Противоречия в античной традиции относительно времени принятия Августом трибунской власти определяют характер дискуссии по данному вопросу в исторической литературе. Пытаясь согласовать разноречивые показания источников, Т. Моммзен предположил, что Октавиан приобрёл полную трибунскую власть уже в 36 г. В 30 г. он расширил её в пространственном отношении, а после 23– возобновлял ежегодно. [41 Mommsen Th. Rцmische Staatsrecht. Bd. II, S. 872. ]В этом с ним согласны С. И. Ковалёв и А. фон Премерштейн. Последний, впрочем, вносит в гипотезу Моммзена ряд дополнений. [42Ковалёв С. И. История Рима. С. 474; Premerstein A. von. Vom Werden und Wesen…, S. 266. По мнению немецкого исследователя в 27 г. Октавиан сложил с себя не только свои чрезвычайные полномочия, но и трибунскую власть, которой обладал с 36 г. В 23 г. он вновь принял полнуюtribunicia potestas и с тех пор возобновлял её ежегодно. ]Значительной популярностью у современных исследователей пользуется взгляд, согласно которому Август принял полную tribunicia potestas только в 23 г. В 36 и 30 гг. были получены лишь отдельные её элементы: sacrosanctitas и jus auxilii. Данную точку зрения разделяют, в частности, Э. Д. Гримм, Н. А. Машкин, Л. Викерт, А. Б. Егоров. [43Гримм Э. Д. Исследования по истории развития…, Т. I, С. 85, 132-133; Машкин Н. А. Принципат Августа. С. 398-399; Wickert L. 1)Princeps…, Sp. 2283-2287; 2) Neue Forschungen…, S. 73-74; Егоров А. Б. 1)Рим на грани эпох. С. 94; 2)Становление и развитие системы принципата. Дисс…, С. 254. ]И, наконец, Г. Дессау, Ф. Эдкок и Р. Сайм относят вручение Октавиану всех прав и привилегий народного трибуна к 30 г. [44Dessau H. Geschichte der rцmischen Kaiserzeit. Bd. I, Berlin, 1924, S. 53; CAH. Vol. X, P. 139-140; Syme R. The Roman revolution. P. 336. ]При этом вплоть до 23 г. Август сравнительно мало использовал возможности народного трибуната, чем объясняется отсутствие эпиграфических данных о его tribunicia potestas для этого периода. [45 Syme R. The Roman revolution. P. 336. ] Нам кажется, что, при всей важности вопроса о времени приобретения полной трибунской власти, гораздо важнее установить, когда tribunicia potestas начинает играть в системе власти Августа заметную роль. Переформулировав вопрос таким образом, мы получим вполне однозначный ответ–после 23 г. , в связи с отказом принцепса от ежегодного консулата. С этого времени ссылки на трибунские полномочия Августа встречаются в надписях, а время его правления исчисляется по годам трибунской власти, как раньше– по консульствам. По мнению Диона Кассия (LIII, 12, 1) в январе 27 г. Октавиан, вдобавок к империю над рядом провинций, получил некие обширные полномочия, дававшие ему право верховного надзора над всеми государственными делами. Это сообщение Диона было без достаточных на то оснований отвергнуто Т. Моммзеном. [46 Mommsen Th. Rцmische Staatsrecht. Bd. II, S. 794. ]Немецкий исследователь в данном случае руководствовался известным гегелевским принципом: если факт не влезает в теорию, тем хуже для факта. Напротив, А. фон Премерштейн рассматривает рспуфбуйб фщн кпйнщн (греческий эквивалент латинского: cura et tutela rei publicae universae) как один из системообразующих компонентов принципата, выражающий роль принцепса в качестве“custos des Reiches” – протектора римской державы. [47 Premerstein A. von. Vom Werden und Wesen…, S. 126-127, 132. ]По мнению российского историка Э. Д. Гримма рспуфбуйб фщн кпйнщн заключала в себе верховное руководство общественными делами, которое выражалось в праве принцепса в случае необходимости вмешиваться в любую область государственного управления. Вследствие своего почти диктаторского характера она с трудом вписывалась в режим восстановленной республики (res publica restituta), и Август прибегал к ней крайне неохотно, предпочитая пользоваться своими более специальными полномочиями. [48 Гримм. Э. Д. Исследования по истории развития…, Т. I, С. 105-106, 130. ] По этой же причине в “Res gestae” нет ни слова о cura et tutela rei publicae. Последнюю точку зрения можно принять. По-видимому, Октавиану казалось крайне важным застраховаться от возможных неожиданностей, сохранив за собой власть, способную в случае чего хотя бы отчасти заменить его прежние чрезвычайные полномочия.
