Политическая история и культура Ольвийского полиса - (курсовая)
Дата добавления: март 2006г.
Министерство образования РФ
Стерлитамакский Государственный Педагогический Институт
Кафедра всеобщей истории
“Политическая история и культура
Ольвийского полиса”
Курсовая работа
Научный руководитель: Денисов И. В.
Студент исторического факультета
1 курса группа “Г”
Васильева С. А.
Стерлитамак 2000
План
Введение
История Ольвии с VII по V вв. до н. э.
История Ольвии от скифов до завоевания Митридата (V – I вв. до н. э. ) 3. Культура Ольвии
Заключение
Список используемых источников
Содержание
Введение 2
История Ольвии с VII по V вв. до н. э.
1. 1 Архаическая эпоха
1. 2 Историческая ситуация в Северном Причерноморье
на рубеже VI-V вв. 19
История Ольвии от скифов до завоевания Митридата
(V – I вв. до н. э. ) 30
Ольвия в эпоху поздней классики и раннего
эллинизма (IV – первая половина III в. ) 30
Эпоха кризиса
(вторая половина III – первая половина II в. до н. э. ) 38
2. 3 От Скилура до Буребисты 46
3. Культура Ольвийского полиса 52
Заключение
Список используемых источников
Введение
Ольвийский полис –одно из самых значительных античных государств Северного причерноморья. Среди многочисленных колоний Милета Ольвия выделяется необычайным богатством памятников материальной культуры, нумизматики и особенно эпиграфики, позволяющих с желаемой полнотой воссоздать ход ее исторического развития, политический строй, социальную структуру и культурный облик. Интерес ученых к Южной России вообще и к Ольвии в частности стал проявляться в отечественной науке после включения Крыма и Новороссии в состав Российской империи. В конце XVIII в. туда отправляются П. Сумароков и П. С. Паллас, правильно локализовавшие в своих трудах местоположение Ольвии у села Ильинское (соврем. Парутино) в низовьях Буга и описавшие остатки ее развалин [1 Сумароков П. Путешествие по всему Крыму и Бессарабии. М. , 1800. ]. Первая попытка создать краткий очерк истории Ольвии на основании известий древних авторов и данных нумизматики принадлежит голландскому эмигранту И. П. Бларамбергу [2 Blaramberg I. P. Choix de medailles antiques d’Olbiopolis ou Olbia, P. , 1822. Рус. пер. : М. , 1828. ]. Практически одновременно с ним выпустили свои труды Д. Р. Рошетт и П. Кёппен, не бесполезные для своего времени главным образом тем, что они ввели в научный оборот новые эпиграфические памятники.
Однако все перечисленные работы, несмотря на отдельные удачные наблюдения, ни по охвату источников, ни по методическому уровню их изучения нельзя признать в полном смысле научными исследованиями. Первым, кто поставил изучение ольвийских надписей и свидетельств древних авторов о городе на подлинно научный уровень, был "отец греческой эпиграфики", выдающийся немецкий историк и эпиграфист Август Бёк, который в вводной главе к надписям Сарматии своего "Корпуса греческих надписей" дал монографически связный очерк истории Ольвии [3 Corpusinscriptinum Graecarum/ 1843/ Vol/ 2? cap/ 1/ P/ 86-89, 5-10]. Образцовые для своей эпохи в археологическом и нумизматическом отношении сочинения А. С. Уварова [4Уваров А. С. исследования о древностях южной России и берегов Черного моря. СПб. , 1851. Вып. 1. Об истории Ольвии см. : с 35-103. ]и Б. В. Кёне в своих исторических разделах выглядят очень слабыми и не соответствуют даже уровню современной им науки.
В целом антикварный период не прошел для науки бесплодно: он положил начало собиранию, систематизации и публикации нумизматических, эпиграфических и археологических памятников из Ольвии. В эту пору предпринимаются и робкие попытки проводить раскопки на Ольвийском городище ", а также первые опыты обобщения ее истории.
Начало систематического изучения Ольвии и ее истории происходило в 1885-1917 гг. 1885 год ознаменовался крупным событием в науке о классических древностях Юга России: недавний выпускник Петербургского университета, питомец школы Ф. Ф. Соколова, тридцатилетний ученый Василий Васильевич Латышев, которому Русское археологическое общество в 1882 г. по возвращении его из командировки и Грецию поручило собрать и издать греческие и латинские надписи античных городов Северного Причерноморья, выпускает том I своего корпуса "Inscriptiones antiquae orae septentrionalis Ponti Euxini Graecae et Latinae", включивший эпиграфические памятники Тиры, Ольвии и Херсонеса.
“Исследования об истории и государственном строе города Ольвии”стали образцовым трудом, в котором использованы все и наличествующие к тому времени письменные источники, включая эпиграфические, извлечен из них максимум информации и на основании ее построена предельно возможная историческая картина развития Ольвии от основания колонии до ее окончательной гибели. Большую роль в развитии изучения истории Ольвии и всего Северного Причерноморья сыграла составлявшаяся много лет Латышевым хрестоматия "Scythica et Caucasica" [5Scythica et Caucasica. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе. СПб. , Т. 1, 1893– 1900; Т. 2 1904-1906. ], вобравшая в себя практически все свидетельства греческих и латинских авторов о Северном Причерноморье и Кавказе.
