Крещение Руси. Освещение его в древнерусских летописях - (реферат)

Дата добавления: март 2006г.

МИНИСТЕРСТВО ВЫСШЕГО И СРЕДНЕСПЕЦИАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ Сургутский Государственный Университет

    Кафедра Истории
    Сочинение:
    “Крещение Руси. Освещение его в древнерусских летописях”

Выполнил: студент III курса Гуманитарного отделения гр. 881 Бурмасов И. А. Проверила: Агаркова А. Б.

    Дата_____________
    Оценка___________
    Подпись__________
    Сургут 2000 г.
    Голос души автора сего…

Нынче мы отмечаем круглую дату –2000-летие Христианства. Уже было написано множество работ по этой теме, сколько было телепередач… И это за 9 с небольшим лет нашей российской“демократии”. Христианство опять вошло в моду. Теперь даже в Совете Федерации заседают представители крупных религиозных конфессий. Правда главенство отдается христианству. Но почему христианству ? Может потому, что оно явилось изначально золотой серединой между замкнутостью иудаизма как конфессии, и нетерпимостью к инакомыслию и“неверным” у ислама.

Несмотря на 20-летие воинствующего атеизма, христианство все же осталось в русских. (20-летие воинствующего атеизма–это мое личное мнение: я считаю, что когда Сталин пригласил к себе попов и разрешил им открыть семинарии во время войны воинствующий атеизм кончился. Именно ленинская политика была политикой атеизма. Сталин погубил“великое дело” тов. Ленина. ) Но в чем были правы волхвы Киева и Новгорода, и позже –коммунисты, - так это в том, что христианство губит человеческое(творческое) начало. Оно–изначально чуждая религия. Христианство было чуждо свободолюбивым славянам. Но то, что христианство– исконно русская религия –чистая правда. Христианство не смогло бы утвердиться, если бы оно не имело военной поддержки. Взгляд со стороны: “…православие (христианство) утвердилось на Руси благодаря тому, что Владимир из-за своей алчности и жажды власти продался Византии, которая помогла ему с администрированием и финансами…”Начать порабощать собственный народ, родную кровь мог только очень жестокий и беспринципный человек. А может он вовсе и не славянин по происхождению? В этом свете теория норманистов выглядит очень убедительно. Но, теории - теориями, а по историческим источникам все выглядит совершенно иначе.

    Выбор веры

Религиозная политика князя Владимира в 980-е годы отличалась, как кажется, известным налетом авантюризма, что, собственно, и неудивительно: князь был чистокровным скандинавом, хотя и рожденным на Руси, и к традиционной славянской вере относился, видимо, вполне скептически (как, возможно, и ко всем остальным). Да и трудно предположить, что у вечных странников-варягов, даже благородной крови, потомком которых он был, оставалось после веков жизни на чужой земле за душой что-то особенно святое. Княжеская авантюра нашла свое отражение в летописном рассказе об“испытании вер”, уже изложенном выше. Итак, в 986 г. к князю якобы зачастили миссионеры из разных стран. Владимир выслушал всех, затем осуществил“разведку”и после совета и зрелого размышления остановился на восточном (византийском) христианстве ради красоты богослужения. Нужно думать, что бродячий фольклорный сюжет “испытания вер” был призван “облагородить”летописную историю, подменив сведения о княжеских поисках новой политической ориентации, а соответственно—и веры, поскольку в средние века (а кое-где и сегодня) эти вещи не разделяли: единоверец был союзником.

Князь, видимо, поочередно давал понять мусульманам (Волжской Болгарии), иудеям, западным и восточным христианам, что не прочь принять их веру и закон, и, очевидно, следил за реакцией, взвешивая плюсы и минусы, “за” и “против”. Заметим, что Владимиру не пришло в голову сменить славянское язычество на близкое балтийское или чуждое, но сходное в основных принципах угро-финское: их носители (голядь, чудь, весь, меря и пр. ) сами зависели от Руси. Князь выбирал между различными вариантами единобожия (монотеизма), поскольку в сопредельных и доступных его влиянию землях просто не было мощных государств, потенциальных союзников, исповедовавших иные религии (не брать же в расчет далекую Индию или и вовсе запредельный Китай, куда добирались разве что купцы по Великому шелковому пути). А европейские языческие народы сами наперебой крестились. Конечно, окончательный выбор был продиктован прежде всего экономическими соображениями: именно в Константинополе испокон веков сходились торговые связи восточных славян со всем средиземноморским миром, что порождало тесные отношения попеременного сотрудничества-соперничества с империей. Но не следует забывать и единственного в своем роде и тогдашнем мире византийского великолепия, пленявшего не одно поколение славянских и варяжских купцов и воинов. Отказавшись от ориентации на разгромленную Хазарию, Русь, вполне естественно, обратилась в сторону Византии. Но если “хазарский” период не привел к принятию иудаизма, период “византийский” мог открыться только официальным крещением (т. е. утверждением государственного статуса христианства) — иначе “разговор”, диалог просто оказался бы невозможен. Русь как бы взялась изучить “язык” интересного и нужного ей собеседника, но с первого же момента, видимо, решила “выторговать”за этот шаг как можно больше: династический брак князя с византийской принцессой и соответственно полноправный статус в европейской политике. Добиться этого, особенно принцессы, было нелегко —нужно знать унаследованное из античных времен высокомерное отношение ромеев к варварам-язычникам, даже желающим креститься.