Новому положению приёмного сына Цезаря в государстве соответствовало новое имя, ставшее титулом правителя: Imperator Caesar Augustus. Современные исследователи, в частности, В. Гартгаузен, М. Гельцер, Н. А. Машкин, А. Б. Егоров, И. Ш. Шифман уделили много внимания интерпретации этого имени-титула, вскрыв присущую ему идеологическую нагрузку. [49Gardthausen V. Augustus und seine Zeit. Bd. I, S. 537; Gelzer M. Iulius (Augustus)// RE. Bd. X, Stuttgart, 1918, Sp. 2369-2371; Машкин Н. А. Принципат Августа. С. 383; Егоров А. Б. Рим на грани эпох. С. 90-91; Шифман И. Ш. Цезарь Август. Л. , 1990, С. 97-98. ]Современникам Августа связь этого имени с легендой об основании Рима, а через неё–с Ромулом, должна была казаться вполне очевидной. Таким образом, в новом имени заключались претензии Августа на роль второго основателя римского государства. [50Scott K. Identification of Augustus with Romulus// TAPhA. Vol. LVI, 1925, P. 82-105. ]Через эту этимологию новое имя-титул приобретало ярко выраженный сакральный характер. [51 Егоров А. Б. Рим на грани эпох. С. 91. ]
“Конституционное урегулирование”27 г. создало правовую базу положения Цезаря Октавиана в государстве и оформило его статус правителя. Благодарный сенат преподнёс ему золотой щит за его мужество, милосердие, справедливость и благочестие (R. G. , 34, 2). В итоге в руках Августа сосредоточились следующие основные полномочия: рспуфбуйб фщн кпйнщн, расширенная tribunicia potestas и проконсульский империй. Кроме того, вплоть до 23 г. он контролировал консулат. Концентрация в руках принцепса столь обширного набора властных функций, которые, к тому же, частично перекрывали друг друга, свидетельствует о преобладании в это время (27-23 гг. ) откровенно-монархических тенденций. Впрочем, ничем не прикрытый автократизм первых лет правления Августа, как и автократизм Юлия Цезаря, [52 О нём см. : Syme R. The Roman revolution. P. 47-58. ]имел, во многом, вынужденный характер и был связан с необходимостью ликвидации последствий гражданских междоусобиц, почти 20 лет (с 49 г. ) терзавших римкое государство. Принципиальной установкой он, во всяком случае, не был и, поэтому, вряд ли можно согласиться с Р. Саймом, утверждавшем, что решающую роль в последующих конституционных преобразованиях сыграли близкие Августу люди: Випсаний Агриппа и Ливия. [53 Ibidem, P. 340-345. ]
Вступив после победы над Антонием на путь примирения с римским обществом и его влиятельнейшей частью, сенаторским сословием, Октавиан должен был уже тогда понимать, что рано или поздно ему придётся расстаться с теми атрибутами своей власти (рспуфбуйб фщн кпйнщн, ежегодный консулат), в которых генетическое родство создаваемой им системы и военных диктатур I в. до н. э. проявлялось наиболее ярко. Так, в частности, наиболее экстраординарный элемент его власти, рспуфбуйб фщн кпйнщн, уже в это время (27-23 гг. ) является, по-существу, не более чем страховкой на случай возможных осложнений и в реальном управлении почти не используется, выступая на сцену лишь в моменты острых кризисов. [54 Два примера использования рспуфбуйб фщн кпйнщн в этом качестве приводит Э. Д. Гримм (Исследования по истории развития…, T. I, С. 98). ] На пртяжении чуть более четырёх лет, последовавших за “урегулированием”27 г. , Августом были отобраны инструменты наиболее подходящие для осуществления поставленной им перед собой задачи: незаметного и вместе с тем полного подчинения республиканских органов власти (сенат, комиции, система магистратур) своей единоличной воле. [55 Гримм Э. Д. Исследования по истории развития…, Т. I, С. 86. ] С этой точки зрения сочетание проконсульского империя и власти консула себя не оправдало. В 23 г. происходит новая реформа: Август отказывается от консульства, которое он до сих пор занимал ежегодно. На первый план выдвигается теперь tridunicia potestas Августа, более выгодная с политической и идеологической точки зрения. С этого времени ссылки на неё встречаются в надписях (ILS, 86, 87, 89, 90-98).
