Таким образом, уже в этом древнейшем сообщении объединяются воедино два события, последовавшие вскоре после нападения русского войска на Константинополь: договор о «мире и любви» и крещение Руси. Очевидна и хронология этих событий - они произошли до 867 г., в период патриаршества Фотия.
Условие о христианизации Руси, видимо, не было единственным конкретным условием русско-византийского договора. Одним из важнейших условий договоров «мира и любви», заключаемых Византией с «варварскими» государствами, была выплата им ежегодной дани. Такую дань греки платили гуннам, болгарам, аварам, хазарам, и всякий раз неуплата дани вызывала очередной военный конфликт между «варварами» и империей. Хотя мы не располагаем прямыми свидетельствами включения статьи о дани в русско-византийский договор 60-х годов IX в., но косвенно следы этого условия можно усмотреть в сообщении Константина Багрянородного о том, что Василий I Македонянин склонил руссов к переговорам «щедрыми подарками» - золотом, серебром и шелковыми тканями. Разумеется, речь могла идти и об обычном подкупе иностранного посольства, с тем чтобы добиться для империи наиболее выгодных условий мира, и о посольских дарах, которые в византийской да и в мировой практике было принято преподносить зарубежным посольствам дружественных государств. Но это могла быть и дань, которую греки выплатили руссам за обещание сохранять мир. Как показал в своем исследовании Д.В. Айналов, золото, серебро, шелковые ткани неизменно входили в состав дани, уплачиваемой Византией «варварам» за мир и союзную помощь.
Следы двух других условий, как верно заметили А.В. Лонгинов, А.А. Васильев, А. Боак и другие историки, прослеживаются в позднейших договорах Руси с греками. Одно из них - договоренность о союзных действиях Руси и Византии
Вполне вероятно, что в договоре 60-х годов IX в. нашли отражение условия о местопребывании русских купцов у монастыря св. Маманта и некоторые другие условия, повторенные впоследствии в договоре Олега с греками в 907 г. На основании сведений Ибн-Хордадбе о взимании с русских купцов десятины и «Повести временных лет» о существовании старинной русско-византийской торговли (имеется в виду сюжет легенды об убийстве Олегом Аскольда и Дира, когда Олег и его дружинники прикинулись русскими гостями, идущими в Царьград) некоторые историки считали, что договор 60-х годов IX в. восстановил нарушенную нападением 860 г. русско-византийскую торговлю и регламентировал ее.
Итак, в результате напряженных переговоров состоялось заключение русско-византийского договора, который являлся договором «мира и любви» между двумя странами и открывал новую страницу в отношениях между ними. Локальные перемирия с византийскими властями в первой половине IX в., затем посольство рекогносцировочного характера 838-839 гг., перемирие под стенами Константинополя и, наконец, первый межгосударственный устный договор - таковы этапы развития дипломатических отношений Руси и Византии в IX в.
Однако совсем иное значение имели они для древнерусского государства. Если заключение договора «мира и любви» с империей, включавшего соглашение о крещении Руси, а точнее сказать, о готовности допустить на русскую территорию православную миссию, имело для Руси огромное политическое значение, небывало подняло престиж древнерусского государства и означало своеобразное «дипломатическое признание» древней Руси, то конкретные условия договора могли являть собой уже первые реальные плоды этого признания. Русь все более четко формулировала свои внешнеполитические и экономические интересы в отношении империи, вступала на тернистый путь тогдашней причерноморской политики. Поэтому вряд ли можно согласиться с оценкой событий Д. Оболенским, который, согласно своей концепции «византийского сообщества наций», посчитал, что в результате этого мирного договора Русь вошла в круг византийского сообщества.
Русско-византийский договор 907 г.К началу X в. взаимоотношения Киевской Руси с Византией представляли собой урегулированное состояние «мира и любви», установившееся после нападения руссов на Константинополь в 860 г. и заключения первого межгосударственного русско-византийского договора 60-х годов IX в. Этот договор являлся общеполитическим соглашением, которое прекращало состояние войны между двумя государствами, декларировало между ними «мир и любовь», что во многих других аналогичных случаях имело в виду уплату Византией ежегодной дани недавнему противнику, регулярный допуск в империю посольств и купечества, т.е. предоставление обычных привилегий руссам.
