Оставленный зятем, Михаил повторно обратился к Мамаю и выехал из Орды с новым ярлыком на Великое княжение Владимирское. Хан предлагал ему даже войско, но этот князь его не захотел, боясь подвергнуть Россию бедствиям опустошения и заслужить справедливую ненависть народа; он взял только ханского посла Сарыхожу с собой. Узнав об этом, Дмитрий во всех городах Великого княжества обязал бояр и чернь клятвой быть ему верными и вступил с войском в Переславль Залесский. Тщетно враг его надеялся преклонить к себе граждан владимирских, они единодушно сказали ему: "у нас есть государь законный, иного не ведаем". Тщетно Сарыхожа звал Дмитрия во Владимир слушать грамоту ханскую—тот отвечал: "к ярлыку не еду, Михаила в столицу не впускаю, а тебе, послу, даю путь свободный". Наконец, этот вельможа татарский, вручив ярлык Михаилу, уехал в Москву, где, осыпанный дарами и честью, пируя с князьями, с боярами, славил Дмитриево благонравие. Михаил же, видя своё бессилие, возвратился с Мологи в Тверь и разорил часть соседственных областей великокняжеских. Между тем грамота ханская оставалась ещё в его руках: сильный Мамай не мог простить Дмитрию двукратное ослушание, имея тогда войско, готовое к нападению на Русь, к убийствам и грабежу. Великий князь долго советовался с боярами и митрополитом: надлежало или немедленно восстать на татар, или прибегнуть к старинному уничижению, к дарам и лести. Успех великодушной смелости казался ещё сомнительным, и избрали второе средство, и Дмитрий, зная без сомнения расположение Мамая, решился ехать в Орду, утверждённый в этом намерении моголом Сарыхожей, который взялся предупредить хана в его пользу. Народ ужаснулся, воображая, что юный любимый государь будет иметь в Орде участь Михаила Ярославича Тверского, и что коварный Сарыхожа, подобно злому Кавдыгаю, готовит ему верную гибель. Митрополит Алексий провожал его до берегов Оки; там он усердно молился всевышнему, благословил Дмитрия, бояр, воинов, всех княжеских спутников и торжественно поручил им блюсти драгоценную жизнь государя. Он сам желал бы разделить с ним опасности, но присутствие Алексия было нужно в Москве, где оставался совет боярский, который уже по отбытии Дмитрия заключил мир с литовскими послами вследствие торжественного обручения Елены, дочери Ольгерда, с князем Владимиром Андреевичем. Свадьба совершилась через несколько месяцев. Люди с нетерпением ждали вестей из Орды. Суеверие, устрашённое необычными явлениями естественными, предвещало народу государственное бедствие. В солнце видны были чёрные места, подобные гвоздям, и долговременная засуха произвела туманы столь густые, что днём в двух саженях нельзя было разглядеть лицачеловеческого; птицы, не смея летать, станицами ходили по земле. Луга и поля совершенно иссохли; скот умирал, бедные люди не могли за дороговизною купить хлеба. Печальное уныние царствовало в областях великокняжеских. Думая этим воспользоваться, Михаил Тверской хотел завоевать Кострому; однако ж взял однуМологу, обратив в пепел Углич и Бежецк. В исходе осени усердные москвитяне были обрадованы счастливым возвращением своего князя. Хан, царицы, вельможи Ордынские и в особенности темник Мамай, не предвидя в нем будущего грозного противника, приняли Дмитрия с ласкою; утвердили его на Великом княжении, согласились брать с него дань гораздо меньшую прежней и велели сказать Михаилу: “мы хотели силою оружия возвести тебя на престол Владимирский; но ты отвергнул наше предложение в надежде на собственное могущество: ищи же покровителей, где хочешь”. Милость удивительная; но варвары уже чувствовали силу князей Московских и тем дороже ценили покорность Дмитрия. В Орде находился сын Михаилов, Иван, удержанный тамза 10 000 рублей, коими Михаил был должен царю. Дмитрий, желая иметь столь важный залог в руках своих, выкупил Ивана и привез с собою в Москву, где этот юный князь жил несколько времени в доме у митрополита; но согласно с правилами чести, был освобожден, когда отец заплатил Дмитрию означенное количество серебра. Михаил же оставался неприятелем Великого князя: воеводы Московские, убив в Бежецке наместникаМихаилова, опустошили границы тверские.