Даже если, как считают многие исследователи, пожизненные полномочия трибуна были получены Октавианом ещё в 30 или в 36 г. , [56Mommsen Th. Rцmische Staatsrecht. Bd. II, S. 872; Dessau H. Geschichte der rцmischen Kaiserzeit. Bd. I, S. 53; CAH. Vol. X, P. 139-140; Premerstein A. von. Vom Werden und Wesen…, S. 266; Syme R. The Roman revolution. P. 336; Ковалёв С. И. История Рима. С. 474. ] до сих пор в системе власти Августа трибунат играл второстепенную роль. [57 Dessau H. Geschichte der rцmischen Kaiserzeit. Bd. I, S. 53. ] Решающее значение в период с 27 по 23 гг. имели его консульские полномочия, [58 Егоров А. Б. Рим на грани эпох. С. 90. ]в которых современные исследователи иногда видят власть, отличную от обычного консулата. [59 Last X. Imperium majus, a note// JRS. XXXVII, 1947, P. 157-164. ]И только после 23 г. трибунская власть, преобразованная в некое подобие магистратуры с фикцией ежегодного переизбрания, становится основой полномочий принцепса в гражданской (domi) сфере: [60В системе полномочий принцепса пожизненный трибунат играл роль своеобразной замены консульской власти. См. : Salmon E. T. Evolution of Augustus’ principat. Wiesbaden, 1956, P. 456. ]по её годам Август и его преемники исчисляют время своего правления (R. G. , 4, 4 ; 15, 2).
Важному значению трибунской власти в системе императорских полномочий соответствует её многократное упоминание на монетах (всегда с указанием года со дня принятия). [61См. , например, монеты ближайших преемников Августа, Тиберия и Гая Калигулы, описанные в издании“Монеты Римской Империи”: Szaivet W. Die Mьnzprдgung der Kaiser Tiberius und Gaius (Caligula)// MIR. Bd. XIII, Wien, 1984, S. 53-63. В частности, из 63 серий монет Тиберия 52 имеют на реверсе легенду“TRIBVNICIAE POTESTATAE ANNUS…” (сокращённо “TR. POT. ” или “TRIBVN. POTEST. ” с соответствующей римской цифрой). ]Пользуясь всеми правами трибуна, Август, в то же время, не был членом трибунской коллегии, и, следовательно, против его власти не действовала интерцессия других трибунов. К тому же трибунская власть Августа, дававшая ему всю полноту гражданской potestas, [62 Ковалёв С. И. История Рима. С. 475. ]и действовала не только в пределах померия, но и на пространстве в четыре римские мили за священной городской чертой (Dio. , LI, 19, 6-7). В сфере военного командования, провинциального управления и внешней политики (militae) основой полномочий принцепса остался проконсульский империй, признанный отныне высшим (imperium majus) по отношению к imperia других магистратов и промагистратов, не слагавшийся в пределах померия и позволявший держать вооружённые отряды в самом Риме (Dio. , LIII, 32). [63 Гримм Э. Д. Исследования по истории развития…, Т. I, С. 139-140. ]Империй Августа неоднократно (в 18 и 8 гг. , в 3 и 13 гг. н. э. ) продлевался (ibidem, LIV, 12; LV, 6, 12; LVI, 28) и фактически стал пожизненным (ibidem, LIII, 32), что отразилось в сообщениях наших источников о его принятии. [64 Premerstein A. von. Vom Werden und Wesen…, S. 233. ] А. фон Премерштейн не усматривает никаких различий в характере империя Августа в 27 и 23 гг. ни в фактическом, ни в юридическом плане. [65 Ibidem, S. 231-232. ]Напротив, Р. Сайм уверен, что отношения прямого подчинения между принцепсом и проконсулами сенатских провинций устанавливаются только с 23 г. [66 Syme R. The Roman revolution. P. 336. ]Последняя точка зрения, безусловно, ближе к истине: не случайно почти сразу же после“урегулирования”23 г. Август предпринял длительную инспекционную поездку по восточным владениям Рима (22-20 гг. ), большую часть которых составляли именно сенатские провинции. Отказ от консульства был компенсирован предоставлением Августу ряда специальных полномочий и почётных отличий в последующие годы (jus primae relationis, почётное консульство, jus comendatoris, jus edicendi и т. д. ). Император принял на себя ряд важных административных поручений (cura annonae, cura viarum, cura aquarum, cura urbis), назначая для этого специальных уполномоченных в ранге префектов и кураторов. Кроме того, в 5 и 2 гг. он снова избирался консулом. Дважды, в 18 и 11 гг. , принцепс пересматривал сенаторский список и неоднократно (последний раз в 13-14 гг. н. э. вместе с Тиберием) руководил переписью населения, исполняя обязанности цензора. После смерти Эмилия Лепида в 12 г. , Август стал верховным понтификом–главой римского жречества. С 24 г. принцепс считался свободным от действия некоторых законов. Апофеозом его деятельности стало поднесение ему во 2 г. титула отца отечества (pater patriae), которого до него удостоились лишь Цицерон и Цезарь (R. G. , 35, 1; Dio. , LIII, 23, 2).