Не отрицая торговых противоречий в качестве одной из возможных причин военного конфликта между Византией и Русью в начале X в. все же следует сказать, что, видимо, не они предопределили новое нападение Руси на Константинополь. Скорее всего, причина заключалась в отказе Византии соблюдать наиболее обременительное для нее условие договора 60-х годов IX в. - платить дань. Рухнула сама основа политического договора о «мире и дружбе», и поход Олега мог явиться санкцией в ответ на нарушение греками этого кардинального условия прежнего договора. У нас нет сведений о нарушении греками своих обязательств в отношении уплаты дани Киеву. Но если допустить, что такие обязательства существовали, то греки вполне могли их нарушить, воспользовавшись междоусобицей на Руси, падением старой княжеской династии в Киеве, появлением на киевском престоле нового правителя, затяжными войнами Олега с окрестными племенами и хазарами. И не случайно вопрос о дани как основе общеполитического договора возник с первых же шагов византино-русских переговоров под стенами Константинополя в 907 г. по образу и подобию других византино-иностранных соглашений.
Готовясь к походу против Византии, Олег не только собирал под свою руку все наличные силы восточнославянских племен, подчиненных Киеву, но и привлек тех из них, которые еще не вошли в состав Киевского государств: древляне, радимичи, северяне, варяги словене, хорваты, тиверцы
Согласно «Повести временных лет», переговоры руссов с греками начались с того, что последние выслали к Олегу своих парламентеров и те заявили: «Не погубляй града, имемъ ся по дань, яко же хощеши» '. Олег остановил своих воинов.
Олег потребовал выплатить ему «дань» по 12 гривен на человека на 2 тыс. кораблей, «а в корабли по 40 мужь». Греки, как сказано в летописи, согласи лись на это и просили начать мирные переговоры: «И яшася греци по се, и почаша греци мира просити, дабы не воевал Грецкые земли».
Так закончился начальный этап переговоров между греками и руссами. Первые обещали удовлетворить требования Олега о выплате дани.
Выплата Византией ежегодной дани Руси имеет прочную и древнюю историческую аналогию. Да и сам этот факт стал традицией в византино-русских отношениях. В 944 г., во время второго похода Игоря против Византии, послы греков пытались остановить русское войско на Дунае и избавить Константинополь от новых военных испытаний. Они передали русскому князю слова императора Романа I Лакапина: «Не ходи, но возьми дань, юже ималъ Олег, придамь и еще к той дани». Святослав, по свидетельству «Повести временных лет», также получал дань до начала своего похода на Византию: «Седе княжа ту въ Переяславци, емля дань на грьцех». Во время переговоров летом 970 г. со Святославом греки заявили русскому князю: «Возми дань на насъ, и на дружину свою». И здесь мы вновь видим раздельное понимание летописцем дани и единовременной контрибуции. В этом же направлении ведет нас летописная речь Святослава к дружине, произнесенная им в трудный для русских час в осажденном Доростоле. Святослав уговаривал дружину заключить мир с Цимисхием и взять с греков дань: «Аще ли почнеть не управляти дани, да изнова из Руси, сов-купивши вой множайша, поидемъ Царюгороду». В данном случае нас интересует не столько достоверность самого факта Святославовой речи (мы вполне допускаем, что русский князь мог этого и не говорить), сколько логика умозаключений летописца, привыкшего к тому, что Византия в течение долгих лет платила дань Руси и ее неуплата могла послужить причиной новой русско-византийской войны. Пункт договора Олега об «укладах», взятых на русские города, как раз и говорит об этой регулярной дани.
Таким образом, по договору 907 г. древнерусское государство установило с Византией отношения, которые уже стали нормой для окружавших империю государств. Разрыв этих отношений приводил к межгосударственным осложнениям и к войне.
Закономерным развитием этих переговоров и положения договора 907 г. об обязательстве империи выплачивать «уклады» Руси явилось согласие Византии возобновить выплату дани, положенной Руси, при Игоре, в 944 г. Последующие переговоры о выплате греками дани Игорю, Святославу неизменно возвращают нас к переговорам, помеченным 907 г., и к самому условию договора 907 г. о дани. Вот неизбежный вывод, вытекающий из анализа источников.
Итак, в ходе переговоров 907 г. выделяются три условия договора: восстановление «мира и дружбы» между Русью и Византией, выплата Византией единовременной контрибуции в виде денег, золотых вещей, тканей и т.п., а также периодической дани Руси. Но это далеко не все. В разделе, который идет после слов: «И заповеда Олег…», говорится и об иных условиях русско-византийского договора, выраженных в требованиях русской стороны. После требования выплаты контрибуции и «укладов» следует фраза: «Да прихо-дячи Русь слюбное емлют, елико хотячи».
