Внешняя политики России в XIX веке
лександр I еще дважды, в 1824 и весной 1825 г., пытался организовать давление на турок со стороны европейских монархов, но делал это недостаточно энергично, и коллективного протеста не получилось. К концу 1824 г. революционное движение в Европе было подавлено повсеместно, острая надобность в Священном союзе отпала, и Россия решилась действовать в соответствии со своими интересами. Александр предупредил европейских монархов, что в турецких делах он будет отныне придерживаться "своих видов". Это означало фактический распад Союза, и только внезапная смерть Александра I помешала началу русско-турецкой войны. Подводя краткие итоги, следует отметить, что во внешней политике Александру I формально удалось добиться больших успехов, чем в вопросах внутриполитических. Россия оказалась на вершине европейской славы, а ее монарх стал вершителем судеб континента. Создание Священного союза вроде бы подчеркнуло это обстоятельство. Однако своих целей российскому императору достичь не удалось. Объединение монархов носило чисто внешний характер, оно легко забывалось, когда речь заходила о конкретных династических или национальных интересах. Народы европейских государств быстро и по-своему отреагировали на объединение своих владык, что заставило Священный союз выполнять полицейские функции по отношению к революционному и национально-освободительному движению. Разочарование Александра I стало еще более тягостным, когда он узнал, что и в России назревают революционные события, здесь начали складываться организации декабристов. 1.5 Внешнеполитический курс Николая IВторая четверть XIX в. - время наивысшего внешнеполитического могущества Российской империи в Европе. Огромная территория и многочисленное население, казавшиеся неисчерпаемыми внутренние ресурсы, фактически в одиночку разгромившая Наполеона сильнейшая в Европе армия, внешняя прочность государственного и общественного строя делали Россию гарантом и оплотом мирового порядка. Без ее активного участия невозможно было сохранить и достигнутое после разгрома Франции европейское равновесие. С гораздо большим основанием, чем граф А.А. Безбородко в конце XVIII в., Николай I мог утверждать, что ни одна пушка в Европе не выстрелит без русского согласия. К посредничеству российского императора при разрешении своих споров и конфликтов неоднократно прибегали монархи Центральной Европы. Столь большой авторитет нашего государства на международной арене объяснялся еще и тем, что в 20-40-е гг. XIX в. Россия была единственной страной Европы, которая не имела никаких территориальных претензий к своим соседям на Западе. Важнейшим фактором, определявшим характер внешнеполитического курса империи при Николае I, были национально-государственные интересы России. Перед ними на второй план отступили как соображения династической солидарности, так и верность принципам наднационального единства христианских монархов в борьбе с угрозами тронам и алтарям, характерные для внешней политики Александра I. На николаевскую дипломатию большое влияние оказывала и общая ситуация в Европе и мире: две революционные волны, прокатившиеся по Европе в 1830-1831 гг. и в 1848-1849 гг., растущее стремление к созданию единых государств в Германии и Италии, национально-освободительная борьба славянских народов Балканского полуострова против турецкого гнета. Россия не могла обойти и вызов, брошенный ей Англией, которая, став самой мощной индустриальной державой мира, заявила о своих претензиях на мировую гегемонию. В условиях самодержавной монархии решающую роль в разработке и принятии ключевых внешнеполитических решений играла личность монарха и его взгляды на международную ситуацию. Неподготовленный к занятию престола и плохо знакомый с хитросплетениями мировой политики Николай I в первые годы своего царствования проявлял большую осторожность на дипломатическом поприще. Однако природные способности, трудолюбие и усидчивость, умение быстро и глубоко понять человеческий характер сделали из этого русского императора талантливого политика. Как дипломат Николай I отличался решительностью и твердостью в отстаивании национальных интересов государства, самостоятельностью и последовательностью в проводимом им курсе. Эти, безусловно, положительные качества сочетались в нем с известным догматизмом, особенно вредным при принятии внешнеполитических решений. Он не вникал в тонкости государственного устройства и партийной борьбы в Англии, совершенно не разбирался в идейных течениях современной ему Франции, не понимал особенностей восточного менталитета, но при этом был неизменно верен своему неприятию конституционного строя, либеральных и социалистических доктрин, исламских ценностей. Упрямое нежелание быть "с веком наравне" не давало императору возможности превратить общественное мнение зарубежных стран в союзника русской дипломатии, создавало благоприятную почву для распространения противниками России русофобских настроений и утверждения негативного образа русского народа в глазах Запада, отталкивало от нашей страны мусульманские "верхи" Востока. Со временем в императоре укрепилась уверенность в собственном