В наших источниках (Suet. Aug. , 27; Dio. , LIV, 10, 5-6) сохранилось сообщение о предоставлении Августу пожизненной цензорской власти, которую Светоний обозначает как morum legumque regimen perpetuum (Aug. , 27), а Дион Кассий– ерймелейб фщн фспрщн (LIV, 10, 5-6). Однако, в своих “Деяниях…”Август сообщает, что хотя его трижды (в 19, 18 и 11 гг. ) избирали попечителем законов и добрых нравов (curator legum et morum), он не принял эту должность как противоречащую отеческим обычаям. Те мероприятия, ради которых сенат облёк его новой властью, [67 По-видимому, имеются в виду законы 19/18 г. (lex de suptuaria, lex de adulteriis, lex de maritandis ordinibus), составлявшие часть задуманной Августом программы нравственного возрождения римского общества. О ней см. : Г. Ферреро. Величие и падение Рима. Т. II, С. 445-466. ] он осуществил на основании своих трибунских полномочий (R. G. , 6). Свидетельство Августа имеет в данном случае решающее значение. [68 Гримм Э. Д. Исследования по истории развития…, Т. I, С. 40, 146. ]Преемник Юлия Цезаря не располагал цезорской властью и никогда не занимал должности curator legum et morum, что не мешало ему время от времени осуществлять соответствующий контроль. Для этого в tribunicia potestas Августа были, по-видимому, внесены какие-то дополнения, позволяющие использовать её в новом качестве. Сообщение Светония отражает лишь тот факт, что реально Август присвоил себе право цензорского надзора. Появление особой cura legum et morum в системе полномочий принцепса следует поэтому относить к более позднему времени. Августу и его ближайшим преемникам эта новая власть (фактически, пожизненная цензура) всё ещё казалась слишком явным нарушением не писанной римской конституции.
Однако, проконсульский империй, обеспечивший Августу верховное военное командование, и трибунская власть, благодаря своей огромной запретительной силе делавшая принцепса реальным руководителем гражданской жизни Рима, не были единственной основой его власти. Рядом с ними стояло морально-политическое влияние личности правителя–auctoritas principis. Учёные, занимающиеся проблемой принципата (А. фон Премерштейн, Р. Сайм, Н. А. Машкин, Л. Викерт, А. Б. Егоров), хотя между ними и существуют разногласия относительно характера императорской auctoritas, считают её важным моментом в системе Августа, дополняющим и усиливающим все другие полномочия принцепса. [69Premerstein A. von. Vom Werden und Wesen…, S. 186-187, 194-195; Syme R. The Roman revolution. P. 322, 330, 346; Машкин Н. А. Принципат Августа. С. 400-401; Wickert L. 1)Princeps…, Sp. 2287-2290; 2)Neue Forschungen…, S. 74; Егоров А. Б. 1)Рим на грани эпох. С. 99-100; 2)Становление и развитие системы принципата. Дисс…, 263-265. ]Соотношение правовых и внеправовых основ власти Августа представляет сложную проблему, тем более что некоторые исследователи (Р. Гейнце, М. Грант) выдвигают auctoritas на первый план. [70Heinze R. Auctoritas// Hermes. Bd. LX, 1926, S. 348-349; Grant M. From imperium to auctoritas. Cambridge, 1946, P. 443-445ff. ]В самом деле, в политической карьере наследника Цезаря были моменты, когда именно auctoritas и роль национального лидера составляли основу его политического положения. Так было в 33-32 гг. , когда истёк срок триумвирских полномочий Октавтана, и он не занимал никакой официальной должности. Позднее и Марк Агриппа, и Тиберий выступали в качестве соправителей Августа и располагали трибунской властью и империем, которые были аналогичны соответствующим полномочиям Августа. Всё различие в их статусе заключалось в auctoritas, и сам Август понимал этот вопрос именно так (R. G. , 34, 3).
