С целью расширения коридора с утра 28 марта 376-я и 372-я стрелковые дивизии с востока, а 58-я стрелковая и 7-я гвардейская танковая бригады с запада возобновили наступление и расширили коридор до 2-х километров.
Бои за коридор не утихали ни на один день. Атаки сменялись контратаками, но коридор сохранялся.
Начиная с первых дней апреля, ожесточенные бои в коридоре начали ослабевать и в течение апреля и первой декады мая северный и южный фасы горловины прорыва оставались без изменений. Противник перешел к систематической авиационной бомбежке и артиллерийскому обстрелу единственной коммуникации 2-й ударной армии, стремясь прекратить подвоз продовольствия, фуража и боеприпасов, а также эвакуацию раненых. Несмотря на невероятно трудные условия перевозок, транспортный поток не прерывался.
Единственная дорога, да еще находящаяся под непрерывным воздействием бомбежек и артиллерийского обстрела, конечно, не могла обеспечить даже первоочередные потребности армии. Приближавшаяся весенняя распутица ставила под угрозу передвижение транспорта по устроенному зимнику.
Здесь мне бы хотелось обратиться к воспоминаниям комиссара 280-го автобата Л.К. Гуйвмана. Он пишет, что начальник тыла Волховского фронта генерал Анисимов, инструктируя офицеров, говорил, что если из двухсот машин во 2-ю ударную армию прибудет восемьдесят - отлично. Шестьдесят - хорошо. Пятьдесят - удовлетворительно. Там же. С. 74. То есть удовлетворительными считались 75-процентные потери. Но ведь это же уже не снабжение ударной армии. Это - прорыв в ударную армию.
В связи с этим Военный Совет 2-й Ударной армии 16 апреля 1942 года обсудил проблемы снабжения армии и принял решение о постройке узкоколейной железной дороги Мясной Бор - Новая Кересть. Строительство дороги велось днем и ночью, невзирая на непрерывные бомбежки и обстрелы. Через две недели с начала строительства по дороге пошли платформы с продовольствием и боеприпасами, которые передвигались вручную. Дежурные подразделения строителей восстанавливали разрушенные участки дороги авиационной бомбежкой или артиллерийским обстрелом.
В районе Шевелево строилась переправа, а в Селищах наводился наплавной мост. Саперы 1243-го, 1244-го и 1246-го саперных батальонов и 34-го мосто-понтонного батальона работали круглые сутки.
Выход противника на коммуникации 2-й Ударной армии и приближение весны с нарушением всех зимников, с половодьем в лесисто-болотистом районе с обилием рек, речек и заболоченных низин не могли не заставить командование фронтом серьезно задуматься о положении дел на фронте, как завершить начатую операцию. Как пишет в своей статье генерал К.А. Мерецков: «Напрашивались три варианта решения задачи: первый - просить Ставку усилить фронт одной армией и, пока не наступила распутица, решить поставленную задачу; второй - отвести 2-ю Ударную армию из занятого ею района и при благоприятной обстановке искать решения оперативной задачи на другом направлении; третий - перейти к жесткой обороне на достигнутых рубежах, переждать распутицу, а затем, накопив силы, возобновить наступление.
Мы придерживались первого варианта. Он давал возможность использовать уже достигнутые результаты и закончить операцию до конца зимней компании. Не возражала против него и Ставка». Любанская наступательная операция. Январь-июнь 1942 года: Сб. СПб., 1994. С. 49.
«...Командование фронтом приступило к подготовке нового наступления на Любань. В качестве первого шага мы по решению Ставки начали формирование 6-го гвардейского стрелкового корпуса на базе выведенной в резерв фронта 4-й гвардейской стрелковой дивизии. Другие соединения и части поступали из резерва Ставки. Корпус предназначался для усиления 2-й ударной армии. По количеству войск и вооружению он был сильнее 2-й ударной армии в ее первоначальном составе.
Но этому наступлению не суждено было сбыться. 23 апреля 1942 г.
Волховский фронт решением Ставки был преобразован в Волховскую оперативную группу Ленинградского фронта». Там же. С. 49.
Глава III. Назначение Власова
Итак, весна 1942 года, апрель. Уже четвёртый месяц продолжается Любанская наступательная операция. 2-я Ударная армия находится в критическом положении. Это положение критично не только в плане оперативной обстановки, но и в плане обеспечения армии боеприпасами и продовольствием, ужасными санитарными условиями солдат и офицеров. По свидетельству лейтенанта стрелкового полка 382-й стрелковой дивизии Ивана Дмитриевича Никонова люди пухли от голода, вся одежда была полностью покрыта вшами и гнидами, все лошади были давно съедены вместе с костями и кожей. Солдаты ели буквально все, в том числе траву и червей. Среди офицеров участились случаи самоубийства. Коняев Н. Два лица генерала Власова. М., 2003. С. 81-84. А в это время из Ставки постоянно приходили приказы о продолжении наступления...