Тогда явился новый неприятель, который хотя и не думал свергнуть Дмитрия с престола Владимирского однако ж всеми силами противоборствовал его системе единовластия, ненавистной для удельных князей: это был смелый Олег Рязанский, который ещё вгосударствование Ивана Ивановича показал себя врагом Москвы. Озабоченный иными делами, Дмитрий таил свое намерение унизить гордость сего князя, и жил с ним мирно: мы видели, чторязанцы ходили даже помогать Москве, теснимой Ольгердом. Не опасаясь уже ни Литвы, ни татар, Великий князь скоро нашел причину объявить войну Олегу, неуступчивому соседу, всегда готовому спорить о неясных границах между их владениями. Воевода, Дмитрий Михайлович Волынский, с сильноюратью московскою вступил в Олегову землю, и встретился с полками сего князя, не менее многочисленными, и столь уверенными в победе, что они с презрением смотрели на своих противников. “Друзья! — говорили рязанцы между собою, —нам нужны не щиты и не копья, а только одни веревки, чтобы вязать пленников, слабых, боязливых москвичей”. Рязанцы, прибавляет летописец, бывали искони горды и суровы (но суровость не есть мужество), и смиренные, набожныемосквичи, устроенные искусным вождем, побили их наголову. Олег едва ушел. Великий князь отдал Рязань Владимиру Дмитриевичу Пронскому, согласному зависеть от его верховной власти. Но тем не кончилась история Олегова: любимый народом, он скоро изгнал Владимира и снова завоевал все свои области; а Дмитрий, встревоженный иными, опаснейшими врагами, примирился с ним до времени. Но иные опасности явились: медленно, но грозно восходила туча над Великим княжением от берегов Волги. Ещё Дмитрий соглашался, быть данником моголов, однако ж не хотел терпеть насилия с их стороны. Вопреки, может быть, слову, данному ханом, послы Мамаевы, приехав в Нижний с воинскою дружиною, нагло оскорбили тамошнего князя, Дмитрия Константиновича, и граждан: сей князь, исполняя, как вероятно, предписание Московского, велел или дозволил народу умертвить послов, с коими находилось более тысячи Мамаевых воинов: главного из них, мурзу Сарайку, заключили в крепость с его особенною дружиною. Прошло около года: объявили Сарайке, что он должен проститься с товарищами и что их будут содержать в разных домах. Испуганный этой вестью мурза ушел от приставов, вбежал в дом епископский, зажег оный и с помощью слуг своих оборонялся: они пустили несколько стрел и едва не ранили самого суздальского епископа, Дионисия; но скоро были все жертвою народной злобы. На Руси с давних времён существовал сан тысяцких, которые, подобно князьям, имели особенную благородную дружину и были избираемы гражданами, согласно с древним обычаем, чтобы предводительствовать их людьми военными. Дмитрий уничтожил этот важный сан, неприятный для самовластия государей и для бояр, обязанных уступать первенство чиновнику народному. Последний московский тысяцкий, Василий Васильевич Вельяминов, умерший схимником, оставил сына, именем Ивана, хотевшего, может быть, заступить место отца: недовольный Великим князем, он вместе с богатым купцом Некоматом ушел к Михаилу Тверскому, и представил ему случай воспользоваться злобою Мамая на Дмитрия, чтобы отнять Владимир у Московского князя. Отправив коварного Вельяминова и Некомата к хану, Михаил сам ездил в Литву и, возвратясь в Тверь, получил из Орды грамоту на Великое княжение. Мамай обещал ему войско, Ольгерд также. Не дав им времени исполнить столь нужное обещание, легкомысленный князь Тверской объявил войну Дмитрию, послал своих наместников в Торжок и сильный отряд к Угличу. Но наш Великий князь оказал поистине необыкновенную деятельность, предвидя, что он в одно время может иметь дело и с тверитянами, и с Литвою, и с монголами: гонцы его скакали из области в область; полки вслед за ними выступали. Собралось войско, многочисленное, прекрасное, на равнинах Волока. Все князья удельные, или служащие Московскому, находились под его знаменами. Некоторые из сих князей— например. Смоленский и Брянский — не были владетельными: ибо в Смоленске господствовал Святослав, дядя Ивана Торусского, а в Брянске— сын Ольгердов.