Хотя роль внеправовых, экстралегальных факторов и была чрезвычайно велика, абсолютизировать их значение, на наш взгляд, было бы неверно. Решающее значение имела концентрация в руках Августа правовой власти, potestas и imperium, [71Егоров А. Б. Рим на грани эпох. С. 100-101; 2) Становление и развитие системы принципата. Дисс…, С. 263-264. ]а в случаях, выходящих за рамки его законной компетенции (кстати, и без того очень обширной), Август действовал на основании личного авторитета. Формально не имея обязательной правовой силы, auctoritas, теме не менее, позволяла ему предпринимать различные политические акции. Наличие же на стороне Августа фактора силы превращало все отданные на основе auctoritas распоряжения в приказы, равнозначные тем, какие он отдавал на основании potestas и imperium: ослушавшиеся, как тех, так и других могли быть силой принуждены к повиновению. В правление Августа правовой и личный аспекты принципата были теснейшим образом связаны и, можно сказать, сливались. Ситуация меняется при его преемниках, когда система существует уже без того человека, который создавал её для себя и под себя.
Если auctoritas Августа воспринималась им самим и его современниками как следствие исключительных заслуг Цезаря Октавиана перед государством, то его преемники, таких заслуг не имевшие, рассматривают право принцепса решать те или иные вопросы ex sua auctoritate как свою наследственную прерогативу. Трудно сказать, кто из императоров I в. н. э. первым попытался подвести под auctoritas principis соответствующую правовую базу, [72 Формально-правовой характер императорской auctoritasпризнаёт, в частности, Д. Тимпе: Untersuchungen zur Kontinuitдt des frьhen Prinzipats. Wiesbaden, 1962, S. 36. ]но, нам кажется, что именно это понятие описывается в следующем отрывке lex de imperio Vespasiani (CIL, VI, 930) [73Данная надпись цитируется нами в русском переводе, опубликованном в хрестоматии под ред. С. Л. Утченко: Хрестоматия по истории Древнего Рима. М. , 1962, С. 535-536. Латинский текст выглядит следующим образом: uti… quaecumqe ex usu rei publicae majestateque divinarum humanarum, publicarum privatarum rerum esse consebit, ei agere et facere jus potestateque sit, ita uti divo Augusto Tiberioque Julio Caesari… fuit. ]: “И пусть всё то, что он сочтёт нужным сделать для пользы и величия республики из дел, касающихся богов, людей, государства и частных лиц, он имеет власть и право совершить и исполнить, как имели [их] божественный Август, Тиберий, Юлий Цезарь и Тиберий Клавдий Цезарь Август Германик”. Таким образом, данный фрагмент, является, как будто, первым надёжно зафиксированным свидетельством постепенной формализации понятия auctoritas. Однако определённые шаги в этом направлении могли предприниматься и ранее. Включение auctoritas в закон о власти означало, что узурпированное Августом право вершить общественные дела по своему усмотрению, ко времени Веспасиана было закреплено за принцепсом юридически. Так постепенно формируется принцип, в законченном виде сформулированный Ульпианом: “То, что решил принцепс, имеет силу закона” (Dig. , I, 4, 1). [74Цитируется по русскому переводу И. С. Перетерского: Дигесты// Памятники римского права. М. , 1997, С. 169. ]
Таким образом, основные акции, оформившие принципат Августа, имели место в 27 и 23 гг. В 27 г. было декларировано возвращение от чрезвычайщины гражданских войн к нормальной жизни, и создан тот государственно-правовой дуализм, который составлял характернейшую черту политического строя Рима на протяжении всей эпохи Ранней империи.
Особенно важное значение имело разделение провинций. Часть римской державы не только на практике, но и номинально перешла под контроль принцепса. В качестве правителя этих провинций Август создаёт собственный государственный аппарат, выстраивает параллельные республиканским структуры власти. [75Новый имперский бюрократический аппарат пока ещё только формируется, но в перспективе именно он должен стать главной опорой авторитарного режима. См. : Утченко С. Л. Кризис и падение Римской республики. М. , 1965, С. 268. ]Налоги, взимаемые с императорских провинций, поступают в личную казну Августа, фиск, - тем самым достигается финансовая независимость его режима от сената. Контроль над важнейшими участками римских границ отдавал в руки Августа реальное руководство главными направлениями внешней политики. Наконец, именно в императорских провинциях концентрируется основная часть армии (к концу правления 24 легиона из 25). Особое значение имел контроль над Египтом– главным источником хлеба для многомиллионного населения Рима. [76 4 месяца в году подвоз хлеба в Рим осуществлялся из Египта. ] Непосредственным толчком к новому урегулированию стал организованный в 23 г. против Августа заговор. [77 Syme R. The Roman revolution. P. 333. ]Проконсульский империй и пожизненная tribunicia potestas окончательно становятся важнейшей правовой базой положения принцепса. Эта комбинация обеспечила ему максимум власти при минимальных отступлениях от республиканской традиции.