Примерный ход событий, связанных с крещением князя Владимира и его браком, восстановлен польским историком Анджеем Поппэ. Согласно его версии, Владимир крестился 6 января 988 г. в Киеве, а не в Корсуни-Херсоне (близ нынешнего Севастополя), как говорит летописец. Впрочем, среди историков преобладают сторонники херсо-несского крещения. В качестве даты крещения называют также 1 марта 987 г. , есть сведения, что не от греческих, а от болгарских (славянских) священников. Согласно летописной версии, Владимир взял Корсунь, чтобы вынудить Византию отдать за него Анну. По более убедительной реконструкции А. Поппэ, произошло это из-за отпадения своевольного города от империи— князь выполнял здесь свои союзнические обязательства, а город вернул императору в качестве своеобразного выкупа за невесту. Летописная история крещения князя в Корсуни маловероятна еще по одной причине: корсунское священство в вероисповедном плане отличалось от константинопольского, и отношения между ними были весьма напряженными. Странно было бы, ориентируясь на Византию, принимать крещение в непокорном городе, исповедующем к тому же иной вариант вероучения. Крещение Руси

Вскоре после крещения князя были окрещены и киевляне-язычники. Принятие таинства было, как сказали бы сегодня, добровольно-принудительным. Предварительно по велению князя низвергли идолы его собственного пантеона: одни изрубили, другие сожгли, а Перуна привязали к конскому хвосту и волочили его с горы к ручью, причем двенадцать мужей избивали идол палками. “Делалось это, — говорит летописец, —не потому, что дерево что-нибудь чувствует, но для поругания беса, который обманывал людей в этом образе”. Перуна кинули в Днепр, и специально приставленные люди отпихивали его от берега до самых днепровских порогов, которые, видимо, воспринимались как граница“своего”мира (такая граница может не совпадать с политической). Власть князя, как видно, была весьма сильна: он решительно расправился с идолами, не побоявшись народного возмущения. Более того, если верить летописи, никаких волнений в Киеве и не последовало. А князь, не давая язычникам опомниться, послал по всему городу глашатаев со словами: “Если не придет кто завтра на реку — будь то богатый, или бедный, или нищий, или раб, — да будет мне враг”. Угроза достаточно серьезная. Обратим внимание на места постройки церквей: они фактически заместилиязыческие святилища, как бы унаследовав сакральность (священность) их мест. Тот же механизмзамещениябудет в полную силу действовать и в народных представлениях, приведя в итоге к возникновению новой картины мира на основании синтеза языческой и христианской моделей. Противоречие между верами с веками сгладилось, сошло на нет. Христианство, еще на византийской почве включившее в себя многие элементы языческой народной магии, слилось в сознании масс народа со славянскими верованиями и обрядами. У развитой монотеистической религии (иудаизм, христианство, ислам) и магического язычества есть нечто общее, а именно— признание существования “мира иного”и его влияния на мир здешний и живущих в нем людей. Но это влияние и взаимодействие миров трактуется по-разному. Религия—это диалог с высшим существом, где человек, признавая свою подчиненность божественной воле и надеясь получить посмертное спасение в результате милости Бога, обращается к Нему с хвалой или просьбой. Других причин для молитвы, по сути, не существует. Божество для религиозного сознания—высшая личность, индивидуальность, совершенно свободная и подчиняющаяся только Своей воле. Для магии иной мир населен множеством существ, которые тем не менее являются мнимыми (как и христианские бесы), поскольку несвободны. Эти ложные индивиды в принципе не отличаются от безличных слепых сил, с которыми работает наука (имеющая некоторые общие основания с магией, в частности предпосылку существования вечных неизменных законов, знание которых позволяет осуществлять целенаправленную предсказуемую деятельность по изменению мира). Объекты магии вполне поддаются управлению и использованию, для чего следует овладеть магической техникой (заклинаниями, тайными именами и т. п. ). Тогда результат гарантирован.