Следующий сюжет договора касается торговых отношений Руси и Византии, а точнее, статуса русских купцов в империи: «А иже придутъ гости да емлют месячину на 6 месяць, хлебъ, вино, мясо, и рыбы, и овощь», а далее говорится о предоставлении руссам возможности пользоваться баней, снаряжением на обратную дорогу. В этом условии отражены, несомненно, требования русского купечества о предоставлении ему в Византии определенного статуса. Месячина - это месячное содержание русских гостей, состоявшее, как указано в тексте, из хлеба, вина, мяса, рыбы, овощей
При анализе условий договора 907 г., как они изложены русской и греческой сторонами, нельзя не обратить внимание на то, что «русские» пункты договора в основном содержат требования общеполитического порядка: о мире, контрибуции, дани, посольском и торговом статусе для русских в Византии. «Греческие» же условия касаются главным образом порядка пребывания русских купцов на территории империи, который ставил их под контроль императорской администрации. Оговоренными условиями греки как бы вводят русскую торговую стихию в Византии в русло строгой законности, традиционных устоев, и дело здесь не только в том, что греческие власти боялись конфликтов, которые могли вызвать руссы в империи.
Историческое значение договора 907 г.Прежде всего несколько замечаний по поводу того, что из договора 911 г. были изъяты все те фрагменты, которые отразились в договоре 907 г. и которых нет в договоре 911г. Этот главный аргумент некоторых историков в пользу недостоверности договора 907 г., на наш взгляд, несостоятелен.
Договор 911 г. отразил центральную идею «мира и дружбы», которая лежит в основе и договора 907 г. В 907 г. «по-чаша греци мира просити, дабы не воевал (Олег. - А.С.) Грецкые земли». «Миръ сотвориста», «утвердиша миръ», - говорится и в заключении текста о ходе переговоров в 907 г. В 911 г. эта идея была повторена: «удержание» и «извещение» бывшей «любви» декларируются в преамбуле договора 911 г. «Суть, яко понеже мы ся имали о божьи вере и о любви, главы таковыа», - читаем в тексте, идущим за преамбулой. Это означает, что весь последующий текст договора 911 г. его авторы рассматривают сквозь призму «мира и любви».
В договоре 911 г. нашла отражение и другая кардинальная идея договора 907 г. - о регламентации поведения руссов в Византии. В договоре 907 г. говорится о том, что руссы не должны творить «пакости в селех». Договор 911 г. эту идею развивает и конкретизирует в разделе «Аже ся ключит проказа, урядимъ ся сице», т.е. если случится какое-либо злодеяние, то стороны договорятся по этому поводу следующим образом, а далее идет серия конкретных статей относительно возможных «проказ». В договоре 907 г. эта идея носит общеполитический характер, а в договоре 911 г. она получает конкретное развитие, хотя исходная точка и в том и в другом случае одинакова.
Об общности двух договоров говорит и заключительная часть договора 911 г. Здесь трижды проводится узловая идея «мира и любви», лежавшая в основе договоров как 907 г., так и 911 г. Об этом свидетельствуют и слова об утверждении «бывшего мира», и клятва не преступить «устав-леных главъ мира и любви» и утвердить «бывающаго мира». Конечно, можно предположить, что во всех этих случаях договор 911 г. лишь содержал те прокламации «мира и любви», которые в дальнейшем летописец вынес «за скобки» и на основании которых создал свою версию договора 907 г. Однако версия «мира и любви» в договоре 907 г. имеет свою закономерность: она тесно связана с решением других общегосударственных вопросов - с обязанностью Византии выплачивать дань руссам, с вопросом о посольских и купеческих обменах. В договоре же 911 г. эта идея связана с конкретными статьями.
Не выдерживает критики и точка зрения, что судьбу договора 907 г. определил поход 911 г. Судьбу договора 907 г. определил в действительности поход ему предшествовавший. Договор 907 г. политически вырос из событий, разыгравшихся под стенами Константинополя. Он - детище успехов русского оружия. О походе же 911 г. в источниках вообще нет никаких сведений.
Не можем мы согласиться с теми, кто определял договор 907 г. как прелиминарный мир. Во-первых, ему самому предшествовала предварительная договоренность под стенами Константинополя о прекращении военных действий и отходе русской рати от города, что указывает на его вполне самостоятельный характер. Во-вторых, и это главное, содержание договора 907 г. говорит отнюдь не о прелиминарном соглашении, а о развернутом, самостоятельном, законченном политическом документе.