Любая власть ничто без стоящей за ней реальной силы. Август прекрасно это понимал. Армия всегда была его главной опорой. Реформы Августа преследовали цель создания таких вооружённых сил, которые были бы достасточно мощными для обороны границ и проведения активной внешней политики, но, в тоже время, надёжно контролируемыми. Военная система в целом была хорошо сбалансирована: легионы и auxilia в провинциях, преторианцы и войска римского гарнизона в столице, - всего около 300000 человек, что не превышало разумных пределов. [78 CAH. Vol. X, P. 228-229. ]Важным моментом военной организации было то обстоятельство, что при Августе и его ближайших преемниках солдаты, офицеры и так сказать“генералитет”римской армии принадлежали к разным социальным группам и существовали серьёзные барьеры для продвижения рядовых воинов к офицерским должностям. Вершиной служебной карьеры для них долгое время оставалась должность старшего центуриона, так как дальнейшее продвижение по службе требовало получения всаднического достоинства и соответствующего ценза. Такая организация, где рядовые, офицеры-всадники и полководцы-сенаторы были разделены сословными барьерами и как бы противопоставлены друг другу, как нельзя лучше отвечала требованиям эффективного контроля над вооружёнными силами.
Военная власть принцепса, его особые отношения с армией выражались в титуле Imperator. [79Егоров А. Б. 1)Рим на грани эпох. С. 89; 2) Становление и развитие системы принципата. Дисс…, С. 229. ]Принципат, очень часто использовавший и трансформировавший республиканские понятия и названия, не изменил себе и здесь. Почётное звание победоносного полководца Римской республики превратилось в титул правителя с неограниченной властью (греч. бхфпксбфщс– самодержец, автократор). [80Premerstein A. von. Vom Werden und Wesen…, S. 253; Wickert L. 1)Princeps…, Sp. 2278-2281; 2) Neue Forschungen…, S. 73. ]Титул императора был одним из наиболее одиозно-монархических атрибутов власти принцепса, и, чтобы хоть как-то примирить с ним общественное мнение, преемник Августа, Тиберий всячески подчёркивал его специфически-военный характер, по-видимому, следуя в этом прмеру своего приёменого отца (Suet. Tib. , 26). Помимо армии в качестве социальной опоры власти Августа мы упоминали о личной партии. Конечно, говорить о партии в современном смысле слова нельзя. Мы имели в виду не столько сам термин, сколько латинское слово, от которого он происходит: pars, то есть часть, сторона. Сторонники у Августа были во всех слоях римского общества, как в Италии, так и в провинциях. Если картина его правления, представленная в источниках, верна (а у нас нет оснований полагать, что это не так), то большинство римских граждан и значительная часть провинциалов были, по-видимому, довольны режимом и заинтересованы в нём. Этот факт не должен нас удивлять. Эпоха Августа принесла с собой внешний и внутренний мир, порядок, личную безопасность, так что выгоды нового строя ощутил на себе буквально каждый. От утраты же политической свободы пока пострадала лишь сравнительно немногочисленная группа людей–часть правящего нобилитета. Римляне века Августа ещё не были знакомы с обратной стороной единовластия, столь ярко проявившейся впоследствии– произволом императора и его присных. Наконец, несколько слов следует сказать и о том, как Август в его роли правителя Империи воспринимался большинством своих современников. Режим Августа подкреплялся мощной, организованной в различных формах политической пропагандой: монументальное искусство, широкая строительная программа, литература, монеты [81Одним из наиболее эффективных инструментов правительственной пропаганды в ту далёкую эпоху были, безусловно, монеты. Помещённые на них легенды и изображения в сжатой и наглядной форме доводили актуальные политические лозунги буквально до каждого жителя Римской империи. Подробнее об использовании монет в деле политической пропаганды в императорскую эпоху см. : Абрамзон М. Г. Монеты как средство пропаганды официальной политики Римской Империи. М. , 1995. ]и т. д. Образ принцепса как божественного установителя мира, победителя врагов республики и восстановителя государства (restitutor rei publicae) был, по-видимому, прочно внедрён в сознание римлян. [82Большое внимание проблеме организации общественного мнения при Августе уделил в своём труде Р. Сайм (Roman revolution. P. 459-475). Мы полностью присоединяемся к выводу английского историка о том, что восхваления, расточаемые принцепсу Вергилием, Горацием и другими выдающимися поэтами его времени, нельзя считать всего лишь обычной придворной лестью. Поэты века Августа–уроженцы