К началу 50-х гг. восстановительный период в СССР за-вершился, за эти годы был создан достаточный инвестици-онный и научный потенциал, позволивший в дальнейшем обеспечить высокие темпы экономического роста. Особенно успешно советская экономика развивалась во второй поло-вине 50-х гг.: в этот период повысилась эффективность ис-пользования основных производственных фондов в промыш-ленности и строительстве, быстро росла производительность труда в ряде отраслей народного хозяйства. Повышение эф-фективности производства способствовало значительному росту внутрихозяйственных накоплений, за счет этого стало возможно более полноценно финансировать непроизводст-венную сферу. На осуществление социальных программ бы-ла также направлена часть средств, полученных в результате сокращения расходов на оборону.
Постепенное переключение внимания с накопления на потребление можно рассматривать как начало - преобразова-ния сталинской модели экономического развития, основан-ной на идее ускоренной индустриализации.
Несмотря на обилие реорганизаций, пик которых пришелся на 1957--1962 гг., они не изменили кардинально советской экономической си-стемы. Даже рассуждая о «революционной перестройке», Хрущев не думал трогать основы -- государственную собст-венность и плановую экономику.
Созданная в 20--30-е гг. государственная система (и со-ответствующая ей экономика) воспринималась Хрущевым, и не только им, как правильная, в развитии которой, однако, время от времени появляются отдельные «ненормальности». Их и нужно исправлять.
Как человек, прошедший большую школу партийной ра-боты снизу доверху, Хрущев почти во всех своих начинаниях стремился действовать по - партийному. При этом безусловный приори-тет отдавался организационному фактору и коммунистиче-ской сознательности.
Трудности и проблемы экономического развития объяснялись прежде всего недо-статками руководства и управления -- излишней бюрокра-тизацией, сверх-централизацией и т.п. Отсюда одни из самых громких начинаний 50--60-х гг. -- борьба с бюрократизмом и ряд реорганизаций, призванных дать больше экономиче-ской самостоятельности республикам и регионам [5 стр. 140]. Оба явле-ния -- и возросший бюрократизм в работе государственного аппарата, и излишняя централизация управления -- дейст-вительно, существовали как реальное «зло» и были тесно связаны между собой. Процедура планирования, составления бюджетных и любых других документов была громоздкой и малоэффективной.
Принятый порядок согласования интересов и полномо-чий различных ведомств создавал много проблем как для управляющих, так и для управляемых.
Страна бы-ла разделена на несколько крупных экономических районов, для управления которыми создавались Советы народного хо-зяйства (совнархозы).
Первые результаты реформы были вполне обнадеживаю-щими: уже в 1958 г. прирост национального дохода составил 12,4% по сравнению с 7% в 1957 г. Однако уже тогда спе-циалисты сделали интересное наблюдение: основной при-рост пришелся на период, когда предприятия остались «бес-хозными», т.е. министерства были упразднены, а совнархозы еще не успели вникнуть в суть дела [25 стр. 95]. В дальнейшем начались проблемы, одна из которых заключалась в том, что внутри совнархоза взаимосвязь между предприятиями складывалась в целом благополучно, тогда как в отношениях с предприя-тиями «чужого» совнархоза постоянно возникали трудности. Тогда эту проблему называли местничеством и часто списы-вали за счет «несознательности» руководителей совнархо-зов.
Но дело было не только в разногласиях типа «свое» -- «чужое»: переход на новую систему управления, сопровож-давшийся упразднением центральных министерств, оставил практически неприкосновенной существующую до реоргани-зации систему производственных связей, так называемый принцип сложившейся кооперации.
Реорганизации верхнего эшелона управления сопровож-дались дальнейшими попытками совершенствования низово-го звена: в русле этих попыток можно рассматривать разде-ление партийных органов по производственному принципу на промышленные и сельскохозяйственные (ноябрь 1962 г.). Однако эта реорганизация оказалась еще более недолговеч-ной, чем совнархозы.