могуществе и непогрешимости. Она поддерживалась как действительными успехами русской внешней политики, так и всевозрастающей лестью придворного окружения. Николай постепенно терял способность адекватно оценивать международную ситуацию. В этом, отчасти, виноваты и боявшиеся навлечь на себя гнев грозного монарха российские послы в зарубежных странах, зачастую сообщавшие в Петербург не то, что происходило на самом деле, а то, что, по их мнению, больше соответствовало представлениям Николая. Сознательное искажение информации, стремление выдать желаемое за действительное, самоуверенность, отсутствие должной гибкости, нежелание признаваться в собственных ошибках и заблуждениях часто приводили русскую дипломатию к непродуманным и авантюрным решениям. Большую роль в определении внешнеполитического курса страны играло и непосредственное окружение Николая I. В нем выделялся занимавший в 1816-1856 гг. пост министра иностранных дел России Карл Васильевич Нессельроде (1780-1862). Своей личностью, как говорили, Нессельроде представлял краткое руководство по географии: родился в Лиссабонском порту на английском корабле от исповедовавшей протестантство еврейки и немца-католика, находившегося на русской дипломатической службе. Управляющим министерством иностранных дел империи Нессельроде был назначен еще Александром I, но именно при Николае он достиг вершин своей карьеры, получил графский титул и чин канцлера. Нессельроде не являлся выдающимся дипломатом и государственным деятелем, беспрекословно покорялся воле императора и безропотно исполнял его распоряжения. Николай I не нуждался в самостоятельном министре иностранных дел, предпочитая лично руководить внешней политикой. Вместе с тем нельзя признать справедливым и утвердившееся в отечественной историографии мнение о полной зависимости Нессельроде от позиции царя. В отличие от Николая министр иностранных дел всю жизнь оставался ярым приверженцем идей Священного Союза и ради согласия европейских монархов готов был жертвовать национальными интересами России. Ее естественным союзником он считал Австрийскую империю, стремился изолировать Францию на международной арене, не допустить русско-французского сближения. Огромное влияние на Нессельроде оказывал австрийский министр К. Меттерних. И хотя открыто противодействовать царю Нессельроде не решался, именно под влиянием исходившей от него информации и советов Николай часто принимал собственные решения. Искусно дирижируя русским дипломатическим корпусом, Нессельроде умел оставаться в тени своего монарха. Существенное влияние на принятие внешнеполитических решений оказывало и военное окружение императора. Особым доверием Николая I пользовался генерал-адъютант граф А.Ф. Орлов (1786-1862). В 1829 г. он активно участвовал в русско-турецких переговорах, завершившихся заключением Адрианопольского мира, в 1833 г. добился подписания Ункяр-Искелесийского договора с Турцией, закреплявшего выгодный для России режим черноморских проливов, несколько раз выполнял секретные поручения императора при иностранных дворах. Александр II именно Орлова назначил главой российской делегации на Парижском конгрессе, собравшемся после окончания Крымской войны. Другим известным генералом-дипломатом николаевского времени был П.Д. Киселев (1788-1872). Управляя дунайскими княжествами Молдавией и Валахией, находившимися под протекторатом России, он проявил немалые дипломатические способности. Гораздо менее удачно выступил на внешнеполитическом поприще генерал А.С. Меншиков (1787-1869). В 1826 г. Николай 1 направил его с чрезвычайной миссией в Иран, где Меншиков был арестован и почти год провел в тюрьме. Столь плачевно начавшаяся дипломатическая карьера завершилась провалом другого порученного светлейшему князю дела: в 1853 г. во многом из-за надменного и нетактичного поведения Меншикова не удалось разрешить кризис в русско-турецких отношениях, следствием чего стала Крымская война. Определенное влияние на внешнюю политику Николая I оказывали генерал-фельдмаршалы И.И. Дибич (1785-1831) и И.Ф. Паскевич (1782-1856). Большинство ответственных дипломатических постов в российских представительствах за рубежом во второй четверти XIX в. занимали иностранцы (в лучшем случае остзейские немцы): послами во Франции были К.О. Поццо ди Борго и Ф.П. Пален, в Англии - Х.А. Ливен и Ф.И. Бруннов, в Пруссии - А.И. Рибопьер, П.К. Мейендорф и А.Ф. Будберг, в Австрии - П.И. Медем. При этом всячески тормозилась карьера будущего министра иностранных дел А.М. Горчакова. Недоверие к русской дворянской аристократии было посеяно у Николая I еще восстанием декабристов и активно поддерживалось К.