Италии. В их творчестве, как в зеркале, отразились взгляды италийского населения. ]Вокруг Августа уже при жизни начал создаваться культ, и нам представляется, что в его насаждении важную роль играло не только давление сверху, но и ещё более сильное стремление снизу. Наделённый непререкаемым авторитетом национальный вождь и спаситель отечества Август более 40 лет управлял империей, можно сказать, с согласия и одобрения всего римского народа. [83 Rostovcev M. J. A History…, Vol. II, P. 193-194. ]Это позволяло ему придерживаться очень либерального для столь неограниченного правителя политического курса. Идиллия в отношениях власти и общества не была при нём омрачена сколько-нибудь значительными эксцессами. Лишь при его преемниках сущность принципата как авторитарной диктатуры, в конечном итоге основанной на военной силе и узурпации, выходит наружу. Не имея того почти божественного статуса, каким в глазах римлян обладал Август, его наследники компенсируют этот недостаток своего положения фактором силы, опираясь на которую жёстко навязывают обществу свою волю.
В заключение хотелось бы обратиться к проблеме типологизации системы принципата. Рассмотреть данный вопрос подробно в рамках нашего небольшого исследования не представляется возможным, поэтому мы позволим себе ограничиться лишь общей декларацией. Выше нами уже было отмечено то обстоятельство, что современная историческая наука, в общем, придерживается взгляда на власть Августа как на уникальный комплекс политических и правовых элементов, который не может быть определён каким-либо одним термином или краткой формулой. Данный тезис был выдвинут ещё М. И. Ростовцевым и в той или иной степени получил отражение в трудах А. фон Премерштейна, Р. Сайма, Л. Виккерта и в посвящённом Августу разделе“Кембриджской древней истории”. [84Ростовцев М. И. 1)Рождение Римской Империи. С. 128-130; 2) A History…, Vol. II, P. 181; CAH. Vol. X, P. 587, 589f; Premerstein A. von. Vom Werden und Wesen…, S. 132-133; Syme R. The Roman revolution. P. 516-518; Wickert L. 1)Princeps…, Sp. 2295-2296; 2)Neue Forschungen…, S. 76. ]Проистекающие отсюда трудности вынуждают исследователей, пытающихся определить специфику положения принцепса в римском государстве, прибегать к историческим аналогиям, не всегда ограничиваясь при этом рамками истории Древнего мира. [85Premerstein A. von. Vom Werden und Wesen…, S. 132-133; Cowell J. R. The Revolution of Ancient Rome. Oxford, 1968, P. 174-179. ]Однако нам представляется, что наиболее устойчивые параллели возможны как раз с древними обществами. [86 Егоров А. Б. Рим на грани эпох. С. 221. ]Впрочем, сопоставление принципата и Римской империи с эллинистическими монархиями, Сицилийской державой Дионисия I и Карфагеном, встречающиеся в литературе по античной истории, [87 Егоров А. Б. Рим на грани эпох. С. 221-222. ] наряду с явными общими чертами обнаруживает и весьма существенные различия. Так, в частности, эллинистическя монархия как своеобразная политическая система, представляющая собой сплав элементов греческой и восточной государственности, при значительном преобладании последних, [88 Тарн В. В. Эллинистическая цивилизация. М. , 1949, С. 64-67. ]возникла в результате завоевательных походов Александра Македонского на Восток и последующего распада его державы, тогда как формирование системы принципата явилось закономерным итогом внутреннего развития римской гражданской общины (civitas). Влияние политической практики чужеземных, тех же эллинистических, государств, на этот процесс имело явно второстепенное значение. Первоначальная неразвитость авторитарного режима, выросшего на местной почве и вынужденного считаться с полисной традицией сближает Римскую империю с державой Дионисия. Данный факт был особо отмечен Э. Д. Фроловым, посвятившим тирании Дионисия специальное исследование. [89 Фролов Э. Д. Сицилийская держава Дионисия. Л. , 1979, С. 157. ]Однако Римской империи были присущи устойчивость и стабильность, совершенно не свойственные её сицилийской родственнице. [90Характеризуя государственную деятельность Дионисия Старшего, Э. Д. Фролов указывает, что сделанное им следует рассматривать лишь как приступ к созданию правильной державной организации, хотя и весьма успешный (Там же, С. 155). ] В истории западного эллинства периоды консолидации греческих колоний Италии и Сицилии под властью того или иного удачливого вождя перемежаются периодами распада и дезорганизации созданных было объединений полисов. [91 Там же, С. 5-8. ]Равным образом и для внутренней истории Сиракуз характерно чередование тиранических режимов и республиканской формы правления.