Дмитрий, взяв Микулин, 5 августа осадил Тверь Он велел сделать два моста через Волгу и весь город окружить тыном. Начались приступы кровопролитные. Верные тверитяне никогда не изменяли князьям своим: говели, пели молебны и бились с утра до вечера; гасили огонь, каким неприятель хотел обратить их стены в пепел, и разрушили множество тур, защиту осаждающих... Все Михайловы области были разорены московскими воеводами, города взяты, люди отведены в плен, скот истреблен, хлеб потоптан. Ни церкви, ни монастыри не уцелели, но тверитяне мужественно умирали на стенах, повинуясь князю и надеясь на Бога. Осада продолжалась три недели: Дмитрий с нетерпением ждал новгородцев, которые наконец явились в его стане, пылая ревностью отплатить Михаилу за бедствие Торжка. Ещё сей князь, видя изнеможение своих воинов от ран и голода, ободрял себя мыслию, что Ольгерд и Кестутий избавят его в крайности: литовцы действительно шли к нему в помощь, но узнав о силе Дмитриевой, возвратились с пути. Тогда оставалось Михаилу умереть или смириться. Он избрал последнее средство, и владыка Евфимий со всеми знатнейшими тверскими боярами пришел в стан к Дмитрию, требуя милости и спасения.
Великий князь показал достохвальную умеренность, предписав Михаилу условия не тягостные, согласные с благоразумною политикою. Главные из них состояли в том, чтобы Михаил не искал Великого княжения, признав Великим князем Дмитрия, помогал Дмитрию в ратных делах и отказался от союза с Ольгердом. Сия междоусобная война, счастливая для Великого князя, была долгое время оплакиваема в Тверских областях, разоренных без милосердия, потому что воевать значило тогда свирепствовать, жечь и грабить. Дмитрий, руководствуясь обычаем как уставом народным, не заслужил упреков от современников, которые напротив того, славили его великодушие, так как он не захотел совершенно истребить Тверь и свергнуть Михаила с наследственного престола. Летописцы тем более клянут истинных виновников сего бедствия, Ивана Вельяминова и Некомата, которые, дерзнув через несколько лет возвратиться в Великое княжение, были казнены всенародно, к устрашению подобных им злодеев. Народ московский, долго уважая и любив отца Ивана, чиновника столь знаменитого, с горестью смотрел на казнь сего несчастного сына, прекрасного лицом, благородного видом. Она совершилась на древнем Кучкове поле, где ныне монастырь Сретенский. Этими двумя шагами Дмитрий показал свою терпимость к врагам и умение щадить их, но также казнью Вельяминова и Некомата он выразил своё отношение к предателям, готовность беспощадно казнить их. Эти два качества обычно присущи честным правителям, правителям-патриотам, которые действительно заботятся о своей стране и об её жителях.
А между тем Дмитрий продолжал активные действия. Новый поход русских имел важнейшую цель: Великий князь уже явный враг моголов, хотел подчинить себе Болгарию. Сыновья Дмитрия Суздальского соединились с полками московскими и приблизились к Казани. Это было в 1375 году. Казанцы встретили русских в поле: многие из них выехали на верблюдах, думая видом и голосом сих животных испугать наших коней; другие надеялись произвести то же действие стуком и громом. Но видя неустрашимость наших воинов и их коней, побежали назад. Войско русское, истребив огнем села их, зимовища, суда, заставило двух болгарских владетелей, Осана и Махмат-Салтана, покориться Великому князю. Они дали ему и Дмитрию Суздальскому 2000, а на воинов 3000 рублей и приняли в свой город московского чиновника или таможенника, что значило, что они обязались быть данниками Руси. Ободренная этим успехом, она готовилась к дальнейшим подвигам.