Эти планомерные изыскания привели к накоплению большого количества нового материала, потребовавшего оперативной обработки и исследования. Латышев регулярно публикует в разных изданиях вновь прибывающий эпиграфический материал.
В советской историографии также предпринимаются попытки составления кратких очерков по истории Ольвии: В. Ф. Гайдукевичем, Д. П. Каллистовым, Т. Н. Книпович, Д. Б. Шеловым. Всех их объединяет одно: они основаны не на собственных исследованиях, но лишь резюмируют выводы предшественников. Современный этап изучения истории Ольвии качественно отличается от предшествующих неуклонным стремлением не только стремлением к расширению круга источников, но и к совершенствованию методики, к выведению ее на комплексный уровень.
Источники по политической истории Ольвии разнообразны, но не равнозначны как по своему количеству, так и по уровню информативности.
Надо откровенно и с сожалением признать, что свидетельства древних авторов об Ольвии весьма скудны. Из более или менее связных рассказов можно назвать только два: новеллу Геродота о Скиле (Herod. IV. 78-80) и вступительный раздел Диона Хрисостома (Dio Chrys. XXXVI. 1-18). Они бесценны для нас тем, что оба объективные свидетельства очевидцев, однако целью их не было специальное описание города: для“отца истории”Ольвия служит декорацией, перед которой разыгрывается драматическая история скифского царя-вероотступника, для бродячего ритора-изгнанника из Прусы-это экзотический фон, на котором ему удобнее, как Орфею перед фракийцами, излагать свое философское credo о "хорошо устроенном городе".
Остальные свидетельства отрывочны и разрозненны. Это объясняется тем, что Ольвия за редкими исключениями не была втянута в мировые катаклизмы древней истории.
Наибольшее значение имеют данные греческих надписей, как аутентичные и наиболее объективные. Преимущество их перед свидетельствами авторов еще и в том, что они зачастую заполняют собой лакуны, оставленные античными писателями. Так, например, об ольвийской истории III в. до н. э. мы узнаем исключительно из таких замечательных документов, как декреты в честь Протогена, Антестерия, сыновей херсонесита Аполлония и др. Для воссоздания политической истории наиболее важны постановления, надписи почетные, посвятительные, строительные, каталоги, да и все прочие категории надписей. Особенно же ценны для нас те редкие случаи, когда надписи подтверждают либо даже дополняют нарративную традицию о тех или иных событиях; для Ольвии можно назвать пока только две такие счастливых случайности: декреты в честь Тимесилея и в честь Каллиника. Тем не менее и надписи, несмотря на всю их объективность, неравнозначны по информативности, а потому и они оставляют пробелы в наших знаниях об ольвийской истории. В силу какого-то магического закона в Ольвии это почти все первые половины столетий: из-за стандартного характера документов они пока скрывают от нас во мгле "событийную" историю первых половин V-II вв. , для реконструкции которой мы вынуждены прибегать к другим источникам либо к косвенным данным, что особенно характерно для архаического периода. На помощь приходят здесь памятники малой эпиграфики: многочисленные и как нигде разнообразные по содержанию граффити на керамике, а также уникальные, свойственные почти исключительно данному региону и не такие уж теперь редкие документы - частные письма на свинцовых пластинках. Они дают бесценную информацию о социальной, экономической, а отчасти и о политической истории Ольвийского полиса. Сюда же следует присовокупить и называемое условно "письмом жреца" многострочное граффито на остраконе.
Ольвийское монетное дело уходит своими корнями в VI в. до н. э. , а прекращается только с окончательным упадком города в III в. н. э. Отсюда понятно и значение монет: они документируют практически всю историю полиса. Естественно, памятники нумизматики, чутко реагировавшие на любые изменения экономической конъюнктуры, дают бесценную информацию о состоянии хозяйства полиса и его финансов. Но при сопоставлении с другими источниками они могут пролить дополнительный свет и на ход исторического процесса, как, па-пример, это произошло с событиями конца IV и второй четверти II в. до н. э. Однако в исключительных случаях монеты выступают и непосредственным источником по политической истории. Так, преимущественно на материалах ольвийского литья и серебряной чеканки V в. удается гипотетически реконструировать генезис ольвийской тирании и порядок чередования ее с властью варварских наместников. Наконец, сами эти уникальные в античном мире литые фигурные и круглые монеты VI -IV вв. позволяют сделать вывод о культурных контактах между Ольвией и варварским миром, с одной стороны, и греческими полисами Понта - с другой. Не менее важны и результаты, получаемые при изучении денежного обращения Ольвийского полиса: так, наблюдения над притоком туда понтийской меди в эпоху Митридата позволяют уточнить время вхождения Ольвии в состав его панпонтийской державы, формы подчинения ему полиса и дату выхода из-под власти Митридата.
Исходя из исторических источников, мы построим периодизацию на фактах политической истории, которая должна, однако, пониматься как основной итог комплексного исследования всех доступных источников.