Напротив, Римская империя сохраняла относительную стабильность на протяжении, по крайней мере, двух веков, вплоть до смерти Марка Аврелия в 180 г. н. э. Гражданская война 68-69 гг. н. э. не только не привела к развалу государства, но даже способствовала укреплению императорского режима: власть Флавиев и их преемников, Антонинов, опирается уже на гораздо более широкую социальную базу, нежели аристократический принципат Юлиев-Клавдиев. [92Ковалёв С. И. История Рима. С. 529, 535; Егоров А. Б. Рим на грани эпох. С. 203. ]Развитие политических структур римского государства в этот период также отличалось завидной преемственностью основных тенденций: усиление монархического начала, формализация императорской власти, постепенная бюрократизация управления, увеличение роли провинций оставались магистральными линиями этого процесса на данном историческом отрезке. [93Кнабе Г. С. Корнелий Тацит и проблемы истории Древнего Рима эпохи ранней империи (конец I– начало II вв. ). Дисс… д-ра ист. наук. Л. , 1982. С. 72-73. ] Среди возможных античных параллелей, пожалуй, именно Карфаген обнаруживает наибольшее количество черт, роднящих его с государством римлян. Как и в Риме, в Карфагене существовала так называемая смешанная форма государственного устройства, причём огромным влиянием пользовалась могущественная аристократия. Карфагенские полководцы из рода Баркидов, создавшие в Испании полунезависимую державу, очень напоминают римских военноначальников позднереспубликанской эпохи, Помпея, Цезаря, Красса, которые практически бесконтрольно хозяйничали в своих провинциях, вели войны и заключали мирные договоры по своему усмотрению, поддерживая щедрыми субсидиями своих сторонников в столице. [94Подробнее об этом см. : Цыркин Ю. Б. Карфаген и его культура. М. , 1986, С. 95, 100, 102-103, 111-113, 242, 244-246. ]
Однако, торгово-колониальный характер карфагенского государства, присущий ему уже на ранней стадии развития, [95 Там же, С. 70 и сл. ]мог в дальнейшем оказаться непреодолимым препятствием на пути его превращения в прочную и консолидированную территориальную державу. Римской республике II-I вв. до н. э. также были свойственны черты колониальной державы, но переход к системе империи как раз и ознаменовался их постепенным изживанием. Провинции, в эпоху республики рассматривавшиеся как поместья римского народа, в императорскую эпоху становятся, хотя и не сразу, частью единого средиземноморского государства. [96Значение постепенно складывающегося в эпоху Августа и его преемников средиземноморского единства подчёркивают, в частности, авторы соответствующего раздела“Кембриджской древней истории” С. Кук, Д. Литт, Ф. Эдкок, М. Чарльсуорт (CAH. Vol. X, P. 589ff). ] Но, как бы там ни было, свой шанс стать господином Средиземноморья Карфаген упустил, и, следовательно, встречающиеся иногда в научной литературе высказывания, что если бы Рим проиграл Вторую Пуническую войну, Карфагенская держава пошла бы, в общем, по тому же пути, что и Римская республика, [97 Егоров А. Б. Рим на грани эпох. С. 222. ] остаются не более чем предположениями. Таким образом, мы вынуждены констатировать уникальность Римской империи в рамках Античного мира. Столь же уникальным явлением был принципат–политическая система римского государства в период его наивысшего расцвета и наибольшего территориального расширения. Из множества больших и малых городов-государств, густо усеявших берега Средиземного моря, Рим один смог пройти путь от полиса к империи до конца, став для будущих поколений вечным символом имперской государственности, которым восхищались и которому стремились подражать монархи Средневековья и диктаторы XX века.
Автор К. В. Вержбицкий
Страницы: 1, 2