Мамай ещё отлагал до удобного времени действия всеми силами против Великого князя, так как в Орде снова свирепствовала язва, однако ж не упускал случая вредить русским. Соседи Нижегородской области, мордва, взялись указать моголам безопасный путь в ее пределы, и царевич Арапша, пришедший служить Мамаю с берегов Синего (Аральского) моря, выступил с ханскими полками. Дмитрий Суздальский послал воевод своих гнаться за монголами, а сам возвратился в столицу. Князь Дмитрий Константинович присоединил к ним суздальцев под начальством сына, Ивана, и другого князя, Симеона Михайловича. К несчастью, ум предводителей не ответствовал числу воинов. Князья мордовские тайно подвели Арапшу, о котором говорят летописцы, что он был карлик станом, но великан мужеством, хитёр на войне и свиреп до крайности. Во время пира русских воинов Арапша с пяти сторон ударил на них, столь внезапно и быстро, что они не могли ни изготовиться, ни соединиться, и в общем смятении бежали к реке Пьяне, устилая путь своими трупами и неся неприятеля на плечах. Погибло множество воинов и бояр: князь Симеон Михайлович был изрублен, князь Иван Дмитриевич утонул в реке, которая прославилась этим несчастьем (осуждая безрассудность воевод Дмитриевых, древние русские говорили в пословицу: за Пьяною люди пьяны). Татары, одержав совершенную победу, оставили за собою пленников с добычей и на третий день явились под стенами Нижнего Новгорода, где царствовал ужас: никто не думал обороняться. Князь Дмитрий Константинович ушел в Суздаль, а жители спасались в лодках вверх по Волге. Неприятель умертвил всех, кого мог захватить, сжег город и, таким образом наказав его за убийство послов Мамаевых, удалился, обременённый корыстью. Сын Дмитрия Константиновича, через несколько дней приехав на это горестное пепелище, старался прежде всего возобновить обгорелую каменную церковь св. Спаса, чтобы схоронить в ней тело своего несчастного брата, Ивана, утонувшего в реке. В то же время моголы взяли нынешнюю Рязань. Князь Олег, исстрелянный, обагренный кровью, едва мог спастись. Впрочем, они желали единственно грабить и жечь: мгновенно приходили, мгновенно и скрывались. Области Рязанская, Нижегородская были усыпаны пеплом, в особенности берега Суры, где Арапша не оставил в целости ни одного селения. Многие бояре и купцы лишились всего имения. Видя, что собственность в тех местах ненадежна, он навсегда переехал в Москву. Чтобы довершить бедствие Нижнего Новгорода, мордовские воины по следам татар рассеялись в его уезде, но князь Борис Константинович настиг их, когда они уже возвращались с добычею, и потопил в реке Пьяне, где ещё плавали трупы русских.
Эта бесчеловечная месть снова возбудила гнев Мамая на русских, ибо земля Мордовская находилась под власть хана. Нижний Новгород, едва возникнув из пепла, вторично был взят татарами; жители спасались бегством за Волгу. Князь Дмитрий Константинович, будучи тогда в Городце, прислал объявить Мамаевым воеводам, чтобы они удовольствовались окупом и не делали зла его княжению. Но исполняя в точности данное им повеление, они хотели крови и развалин: сожгли город, опустошили уезд, и выходя из наших пределов, соединились ещё с сильнейшим войском, посланным от Мамая на самого Великого князя.
Дмитрий Иванович, узнав заблаговременно о замыслах неприятеля, имел время собрать полки и встретил татар в области Рязанской, на берегах Вожи. Было это в 1378 году. Мурза Бегич предводительствовал ими. Татары сами начали битву: перешли за реку и с воплем поскакали на русских, но видя их твердость, удержали своих коней. Они пускали стрелы и ехали вперед легкою рысью. Великий князь стоял в средине, поручив одно крыло князю Даниилу Пронскому, а другоеокольничему, или ближнему княжескому чиновнику, Тимофею. По данному знаку все наше войско устремилось против неприятеля и дружным, быстрым нападением решило дело: моголы обратили тыл —бросая копья, бежали за реку. Русские кололи, рубили и топили их в Воже целыми тысячами. Несколько именитых мурз находилось в числе убитых. Ночь и густая мгла следующего утра спасла остаток Мамаевых полков. На другой день Великий князь уже тщетно искал бегущего неприятеля: он нашел только разбросанные в степях шатры, юрты, кибитки и телеги, наполненные всякими товарами. Довольный столь блестящим успехом, он возвратился в Москву. Эта победа достопамятна тем, что была первою, одержанною русскими над татарами с 1224 года, и не стоила им ничего, кроме труда убивать людей: столь изменился воинственный характерЧингисханова потомства! Юный герой Дмитрий (ведь ему было 28 лет! ), торжествуя победу вместе со всеми добрыми подданными, мог сказать им словами Библии: Отступило время от них: Господь же с нами. По оценке Карла Маркса, этот бой был первым правильным сражением с монголами, выигранном русскими. Но только первым. Предстояли крупные столкновения, длительная ожесточённая борьба, и обе стороны понимали это. Мамай — истинный властелин Орды, во всем повелевая ханом —затрепетал от гнева, услышав о гибели своего войска. Он собрал новое, и столь быстро двинулся к Рязани, что тамошний князь, Олег, не имел времени ни ждать помощи от Великого князя, ни приготовиться к отпору, так что бежал из столицы за Оку, и предал отечество в жертву татарам. Но Мамай, удовлетворив первый порыв мести кровопролитием и разрушениями, не хотел идти далее Рязани и возвратился к берегам Волги, отложив решительный удар до иного времени. Дмитрий успел между тем смирить Литву. Славный Ольгерд умер в 1377 году, не только христианином, но и схимником по убеждению его супруги, Иулиании, и печерского архимандрита Давида, приняв в крещении имя Александра, а в монашестве Алексия, чтобы загладить свое прежнее отступление от веры Иисусовой.