Достигнутые высокие темпы экономического роста дей-ствительно могли создать иллюзию, что путь наиболее эф-фективного развития экономики уже найден. Между тем, как считает, например, экономист Г.И. Ханин, проведенные в 50-е гг. мероприятия по повышению эффективности ис-пользования ресурсов носили краткосрочный, зачастую тех-нический характер.
Не было найдено устойчивых глубинных факторов повышения эффективности производства, которые могли бы действовать и после исчерпания прежних факторов. Падение темпов экономического роста уже с начала 60-х гг. стало реальностью. Это обстоятельство в числе других, возможно, заставило Хрущева от идеи реорганизации управления по-вернуться к идее экономической реформы.
Начало 60-х гг. с точки зрения развития экономической ситуации в стране было не таким благоприятным, как преды-дущее десятилетие. Высокие темпы экономического роста, сопровождавшиеся, особенно во второй половине 50-х гг., повышением эффективности производства, заметными до-стижениями в ряде областей науки и техники, расширением сферы потребления и т.д., в начале 60-х гг. стали уменьшать-ся. (Согласно данным ЦСУ СССР, в 1963 г. по сравнению с 1962 г. снизился прирост национального дохода с 5,7 до 4,0%, продукции промышленности -- с 9,7 до 8,1%, а вало-вая продукция сельского хозяйства составила 92,5% от уров-ня 1962 г.) Объяснение возникших проблем традиционными недостатками руководства после стольких реорганизаций, направленных на их устранение, вряд ли выглядело убеди-тельно (последняя попытка такого рода относится к ноябрю 1962 г., когда партийные и советские органы разделились по производственному принципу) [31 стр. 239].
Экономическая ситуация требовала научного осмысле-ния, критического анализа, с тем чтобы не только поставить объективный диагноз современному состоянию экономики, но и определить принципы ее развития на будущее [31 стр.98]. Необходимость подключения научной мысли к разработке экономи-ческой политики стал понимать и сам Хрущев: при его не-посредственной поддержке в начале 60-х гг. начались эконо-мические дискуссии.
Первая из них коснулась далеких от практической эко-номики проблем и была посвящена общим вопросам полит-экономии социализма. В конкретном плане дискуссия скон-центрировалась на проблемах развития научного курса по-литэкономии социализма, который, как было признано, давно нуждался в совершенствовании.
По мнению «большинства», совершенствование заключа-лось главным образом в структурных изменениях схемы по-строения курса. Те, кто видел глубинные пороки экономиче-ской теории, обусловленные ошибочностью подходов к ана-лизу социалистической экономики как таковой, остались в меньшинстве. Более того, их встречали буквально в «штыки» как покушавшихся на достижения отечественной науки. До-статочно было даже такому признанному экономисту, как Л.А. Леонтьев, высказать мысль о застойных явлениях в развитии экономического знания после 20-х гг., -- его пози-ция почти сразу же подверглась коллективному осуждению. Логика «большинства» была проста: раз социализм, как счи-талось, уже построен, значит, была и есть теория его постро-ения, т.е. наука. Наука как бы освещалась самим фактом построения социализма, независимо от результатов и цены этого строительства. «Меньшинство» же предпочитало заду-мываться именно о цене и результатах уже сделанного и еще больше -- о содержании и направлениях предстоящей эко-номической работы [17 стр. 98].