Трудно квалифицировать договор и лишь как торговое соглашение. Конечно, и договор 907 г., и последующие соглашения Руси с греками содержали статьи, регулировавшие торговые отношения двух стран. Но сами эти статьи не имели чисто торгового характера, и договор 907 г. ясно это показывает.
Очевидно, что после событий 907-911 гг. Русь вошла в союзные отношения с Византией, которые продолжались вплоть до конфликта между этими государствами где-то в середине 30-х годов X в.
Русско-византийский договор 911 г.Впервые идея общегосударственного, общерусского представительства дипломатической миссии была сформулирована в 911 г.
Летописец отметил, что Олег послал своих послов в Константинополь «построити мира и положити ряд» между Русью и Византией. В этих словах четко определен характер соглашения 911 г.: с одной стороны, это «мир», а с другой - «ряд». Понятия эти для летописца не равнозначные. Судя по тексту договора, под «миром» подразумевается именно общеполитическая его часть. И это не просто «стилистика», «нравственная сентенция», формальный протокол, как об этом писали Д.М. Мейчик и А.В. Лонгинов', а отражение существующих исторических реалий, которые действительно отложились в стереотипные протокольные фразы, взятые уже давно на вооружение государственно-дипломатическими службами многих стран раннего средневековья.
Договор 911 г. говорит об «удержании» и «извещении» «бывшей любви» между двумя государствами. Первая статья договора, идущая после протокольной части, непосредственно посвящена этому общеполитическому сюжету: «Суть, яко понеже мы ся имали о божьи вере и о любви, главы таковыа: по первому убо слову да умиримся с вами, грекы, да любим друг друга от всеа души и изволениа…», а далее идет текст, который говорит, что обе стороны клянутся «на сохранение прочих и всегда лет», «непреложну всегда и во вся лета» соблюдать «любовь непревратну и непостыжну». Данное политическое обязательство сформулировано именно в виде отдельных глав, одна из которых говорит об обещании Руси хранить этот мир, а другая отражает то же обязательство со стороны греков: «Тако же и вы, грекы, да храните тако же любовь ко княземъ нашим светлым рускым…»
Договор 911 г. вновь возвращается к той же идее, что выражена в протоколе и первых статьях соглашения, - к идее мира между двумя государствами: «бывший миръ сотворихом…», «кля-хомся… не преступити… уставленых главъ мира и любви», «таковое написание дахом… на утвержение и на извещение межи вами бывающаго мира» 3. Здесь понятие «мира и любви», сформулированное уже в обобщенном виде, относится ко всему договору, ко всем «уставленным» в нем статьям независимо от того, являются ли они непосредственно связанными с вопросом об «удержании» мира или посвящены более частным вопросам.
Закономерно возникает вопрос: для чего и Руси, и Византии потребовалось через четыре года вновь возвращаться к этой общеполитической идее, выраженной еще в договоре 907 г.?
Ответ на него содержится в самом договоре 911 г. Там нигде не говорится, что «любовь и мир» заключаются между государствами заново, - после мира 907 г. это было бы бессмысленным. В договоре лишь отмечается, что послы направлены «на удержание и на извещение» «мира и любви», т.е. на закрепление уже достигнутого. Вспомним, что после военных конфликтов 941 и 970-971 гг. «мир и любовь» заключались заново и рассматривались как возврат к «ветхому», «первому» миру, под которым мы, как отмечалось выше, понимаем договор 907 г.
Первая статья говорит о способах рассмотрения различных злодеяний и мерах наказания за них; вторая - об ответственности за убийство, и в частности об имущественной ответственности; третья - об ответственности за умышленные побои; четвертая - об ответственности за воровство и о соответствующих за это наказаниях; пятая - об ответственности за грабеж; шестая - о порядке помощи купцам обеих стран во время их плавания с товарами, помощи потерпевшим кораблекрушение; седьмая - о порядке выкупа пленных - русских и греков; восьмая - о союзной помощи грекам со стороны Руси и о порядке службы руссов в императорской армии; девятая - о практике выкупа любых других пленников; десятая - о порядке возвращения бежавшей или похищенной челяди; одиннадцатая - о практике наследования имущества умерших в Византии руссов; двенадцатая - о порядке русской торговли в Византии (статья утеряна); тринадцатая - об ответственности за взятый долг и о наказаниях за неуплату долга.