В начале апреля Власов, как заместитель командующего фронтом, был направлен Мерецковым во 2-ю Ударную армию во главе специальной комиссии Волховского фронта.
«Трое суток члены комиссии беседовали с командирами всех рангов, с политработниками, с бойцами» Там же. С. 76., а 8 апреля был зачитан акт комиссии, и к вечеру она выбыла из армии.
Весь следующий день, как вспоминают сослуживцы, командарм Клыков ничего не делал, только перебирал содержимое в ящиках своего рабочего стола.
Предчувствие не обмануло командарма: несколько дней спустя он был смешен с поста командующего.
Эти свидетельства как-то совершенно не сходятся с письмом Клыкову и Зуеву, отправленным Мерецковым 9 апреля 1942 года: «Оперативное положение наших армий создает группировке противника примерно в 75 тысяч смертельную угрозу -- угрозу истребления его войск. Сражение за Любань -- это сражение за Ленинград». Там же. С. 77.
Однако, как мне кажется, противоречие порождено не ошибками документалистов, а причудливостью штабной интриги, что реализовывал тогда сам Кирилл Афанасьевич.
Нужно попытаться понять, зачем вообще отправлено это письмо.
Нетрудно заметить, что оно как бы скопировано с послания Сталина, полученного самим Мерецковым перед началом наступления. И, конечно, Мерецков не мог не понимать, какое впечатление его письмо произведет на Н.К. Клыкова.
Быть может, 9 апреля ударная армия еще способна была вырваться из окружения, но отправлять ее в наступление, чтобы окружить 75-тысячную группировку немцев, было безумием чистейшей воды.
Этого не мог не понимать Мерецков. Это понимал и сам Н.К. Клыков. Реакция генерала Клыкова известна.
Получив послание Мерецкова, он немедленно заболел, и его вывезли на самолете в тыл: «В апреле 1942 года я тяжело заболел. Пришлось отправиться в госпиталь. На мое место был назначен новый командующий» Вторая ударная в битве за Ленинград: Сб. Л., 1983. С. 20. - так вспоминает о этих событиях Н.К. Клыков.
Но тут и возникает вопрос: а не этого ли и добивался Кирилл Афанасьевич? Не является ли его план «заболеть» Н.К. Клыкова составной частью интриги, направленной против Власова?
Удалить своего заместителя и возможного преемника на посту командующего фронтом Мерецкову, безусловно, хотелось. И, конечно, когда представился случай запереть опасного конкурента в окруженной армии, вдалеке от средств связи со Ставкой, Мерецков не упустил его.
Тем более что и причина удаления Власова была вполне уважительной -- ударная армия находилась в критическом положении, и присутствие там заместителя командующего можно было объяснить этой критической ситуацией.
Свой план изоляции Власова Мерецков осуществил с присущим ему генштабовским блеском. Некоторые исследователи полагают, что Власов 8 апреля вернулся вместе с комиссией в штаб фронта. Между тем сохранилась лента аппарата Бодо, зафиксировавшая переговоры Мерецкова с членами Военного совета 2-й Ударной армии, которая свидетельствует о другом.
-- Кого выдвигаете в качестве кандидата на должность командарма? -- спросил Мерецков.
«Член Военного совета Зуев: На эту должность кандидатур у нас нет. Считаю необходимым доложить вам о целесообразности назначения командующим армией генерал-лейтенанта Власова.
Власов: Временное исполнение должности командующего армией необходимо возложить на начальника штаба армии полковника Виноградова.
Мерецков и Запорожец (Власову): Считаем предложение Зуева правильным. Как вы, товарищ Власов, относитесь к этому предложению?
Власов: Думаю, судя по обстановке, что, видимо, придется подольше остаться в этой армии. А в отношении назначения на постоянную должность, то, если на это будет ваше решение, я его, конечно, выполню.
Мерецков: Хорошо, после нашего разговора последует приказ». Коняев Н. Два лица генерала Власова. М., 2003. С. 77-78.
Спихивая своего конкурента в гибнущую, окруженную армию, К.А. Мерецков шел на серьезное нарушение порядка. Обычно назначение нового командующего происходило в присутствии представителя Ставки. Процедура бюрократическая, но необходимая.
Ставка должна была представлять, какую армию принимает новый командующий. Поэтому приказа о назначении Власова командующим 2-й Ударной армией так и не последовало. Власов остался заместителем командующего фронтом.
Что значило такое назначение для Власова, тоже понятно. Он оказался в армии, не способной сражаться, а сам не мог ни вытребовать дополнительных резервов, как это обыкновенно делалось при назначении, ни просто объяснить представителю Ставки, что он уже такой и принял армию.