    Двоеверие

Традиционная вера и не собиралась умирать на Руси. Как писал иеромонах Иоанн (Кологривов), русский католик, член ордена иезуитов, читавший в середине XX в. лекции в Папском Восточном институте в Риме, “имена языческих богов и самая память о них были вырваны из русской души, но христианству тем не менее нс всегда удавалось укоренить в ней свои догматы и верования. Евангельское учение и древние языческие представления расположились одно над другими, и это положение не исчезло до наших дней. Не только языческие обряды народ кое-где сохранил, но и самый дух многобожия под христианскою внешностью; или, говоря еще яснее, русское народное христианство представляет собою некое языческое христианство, где многобожие представлено верованиями, а христианство—культом”. Язычество долгое время открыто сопротивлялось христианизации (полностью Русь была окрещена в XII в. ), а будучи наконец побеждено и уступив важнейшие позиции, по-прежнему наполняло“низкие”, бытовые уровни народной жизни, благополучно сосуществуя с христианством, деля с ним сферы влияния и постепенно сливаясь в единое мировоззрение, называемое в науке вслед за средневековыми церковными авторами“двоеверием”. Еще в Риме пламенному раннему христианству, религии откровения и жертвенного искупления, религиипоследних времен, когда конец привычно устойчивого мира кажется совсем близким, почти ощутимым, пришлось приспосабливаться к условиям длительного бытования, да еще и в статусе государственной религии огромной пышной многонациональной империи. Так было в Византии: культ Диониса, например, оказался заменен культом св. Георгия, храмы в чью честь строились на местах былых Дионисовых святилищ, а праздники совпадали с днями дионисий, —отождествление пространственное и временное приводило к отождествлению самой христианской фигуры с языческой. Так было на Западе. Так было и на Руси. Известно, например, что в Новгороде церковь св. Власия стояла на Волосовой улице, а святой в ней был изображен на иконе в окружении скота (ср. “скотья бога” Волоса). Таких примеров можно было бы привести немало. Как умирала языческая свобода…

Принесенное “из-за моря”и навязываемое княжеской властью христианство было для русского смерда или простого горожанина своего рода“речью на непонятном языке”. Идеи ожидания Мессии (Спасителя) и его вторичного прихода, самопожертвования во искупление человеческих грехов, линейного времени и всеобщего воскресения мертвых “во плоти”в конце времен не имели прямых соответствий в языческих представлениях о мире. Понятным в новой вере было только то, что имело традиционные соответствия. Например, эсхатологические ожидания, связанные с представлениями о грядущем конце света, времен и Страшном суде как прологе“будущего века”, Царства Божия, могли как-то соотноситься с традиционным представлением о гибели мира и его возрождении в новом качестве. Известен был и мотив смерти и воскресения сына бога. В общем же, чтобы сделать язык новой веры понятным, необходимо было установить соответствия старых и новых персонажей, т. е. осуществитьперевод. Такому “переводу”и был подвергнут языческий пантеон. Фигуры верхних уровней иерархии совпали в новой модели с христианской“верхушкой”: божественным семейством, ангелами, святыми, мифологические функции получил и сам Христос. Произошло это фактически вопреки официальному объявлению прежних богов демонами. Просто иначе объяснить массам новое учение едва ли было возможно. В качестве бесов переосмыслились преимущественно низшие существа языческой иерархии, а многие из них и вовсе сохранились в народных представлениях без особых изменений. Богородица и особенно Параскева-Пятница и Анастасия приняли, вероятно, функции Мокоши (насколько они поддаются реконструкции); парные святые естественно заместили мифических близнецов (близнечные мифы широко распространены у многих народов; у индоевропейцев близнецы регулярно связаны с конями. Георгий-победоносец и пророк Илия слились во едино с образом Перуна. Христос стал пониматься как существо воплотившее суть три ипостаси единого: Род, Сварог, Даждьбог.

    И таких примеров можно привести множество.

“РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ ЛЮБВИ В РУСЛЕ ОСНОВНОГО ВОПРОСА ФИЛОСОФИИ”

    НАУКА СТРАСТИ НЕЖНОЙ, ИЛИ АВРАЛ НА ФАБРИКЕ АМФЕТИМИНОВ
    Людмила Щекотова
    [3/1996 “ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ” стр. 38-40]

“Страшиться любви – все равно, что испытывать страх перед жизнью, а кто боится жить – уже на три четверти покойник” (Бертран Рассел, английский философ, логик, математик и общественный деятель)

    …Существует ли всеобъемлющая формула любви?