В. Нессельроде. Иностранцев же на русскую службу влекло стремление сделать карьеру, улучшить свое материальное положение. Многие из них равнодушно относились к национальным интересам России, хотя исправно исполняли свои чиновничьи обязанности. Основными направлениями российской внешней политики были отношения с западноевропейскими странами и попытки решить восточный вопрос. На европейском направлении Россия добивалась сохранения существовавшего тогда расклада сил (так называемой "Венской системы"), гарантировавшего ей неприкосновенность западных границ и ведущую роль на континенте. Именно стремлением сохранить отвечавший русским национальным интересам статус-кво в Европе объясняется непримиримая борьба Николая I против "революционной заразы". Нельзя, конечно, сбрасывать со счетов и идеологический фактор, своеобразный дворянский интернационализм русской внешней политики. Однако роль "жандарма Европы", добровольно принятая на себя Николаем I, объясняется не столько неприятием передовых идейных течений, ставших знаменем европейских революционеров, сколько опасением за нарушение спокойствия и порядка на западных границах империи. Это могло привести и к утрате Россией доминирующей роли на международной арене, и к подрыву стабильности внутри империи. В своем стремлении к сохранению основ "Венской системы" Николай I встречал почти единодушное сопротивление остальных европейских государств, недовольных российской гегемонией. Усилия русской дипломатии были направлены также на решение в нужном для России ключе и восточного вопроса. Необходимость защиты южных границ страны, создание благоприятных условий для экономического расцвета российского Причерноморья, покровительство интересам черноморской и средиземноморской торговли русского купечества требовали закрепления выгодного для России режима двух проливов - Босфора и Дарданелл, соединявших Черное и Эгейское моря. Турция должна была гарантировать беспрепятственный проход через проливы русских торговых судов и закрытие их для военного флота других государств. Кризис Османской империи, растущее национально-освободительное движение балканских и других покоренных турками народов подталкивали Николая I к скорейшему решению восточного вопроса. Однако и здесь России пришлось столкнуться с сопротивлением других великих держав. Англия и Австрия сами были не прочь округлить свои владения за счет Турции и опасались не только укрепления позиций России на Балканах, но и ее военного присутствия в Средиземноморье. Известную настороженность в Вене, Лондоне и Париже вызывали распространявшиеся в передовых общественных кругах России идеи панславизма и, в частности, планы создания единой федерации славянских народов под властью русского царя. И хотя панславизм не стал знаменем официальной внешней политики Николая I, Россия тем не менее упорно отстаивала свое право покровительства православным народам мусульманской Турции. Присоединение в начале века Закавказья вызвало обострение русско-иранских противоречий. Отношения с Персией оставались напряженными и во второй четверти XIX в. Россия была заинтересована в укреплении своего положения на Кавказе и в создании благоприятных внешнеполитических условий для усмирения мятежа ряда горских племен Северного Кавказа. Меньшее значение во внешней политике имели среднеазиатское и дальневосточное направления. Никаких прочных отношений со среднеазиатскими ханствами не существовало. Не было у российского МИДа и определенной стратегии в этом вопросе. Однако уже в 20-30-е гг. русские власти направили в Среднюю Азию несколько научно-дипломатических миссий с целью изучения ситуации в ханствах и укрепления экономических отношений России с ними, а в 1839 г. оренбургский губернатор В.А. Перовский в интересах упрочения русского политического присутствия в регионе, обеспечения торговых интересов отечественного купечества, вызволения из рабства российских пленников предпринял военный поход на Хиву. Однако суровые погодные условия, огромный падеж лошадей вынудили отряд Перовского вернуться обратно, не достигнув Хивы. Проникновение Англии в Афганистан, создававшее угрозу южным рубежам России, заставило царское правительство задуматься над ответными мерами. Столь же осторожную позицию занимала Россия и на Дальнем Востоке. И хотя изучение этого края русскими путешественниками не прекращалось, никаких переговоров с Китаем о разграничении владений в амурском бассейне и условиях судоходства по Амуру не велось. Не происходило и существенного укрепления военных позиций России на Дальнем Востоке. В условиях же усиления экспансии западноевропейских стран и США в Азиатско-Тихоокеанском регионе это представлялось крайне необходимым. Российское министерство иностранных дел во второй четверти XIX в. еще находилось в стадии организационного становления. Только в 1832 г. была упразднена Коллегия иностранных дел, до этого несколько ограничивавшая единовластие министра. С этого времени в структуре МИДа функционировали три департамента: внешних сношений (он вел политическую переписку с западными правительствами, следил за публикациями в иностранной печати и т.