В этом плане определенный интерес представляют мысли Л.Д. Ярошенко, который в ходе дискуссии 1951г. был под-вергнут критике Сталиным и осужден, как и другие ученые, оказавшиеся в оппозиции официальной точке зрения. Есте-ственно, что в то время Ярошенко так и не добился обнаро-дования своих идей. Что же изменилось десять лет спустя -- уже после публичной критики сталинской работы «Эко-номические проблемы социализма в СССР» и самой дискус-сии 1951 г.? В конце 1961 г. в журнале «Коммунист» появи-лась статья, в которой позиция Ярошенко по-прежнему была отнесена в разряд «порочных», а автор упрекался в стремле-нии «ликвидировать политическую экономию», подменив ее «богдановщиной». Статья, подписанная Л. Гатовским, почти дословно воспроизвела формулировки, данные Сталиным в «Экономических проблемах...». Мы останавливаемся на судь-бе Ярошенко вовсе не потому, что считаем его концепцию совершенной (любая научная теория нуждается в обстоя-тельном разборе), просто здесь, как в зеркале, отразились судьба научного поиска и особенности развития науки в тот период.
В чем же конкретно выражалась названная «немарксист-ской» точка зрения Ярошенко на проблемы политэкономии социализма?
«...Ключ к правильному теоретическому решению основных вопросов политэкономии социализма, -- писал Ярошен-ко, -- я вижу в признании того, что в условиях социализма и коммунизма не существует потребности отраслей на-родного хозяйства в рабочей силе, а существует по-требность людей, работников в отраслях хозяйства.
Человек как цель экономического прогресса, а не абст-рактная «производительная сила» или «трудовой ресурс» -- в этом подходе суть поворота, который должен был опреде-лить доминанту в развитии и экономической теории, и хо-зяйственной практики. И не в последнюю очередь -- опре-делить место и роль экономической науки в реальной поли-тике. Разность позиций по этому вопросу сам Ярошенко понимал так: «Политическая экономия в условиях социализ-ма изучает и объясняет социалистический способ производ-ства. Изучает и объясняет существующее -- точка зрения Л. Гатовского и его единомышленников. Политическая эконо-мия социализма разрабатывает теорию развития социалисти-ческого способа производства, теорию развития действитель-ного и с этой точки зрения изучает социалистический способ производства -- точка зрения Л. Ярошенко» [25 стр. 126]
Можно было бы рассуждать о преимуществах и ограни-ченности того или иного подхода к проблемам развития эко-номической теории. Однако эти рассуждения вряд ли имели смысл в тех условиях, когда монополия «большинства» фак-тически закрывала право на существование другой точки зрения. Такой способ разрешения общих вопросов не мог не сказаться и на результатах разрешения более частных воп-росов.
Частные вопросы касались конкретных проблем хозяйст-венной практики, организации производства, стиля и мето-дов управления. Все они в конце концов сосредоточились на одной задаче: как обеспечить максимальную эффективность работы предприятий, при которой рост производства сопровождался бы постоянным улучшением качества продукции? Этой проблемой экономисты занимались давно, но с начала 60-х гг. их выступления уже приобрели характер целенаправ-ленной дискуссии. Предметом спора стали предложения харьковского экономиста Е.Г. Либермана, сделанные им на основе анализа опыта работы Экономической лаборатории Харьковского совнархоза и опубликованные в 1962 г. в жур-нале «Вопросы экономики», а затем и в «Правде» (статья «План, прибыль, премия). В обобщенном варианте эти пред-ложения сводились к следующему:
1. Современный порядок планирования работы предпри-ятий не заинтересовывает их в эффективной, качественной работе. Одна из причин такого положения -- ограничение хозяйственной самостоятельности и инициативы предприятий.
2. Задача расширения инициативы и самостоятельности
предприятий может быть решена на основе использования
принципа «долевого участия в доходе»: чем больше ценностей создало предприятие для общества, тем большая сум-ма должна отчисляться в его поощрительный фонд, незави-симо от того, произведены эти ценности в рамках плана или сверх него.
Принцип «долевого участия» реализуется в форме пла-нового норматива длительного действия по рентабельности производства. Формирование нормативов происходит дифференцированно по различным отраслям и группам пред-приятий, находящимся примерно в одинаковых естественных
и технических условиях.
Использование нормативов длительного действия позволит оценивать работу предприятий по конечной эффективности, а не по большому числу показателей, деталь- но регламентирующих хозяйственную жизнь предприятий.