Следует напомнить, что согласно докладам К.А. Мерецкова 2-я Ударная армия сохраняла боеспособность, снабжение ее шло нормально, и она готова была продолжать наступление на Любань...
Бывший сослуживец Власова по 4-му механизированному корпусу (этим корпусом Власов командовал в начале войны), бригадный комиссар Зуев, столь неосмотрительно «порадевший» Власову при нынешнем назначении, наверное, не понимал всего трагизма положения и для окруженной армии, и для самого Власова, но Власов не понимать этого не мог. Невозможно было отказаться от назначения, но и сделать что-либо для спасения армии Власов тоже не мог.
Увлекшись реализацией комбинации, связанной с устранением своего возможного преемника, Мерецков просмотрел опасность, подкравшуюся совсем с другой стороны.
Генерал М.С. Хозин провел в Москве блистательную штабную интригу. Доложив в Ставке, что Любанская операция сорвалась из-за отсутствия единого командования войсками, он предложил объединить Ленинградский и Волховский фронты, возложив командование ими на него, Хозина.
21 апреля 1942 года Ленинградская битва 1941-1944: Сб. СПб, 1995. С. 117. вопрос этот был вынесен на совещание у И.В. Сталина. Совещание, на котором присутствовали В.М. Молотов, Г.М. Маленков, Л.П. Берия, Б.М. Шапошников, А.М. Василевский, П.И. Бодин, Г.К. Жуков, А.А. Новиков, Н.Г. Кузнецов, С.И. Буденный и сам М.С. Хозин, длилось семь часов.
Несомненно, М.С. Хозин и сам понимал, насколько трудно командовать девятью армиями, тремя отдельными корпусами и двумя группами войск, разделенными занятой противником территорией.
Но ведь не для этого задумывалось объединение.
Уже прибыл в Ленинград Л.А. Говоров, и М.С. Хозину, оказавшемуся почти в таком же, как и К.А. Мерецков, положении, нужно было позаботиться о создании для себя достойной генеральской должности.
Это и было осуществлено.
23 апреля, по решению Ставки, Волховский фронт преобразовали в Волховскую особую группу Ленинградского фронта. Там же. С. 118. Говоров остался в Ленинграде, а Хозин отправился командовать армиями К.А. Мерецкова.
Мерецков узнал об этом, когда генерал М.С. Хозин с директивой Ставки в кармане появился в штабе фронта.
Мерецков, пытаясь сохранить фронт, докладывал в Ставке о необходимости ввода в район прорыва 6-го гвардейского стрелкового корпуса -успеха не имела. Кириллу Афанасьевичу холодно объявили, что судьба 2-й Ударной армии не должна волновать его, поскольку он назначен заместителем командующего Юго-Западным фронтом. Новое назначение для Мерецкова было понижением в должности, и он тяжело переживал.
А для судьбы Андрея Андреевича Власова реорганизация фронтов обернулась катастрофой.
Ранняя весна 1942 года надёжнее, чем немецкие дивизии, заперла 2-ю Ударную в болотах, и к концу апреля ее судьба определилась бесповоротно.
Обмороженные, изголодавшиеся, завшивевшие бойцы недели и месяцы проводили в болотных топях, и только смерть могла избавить их от мучений.
Отрапортовав в Ставку, что коммуникации армии восстановлены, К.А. Мерецков обманул Москву. Снабжение 2-й ударной так и не наладилось, и уже с середины апреля хлеба там выдавалось менее половины нормы, других же продуктов вообще не было.
Некомплект в дивизиях доходил до семидесяти процентов. Коняев Н. Два лица генерала Власова. М., 2003. С. 91.
Артиллерия была лишена снарядов.
Самое нелепое, что Власов теперь и формально не имел права хлопотать о подкреплениях и улучшении снабжения. Ставка так и не утвердила генерала в должности командующего 2-й Ударной армией, а должность заместителя командующего фронтом пропала вместе с самим фронтом.
Из состояния «забытости» Власова могла вывести только победа, но никаких, даже и мнимых побед 2-я Ударная одержать была не способна.
«Сталинский полководец» (так должна была называться книга об Андрее Андреевиче, которую уже писал личный биограф Власова майор К. Токарев) оказался как бы подвешенным в воздухе.
Власову всегда везло. Ему везло в Китае. Везло во время больших чисток. Сказочно везло в начале войны.
Но и феноменальная везучесть уже не могла спасти его во Второй Ударной армии, потому что армия сама была обречена.