Мамай пылал яростью и нетерпением отметить Дмитрию за разбитие ханских полков на берегах Вожи, стал набирать войско для решающего сражения, которым в будущем станет именно Куликовская битва. Но о битве рассказ будет впереди, и поэтому сейчас подробного описания битвы не будет. Стоит лишь упомянуть, что Мамай привлёк к себе в союзники Ягайло Литовского и Олега Рязанского, а Дмитрий набрал к себе в войско силы многих князей и бояр, и 8 сентября 1380 года русские и татарские войска встретились на Куликовом поле. Решающее значение в битве имел засадный полк Владимира Андреевича и Дмитрия Волынского (Боброка).
После смерти Мамая в Кафе Тохтамыш воцарился в Орде и дружелюбно дал знать всем князьям российским, что он победил их врага общего. Но он хотел властвовать над Русью как Батый или Узбек, и на следующий год хан послал к Дмитрию царевича и с ним 700 воинов—требовать от наших князей, чтобы они, как древние подданные моголов, немедленно явились в Орде, но царевич вернулся к хану.
Однако примерно через год хан пошёл на Москву, и Великий князь уехал в Кострому собирать войска, оставив народ без предводителя. Народ не слушался ни бояр, ни митрополита и часто собирался на вече. В это время явился юный князь Литовский Остей, внук Ольгердов, посланный, как вероятно, Дмитрием, успокоивший народ. Сначала Тохтамыш выслал к Москве небольшой отряд на разведку, над которым насмехались наши защитники. Но на следующий день явилось огромное войско, которым предводительствовал сам хан. Безуспешно атаковав несколько дней, он решил взять коварством. На четвертый день осады неприятель изъявил желание вступить в мирные переговоры, но, когда наши послы выходили из ворот, воины Тохтамыша ворвались через открытые вороты в город и устроили там разгром. Когда Дмитрий и Владимир Андреевич приехали в Москву и посчитали убитых, то их оказалось более 24000 человек. И одной из первых забот Дмитрия было восстановление городских стен. Внутри государства Дмитрий также вёл мудрую политику, так как после захвата Москвы Тохтамыш наложил на Русь ещё большую дань: Великий князь помирился с Олегом Рязанским и подчинил Новгород. Также Дмитрий помирился с Литвой, уже христианской державой, видя в ней грозного противника.
Примирение державных братьев оказалось истинным торжеством государственным. Народ веселился, не представляя, что может произойти несчастье, какому суждено было произойти столь скоро и внезапно. Дмитрию едва исполнилось сорок лет: необыкновенная его взрачность, дородство, густые чёрные волосы и борода, светлые огненные глаза, изображая внутреннюю крепость сложения, ручались за долголетие. Вдруг, к общему ужасу, разнеслась весть о тяжкой болезни Великого князя. Для успокоения народа было сказано, что опасность её миновала, но Дмитрий, не обольщая себя надеждой, призвал игуменов Сергия и Севастьяна вместе с девятью главными боярами и велел писать духовное завещание. Объявив Василия наследником Великокняжеского достоинства, он каждому из сыновей дал особенные уделы.