Дело не в показателях, а в системе взаимоотноше-ний предприятия с народным хозяйством. Необходимы существенные коррективы в порядке планирования производства сверху донизу.
Усилить и улучшить централизованное планирование путем доведения обязательных заданий только до совнархозов. Ликвидировать практику разверстки заданий сов-нархозами между предприятиями «по достигнутому уровню».
7.Планы предприятий после согласования и утверждения объемно-номенклатурной программы полностью со-ставляются самими предприятиями.
8. Необходимо разработать порядок использования еди-ных фондов поощрения из прибылей предприятий, имея в виду расширение прав предприятий в расходовании фондов на нужды коллективного и личного поощрения.
Идеи Е. Либермана представляли собой попытку созда-ния концепции «сквозного» совершенствования хозяйствен-ного механизма сверху донизу -- от реорганизации центра-лизованного планирования до разработки экономических ос-нов развития производственного самоуправления (принцип «долевого участия»).
Идею «сквозной» экономической реформы разрабатывал тогда целый ряд экономистов. В одном из наиболее прорабо-танных вариантов ее представлял В.С. Немчинов. В его ра-ботах мысль о переводе экономики на научные основы уп-равления проводилась в предложениях по построению пла-новых моделей народного хозяйства (модели расширенного воспроизводства, модели отраслевого и территориального общественного разделения труда, модели планового ценооб-разования и др.), с помощью которых стал бы возможен расчет различных балансов и оптимумов, в том числе и оп-ределение оптимального режима экономического развития на тот или иной период [26 стр.157].
«Составление плана -- дело расчетное, иное дело -- его выполнение», -- утверждал В.С. Немчинов, обосновывая це-лесообразность доведения до предприятий минимального числа плановых показателен, исключая из них большинство, необходимых только как расчетные. Он же активно отстаи-вал идею введения платы за основные фонды предприятия, перевода материально-технического снабжения на принципы оптовой торговли, переориентации работы экономики с про-межуточных на конечные результаты.
Во время дискуссии по статье Е. Либермана именно Не-мчинов призывал коллег к лояльности и взаимопониманию: «Главное в нашей дискуссии -- это выявить, что объединяет сторонников различных точек зрения по обсуждаемому воп-росу. Если же мы будем без конца наслаивать наши разно-гласия, решение этого вопроса не сдвинется с мертвой точ-ки». Решение вопроса между тем все-таки сдвинулось, прав-да, не совсем в том направлении, которое было предложено в начале обсуждения. Дискуссия незаметно сосредоточилась на одной проблеме -- проблеме материального стимулирова-ния (привлечение внимания общественности к этому вопро-су было признано фактически единственным достоинством выступления Либермана). Научный совет по хозяйственному расчету и материальному стимулированию производства при Академии наук СССР на своем заседании признал «схему Е.Г. Либермана» в принципе неприемлемой, поскольку ее автор, «нарушив меру и необходимые пропорции, доводит ряд 'правильных положений до такой их трактовки, которая вме-сто пользы сулит отрицательные последствия».
Справедливости ради надо отметить, что в критике было и рациональное зерно, например, когда речь шла о недопу-стимости абсолютизации того или иного показателя учета и оценки работы предприятий. Однако главный пункт обвине-ний, предъявленных Либерману, заключался в другом: его упрекали не более и не менее как в покушении на основу основ социалистической экономики -- централизованное го-сударственное планирование. Здесь мы подходим к очень важному моменту -- важному для понимания не только эко-номической дискуссии первой половины 60-х гг., но и осо-бенностей последовавшей за ней экономической реформы.