п.), внутренних сношений (в его ведении находились текущие дипломатические дела, защита интересов русских подданных за границей, консульская служба) и Азиатский департамент (отвечал за отношения с восточными странами). Незавершенность бюрократической модернизации российского внешнеполитического ведомства отражалась в сохранении в компетенции Азиатского департамента административных дел по управлению некоторыми бывшими пограничными районами, присоединенными к России (например, Астраханской губернией, Казахстаном и др.). Сразу после восшествия на престол новый русский император заявил о готовности следовать внешнеполитическому курсу Александра I. Однако своими действиями Николай I показал, что в решении международных проблем Россия отныне будет полагаться не на "федеративную солидарность" монархов Священного Союза, а на собственные силы. Обострившийся в середине 20-х гг. XIX в. восточный вопрос потребовал концентрации всех усилий российской дипломатии на этом направлении, отвлек внимание Николая I от европейских дел. Однако прокатившаяся по Европе в 1830-1831 гг. революционная волна вновь поставила проблемы сохранения европейского равновесия в повестку дня. Николай I довольно негативно воспринял слухи о готовившемся французским королем Карлом X государственном перевороте и ликвидации основных положений Конституционной хартии 1814 г. По распоряжению царя русский посол в Париже К.О. Поццо ди Борго пытался отговорить Карла X от столь опрометчивого шага. Поэтому известия о восстании в Париже 27-29 июля 1830 г., последовавшем за королевскими ордонансами, не удивили официальный Петербург. Идею же военной интервенции против Франции, витавшую некоторое время при европейских дворах, Николай I воспринял довольно прохладно. Российский МИД занял позицию невмешательства во внутренние дела Франции, однако был готов применить силу, если ее новое правительство, воодушевленное примерами Робеспьера и Наполеона, займется экспортом революции или попытается нарушить территориальную целостность своих соседей. Провозглашение французским королем Луи-Филиппа Орлеанского Николай I воспринял очень болезненно, увидев в этом узурпацию прав законного наследника Карла X. Для обсуждения вопроса о возможных санкциях против нелегитимного монарха в Вену и Берлин были направлены специальные эмиссары русского правительства А.Ф. Орлов и И.И. Дибич. Но Англия, Австрия и ПруссияПри всех идейных разногласиях славянофилы и западники близко сходились в практических вопросах русской жизни: оба течения отрицательно относились к крепостному нраву и к современному им бюрократически-полицейскому строю государственного управления, оба - требовали свободы слова и печати, и значит, в глазах правительства оба являлись одинаково "He-благонадежными"... В греческом вопросе Николай отказался продолжать нейтрально-пассивную политику Александра. Героическая борьба греков за независимость привлекала внимание и сочувствие всей Европы, и общественное мнение всех стран требовало от своих правительств помощи восставшим грекам. В 1827 г. в Лондоне был заключен договор, по которому Россия, Англия и Франция согласились добиваться политической автономии для Греции; три державы потребовали от султана прекращения военных действий против греков, а когда он отказался, соединенные эскадры Англии, России и Франции атаковали турецко-египетский флот (у Наварина) и уничтожили его (в 1827 г). Так как султан по-прежнему отказывался предоставить Греции автономию, Россия в 1828 г. объявила Турции войну. Русские войска заняли Молдавию и Валахию и перешли через Дунай. В 1829 г. генерал Дибич нанес туркам полное поражение у д. Кулевчи, перешел Балканские горы и взял Адрианополь. В Азиатской Турции генерал Паскевич взял турецкие крепости Каре и Эрзерум. Султан вынужден был просить мира, который и был заключен в Адрианополе в сентябре 1829 г. По этому миру султан признал широкую автономию дунайских княжеств - Молдавии и Валахии (причем "Россия приняла на себя ручательство в их благоденствии", т.е. получила право вмешиваться в балканские дела для защиты христиан), а также Сербии и Греции (в 1830 г. Греция была признана независимым королевством). В Европе граница между Россией и Турцией проходила по линии Прут - Нижний Дунай (включая часть дельты Дуная), на Кавказе Россия получила восточное побережье Черного моря, с портами Анапа и Поти. Проливы Босфор и Дарданеллы были открыты для торговых судов всех стран. Почти одновременно с турецкой войной Россия вела успешную войну с Персией (в 1826 - 28 гг.), которая закончилась миром, заключенным в 1828 г. в дер. Туркманчай (между Тавризом и Тегераном): Персия уступила России земли по левому берегу р. Аракса (ханство Эриванское и ханство Нахичеванское) и обязалась уплатить военную контрибуцию. После побед над Турцией и Персией при Александре I и Николае I и территориальных приобретений на Кавказе, бывших результатом этих побед, перед русским правительством стояла задача покорения и умиротворения всего Кавказа; вольнолюбивые и воинственные кавказские племена оказывали упорное сопротивление продвижению русских войск, мешали сообщениям русских с Закавказским краем, нападали на пограничные поселения казаков на Тереке и на Кубани. Кавказские войны, начавшись скоро после принятия в русское подданство Грузии (в 1801 г), продолжались около 50 лет и закончились лишь при Александре II. Русские войска (долгое время главнокомандующий кавказской армией был заслуженный и популярный генерал Ермолов) с величайшим трудом и с большими потерями медленно продвигались в глубь Кавказских гор, устраивая линии небольших крепостей и опорных пунктов и принуждая к покорности соседние аулы, а затем - подавляя все новые и новые восстания горцев.