«Находясь при Второй Ударной армии, - рассказывал на допросе майор И.Кузин, - Власов давал понять, что он имеет большой вес, ибо неоднократно говорил, что он имеет особое поручение Москвы и что он имеет прямую связь с Москвой. Во Второй Ударной армии Власов хорошо дружил с членом Военного совета Зуевым и начальником штаба Виноградовым. С Зуевым они вместе работали до войны в 4-ом корпусе. В беседе с Зуевым и Виноградовым Власов неоднократно говорил, что великие стратеги - это он по адресу товарища Мерецкова - завели армию на гибель. Власов по адресу Мерецкова говорил так: звание большое, а способностей... - и дальше недоговаривал, но давал понимать. Судя по разговору Власова, он не хотел никого понимать и хотел быть хозяином. Власов во Второй Ударной армии не любил начальника особого отдела Шашкова. Это Власов не раз высказывал Зуеву, а один раз даже скомандовал Шашкову выйти из землянки...» Там же. С. 88.
«Биограф» Власова майор К.А.Токарев говорит, что «Власов, не стесняясь, намекал нам, что в случае успешного наступления на Любань, Мерецков, как бывший начальник Генштаба, вновь будет отозван в Ставку, а он останется вместо него». Там же. С. 88.
Рассказывая о прямой связи с Москвой, которую он якобы имеет, Власов, конечно, блефовал.
И блеф этот нужен был ему не столько для того, чтобы усилить свой авторитет - в штабе армии, как мы видим, Андрей Андреевич чувствовал себя полным хозяином, поскольку мог отрыто высказываться по поводу полководческих талантов Мерецкова, поскольку мог выгнать из землянки начальника Особого отдела армии, - а для того, чтобы убедить самого себя.
Идея связи с Москвой становиться в апрельские дни у Власова просто навязчивой. Может быть, Власову казалось, что его доклад в Ставке сможет изменить ситуацию если не на Волховском фронте, то хотя бы в его собственной судьбе.
Быть может, он полагал, что в Москве, узнав о подлинном положении дел, предпримут соответствующие меры...
Быть может, он рассчитывал просто напомнить о себе...
Видимо, с осуществлением навязчивой идеи установить через каких-то влиятельных покровителей прямую связь со Ставкой и связана отчасти командировка адъютанта Власова - майора Кузина в Москву.
Все это наводит на мысль, что Власов хотел, минуя свое непосредственное начальство, передать в Ставку предложения, связанные с выводом из окружения 2-й Ударной армии.
Возможно, на том памятном для Власова совещании в Кремле 8 марта, Сталин говорил о каких-то резервах, о каких-то, как под Москвой, свежих армиях, которые будут использованы для освобождения Ленинграда, и сейчас Власов и предлагал план их использования.
Прекрасной была цель. Освободить Ленинград, спасти город от голодной смерти многие сотни тысяч людей.
Полководец, совершивший это в январе сорок второго, сделался бы народным героем. Но в январе сорок второго для этого полководцу и нужно было быть народным героем.
Увы... Ни Кирилл Афанасьевич Мерецков, ни Михаил Семенович Хозин, ни сам Андрей Андреевич Власов явно не подходили на эту роль. Они не способны были возвыситься над заботами о собственной карьере, и в результате с ними случилось то, что всегда происходит с людьми, поставленными на гребне событий и не способными переломить течение.
М.С.Хозин 30 апреля отдал приказ, согласно которому 59-я армия должна была выбить немцев из района Спасской Полисти. После этого следовало «подготовить к выводу в резерв фронта 4-ю гвардейскую и 372-ю стрелковые дивизии, а также 7-ю отдельную бригаду». Там же. С. 91.
Все - что и куда выводить - было предусмотрено в директиве, но случилась небольшая накладка - в тот день, когда был издан этот приказ, немцы приступили к ликвидации окруженной 2-й Ударной армии.
В первых числах мая немцам удалось прорвать оборону вдоль дороги из Ольховки на Спасскую Полисть. С севера они вклинились почти до Мясного Бора. Уже полностью лишенные снабжения бойцы 2-й Ударной армии продолжали сражаться.
«Оценка местности к этому времени была весьма тяжелой... Все зимние дороги были залиты водой, для гужевого транспорта и автотранспорта не проходимы... коммуникации в данный период распутицы и артминометного огня противника были совершенно закрыты. Проход временами был доступен только отдельным людям». Там же. С. 92.
Эта цитата взята из докладной записки Военному совету Волховского фронта от 26 июня 1942 года генерал-майора Афанасьева. Понятно, что докладная записка - не тот жанр, где оттачивается стилистика, но выражение «в период распутицы и артминометного огня» достойно, чтобы остаться в памяти.
Это не оговорка. Интенсивный и губительный огонь немецкой артиллерии с 30 апреля стал для Ударной армии столь же привычной деталью пейзажа, как набухшие водой болота.
20 и 21 мая Хозина и Запорожца (член Военного Совета Волзовского фронта) вызвали к Сталину. На совещаниях 20 и 21 мая было решено начать отвод 2-й Ударной армии. И Хозин, и Запорожец скрыли, что к тому времени 2-я Ударная армия практически была уже уничтожена.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8