Парадоксы хозяйственной реформы 1965г., половинча-тый характер экономических реорганизаций послевоенного времени отнюдь не случайны, если рассматривать их с точки зрения объективных и субъективных пределов возможного [17 стр. 129]. Применительно ко времени 60-х объективная потребность обновления экономической стратегии столкнулась с наличи-ем серьезных барьеров субъективного порядка, которые не позволили провести тогда радикальные преобразования. Эти барьеры создавались прежде всего господствующей экономи-ческой концепцией. Ее стержневая идея, основанная на про-тивопоставлении «либо план, либо рынок», определяла осо-бое место централизованного государственного планирова-ния в системе экономических отношений, при котором все споры по вопросу хозяйственной самостоятельности произ-водственных звеньев становились простой формальностью или определенной данью времени перемен. Известна пози-ция Хрущева, который считал, что «единое централизован-ное планирование... в социалистическом хозяйстве... должно быть обязательно... Иначе надо обращаться к рынку, тогда... уже не социалистические отношения между предприятиями на основе единого плана, а рыночные... Это -- спрос и пред-ложение. Но это уже элементы капиталистические...». И де-ло здесь даже не в личной позиции Хрущева, а в том, что, согласно существовавшей политической традиции, личная точка зрения лидера -- это уже официальная установка, оп-ределяющая направление развития и хозяйственной практи-ки, и хозяйственного мышления. Были попытки выйти за рамки старой экономической концепции. Академик В.С. Немчинов, например, выступая против «коронации» централизованного планирования, в 1964 г. писал: «В современных условиях система всеобъем-лющего и всеохватывающего планирования вступает в про-тиворечие с действительностью. Хозяйственный процесс не-прерывен. Он неадекватен процессу планирования... народ-ного хозяйства» [12 стр. 74]. Эту истину хорошо понимали некоторые хозяйственники, которые приходили к осознанию ограничен-ности принципов плановой разверстки в результате долго-летнего практического опыта. Они высказывались за прак-тическую апробацию идей Е. Либермана, а руководители Воронежского совнархоза, например, выступили с конкрет-ным предложением «при участии научных работников инс-титутов, в порядке опыта применить на ряде своих предпри-ятий предложения, выдвинутые в статье «План, прибыль, премия». Но опыт, эксперимент получали право на жизнь лишь в том случае, если они не выходили за рамки общепри-нятой экономической концепции. Отсюда -- бесконечные призывы к «совершенствованию», «развитию», «улучшению» хозяйственной практики, и отсюда же -- невозможность со-стыковать неприкосновенность единого централизованного планирования с борьбой против постоянного вмешательства центральных ведомств в деятельность производственных коллективов. В результате «банк идей», созданный усилиями отечественных экономистов, в наиболее конструктивной ча-сти оказался неработающим. Предложения по организации оптовой торговли средствами производства, гибкого ценооб-разования, прямых договорных связей и др., направленные на развитие социалистического товарного производства, по-лучились заведомо обреченными, поскольку их не к чему было приложить. Существующая экономическая теория их активно отторгала, новой создано не было. Дальнейший эко-номический поиск попадал таким образом в логический ту-пик: с одной стороны, он направлялся идеей использования стоимостных рычагов в социалистическом хозяйстве, но с другой -- существовала непререкаемая позиция, отрицаю-щая связь социалистической экономики с рыночным меха-низмом (а значит, и с законом стоимости). По-видимому, не найдя выхода из этого тупика, экономическая мысль стала дробиться, склоняться к детализации: экономическая дискус-сия, охватившая вначале широкий спектр проблем, постепен-но сужалась до спора о показателях эффективности, о «глав-ном» показателе, а затем приобрела ярко выраженную анти-валовую направленность. В результате уже на стартовом уровне возможности бу-дущей экономической реформы оказались существенно за-ниженными. Политическая ситуация после отставки Хруще-ва в октябре 1964г. тоже не способствовала углублению творческого поиска. Самая крупная за послевоенный период реформа опоздала, так как ее практическое воплощение при-шлось на тот момент, когда наиболее благоприятное, с точки зрения состояния общественной атмосферы, время для осу-ществления реформ осталось уже позади [12 стр. 82].
