает "Ватерлоо французской дипломатии". Весьма болезненно принял известие о русско-германском пакте председатель Национального собрания Э. Эррио, заявивший, что "будто происходят его собственные похороны".

Страницы: 1, 2

В соцсетях