“Ах, это блаженство и муки, пьянящая свобода и тяжкое рабство! ” - пылко воскликнет поэт. “Это генетика, физиология, психология, биохимия… В общем, плод эволюционного древа гоминидов”, - пожмет плечами ученый. А между тем, еще двадцать лет назад чувство любви даже не рассматривалось наукой в качестве достойного объекта исследований! Психологи скрупулезно изучали простые эмоции типа гнева или страха, физиологические симптомы которых– изменение ритма пульса и дыхания, сокращения мышц и другие врожденные реакции –давно известны и прекрасно поддаются количественным изменениям в лабораторных условиях. Но как зарегистрировать и обсчитать манифестацию любви? Если судить лишь по симптомам, переменчивым и многообразным, самая могущественная эмоция человека может предстать в любом обличье–от несварения желудка, до маниакально-депрессивного психоза. Роль гнева и страха в выживании вида вполне понятна: первый бросает в битву за собственное существование, второй–вынуждает спасаться бегством… А что любовь? Чтобы зачать ребенка, нежное чувство вовсе не обязательно (так оно обыкновенно и бывает! – ухмыляются циники), а посему – по мнению прагматиков от науки – данная эмоция с эволюционной точки зрения совершенно бесполезна.

“Никто и ничто не убедит меня, что любовь представляет собой не феномен социального устройства, а природное свойство человеческой натуры” (Лоренс Кэслер, психолог, автор книги “А нужен ли брак ? ”).

Талантливые исследователи, доктора наук в большинстве всерьез считали любовь аксиомой, что любовь - в особенности романтическая–есть продукт исключительно человеческого мозга и что зародилась она всего 5 или 6 столетий назад, когда в цивилизованных сообществах Европы возникли к тому определенные предпосылки, а именно: наличие свободного времени и достаточного бытового комфорта плюс довольно высокий уровень развития изящных искусств и светской литературы. (* - ошибка: а как же общества без развитого искусства? ) Ну а главные виновники, конечно, трубадуры! Это они, придумали на наши головы Искусство Куртуазной Любви в виде изящно-замысловатых ритуалов общения бравых рыцарей со скучающими благородными дамами (заметим, однако, что сей род романтических чувств исключал саму мысль о возможности сексуального контакта). Так или иначе, но дело было сделано: Любовь с большой буквы прочно укоренилась в фундаменте европейской цивилизации, а плоды сего добровольного заблуждения мы теперь пожинаем в виде бесконечных слезливых телесериалов и душещипательных сентиментальных романов…

Правда, с позиций психологии в данной точке зрения просматривается неувязочка. Дело в том, что все известные эпидемии так называемых массовых помешательств (типичным примером может служить тюльпаномания, охватившая Голландию в XVII в. ) изживали себя, в общем, довольно быстро, причем очухавшиеся больные полностью обретали здравый смысл, а заодно и стойкий иммунитет, искренне недоумевая, чего ради они совершил явные глупости–если не сказать безумства. С любовью все не так: мало того, что она упорно не желает себя изживать, ни один переболевший–пусть он даже прошел сквозь муки мученические не получает никакой гарантии, что сие не повторится! Ну хорошо, если для выполнения репродуктивной функции вполне достаточно того, что мы называем сексом, то тогда, а главное, почему и зачем к нему присоединилась любовь? И представьте, недавно ученые нашли-таки ответ на этот непростой вопрос… А с мертвой точки дело сдвинулось в 1980-х, когда на первый взгляд, совершенно неожиданно проблемой любви заинтересовались ряд не мало высококлассных специалистов; по мнению социологов, это случилось не в последнюю очередь потому, что к тому времени в науку уже пришла масса женщин, а они всегда относились к любви намного серьезнее мужчин.

“Едва я приступила к работе в Станфордском университете, мне тут же дали понять, что начинать научную карьеру с изучения любви и человеческих отношений означает навсегда загубить собственное будущее. И не лучше ли выбрать более солидную тему, скажем, определение максимальной скорости передвижения крыс? ” (Илейн Хэтфильд, психолог, автор книги “Любовь, секс, интимные отношения: психология, биология, история”).

Новейшие исследования антропологов пробили изрядную брешь в твердокаменном убеждении, что любовь скорее порождение западной цивилизации, чем природный биологический факт.

В 1992 г. Вильям Янковяк из University of Nevada и Эдвард Фишер из Tulane University объявили, что нашли убедительные свидетельства существования романтической любви по крайней мере в 147 из 166 обследованных ими культур. “Это универсальный феномен, если хотите, пангуманоидная характеристика, объединяющая самые различные культуры, - комментирует Янковяк. –И если в цивилизованных обществах с достаточными ресурсами индивид выражает свои чувства такими подарками, как букет цветов или коробка дорогих конфет, а в“примитивных”обществах ничего подобного не наблюдается, сие отнюдь не означает, что эти общества не ведают чувства любви”. С ним полностью солидарна Хелен Фишер –сотрудник Американского музея естественной истории в Нью-Йорке и автор нашумевшей книги“Анатомия любви: естественная история моногамии, адюльтера и развода”. “Я всегда считала любовь столь же первобытной, базисной человеческой эмоцией, как страх, гнев или радость… Это же совершенно очевидно! – говорит она. –Полагаю, что антропологи не заметили этого раньше лишь потому, что интересовались совершенно иными проблемами”.

Страницы: 1, 2