История Ольвии от VII в. до н. э. до V в. до н. э.
История Ольвии от скифов до завоевания Митридата (V – I вв. до н. э. ) А также рассмотрим культуру Ольвийского полиса.
В данной работе мы постараемся проследить историю Ольвийского полиса на протяжении первых шести веков его тысячелетнего существования, для каждого периода предлагается реконструкция его внутреннего устройства и взаимоотношений как с эллинистическими государствами Средиземноморья и причерноморья, так и с окружающим негреческим миром. Выявим общее и особенное в развитии Ольвии, ее место и роль в античной истории.
История Ольвии с VII по V вв. до н. э.
Архаическая эпоха
Как известно, наиболее активно берега черного моря вообще и северный в частности осваивал Милет, которому в древности приписывалось основание 75 или даже 90 апойкий. Из этой метрополии выселились в низовья Буга и Днепра будущие жители Ольвийского и, по всей вероятности, Березанского поселений. Об Ольвии как об апойкий Милета единодушно свидетельствуют античные авторы начиная с Геродота.
Евсевий под вторым годом 33-й олимпиады (647/6 г. до н. э. ) сообщает, что "в Поите основан Борисфен" [6 Euseb. Chron. can. / Helm. В. , 1984. Р. 95b. ]. Борисфеном в устах средиземноморских греков называлась Ольвия. Вторую дату приводит Псевдо-Скимн (809 Muller, 814 Diller), указывающий, что Ольвия основана "во время мидийского владычества". Большинство исследователей вполне законно понимало эти слова как указание на время существования или расцвета Мидийской державы и датировало, таким образом, основание Ольвии в широких пределах от 709/8 (или 687) до 550/49 (или 559/8) гг [7Lindisch F. De rebus Olbiopolitarum, P/ 4 (655-558 гг. ); Ziebell W/ Olbia/ S/ 9 (та же дата) . ].
Иначе обстоит дело в Ольвийском поселении, из которого происходит пока лишь один керамический фрагмент третьей четверти VII в. 16 Массовой же керамика становится с первой четверти VI в. , причем это отнюдь не малочисленные, как иногда утверждается, керамические материалы: внимательно изучившая их Л. В. Копейкина отмечает "довольно многочисленные фрагменты родосско-ионийских сосудов", "довольно много фрагментов кратеров", "в большом количестве обломки родосско-ионийских киликов первой и второй половины VI в. до н. э. " и т. п [8 Копейкина Л. В. Некоторые итоги… С. 137 – 139. ]. Все эти богатые материалы и дали возможность исследовательнице присоединиться к выдвинутой при публикации граффито Ксанфа датировке основания Ольвии рубежом VII-VI вв. или началом VI в. В свою очередь, эта надпись на сосуде местного изготовления свидетельствует о налаженном местном керамическом производстве в первые десятилетия после основания города.
Итак, рассмотренные археологические данные окончательно заставляют отнести основание города Ольвии примерно к рубежу VII-VI, самое позднее - к началу VI в. , что укладывается в широкие хронологические рамки сообщения Псевдо-Скимна. В области эпиграфики следует указать на полное до мельчайших нюансов копирование шрифта и системы письма метрополии, а в языковой—на филиацию отдельных фонетических явлений, свойственных в раннее время только Милету [9 См. : Виноградов Ю. Г. Древнейшее греческое письмо с о. Березань // ВДИ. 1971. № 4. С. 80. ] . То же касается и некоторых привычек, вывезенных с родины, и типично ионийско-милетской антропонимии. Аналогичная картина проявляется в некоторых элементах градостроительства и архитектуры. Наконец, наиболее важными представляются заимствования из метрополии березанскими и ольвийскими жителями религиозных и государственных институтов: ольвийский календарь в деталях копирует милетский, подавляющее число типично милетских богов присутствует в березанско-ольвийском пантеоне, здесь же засвидетельствована культовая коллегия мольпов во главе с эсимнетом—городским эпонимом [10 Исчерпывающую сводку источников и литературы см. : Ehrhardt. 2. Кар. В, С, D. На S. 157 автор говорит, что именно в Ольвии можно констатировать наибольшие соответствия с метрополией. ]
.
Многообразие этнополитической ситуации породило различные способы контактов первых колонистов с аборигенным населением. По всей видимости, в Побужье и Поднестровье встреча милетян с номадами была почти или вовсе бесконфликтной. По крайней мере, фортификационные сооружения Березани не обнаружены до сих пор, а наиболее раннее оборонительное стеностроительство Ольвии фиксируется пока лишь для первой половины V в. до н. э. Ни в одном из остальных районов мы не располагаем пока документальными материалами о наличии в VI в. враждебных отношений эллинских первопоселенцев с автохтонным населением, экспроприации у местных жителей земли и т. п. Вероятно, освоение новой территории велось либо с молчаливого согласия скифов, либо на каких-то договорных началах [11 Хазанов А. М. Социальная история скифов. М. , 1975. С. 235. ]. Однако эллины, переселившиеся во второй половине VII и VI в. до н. э. на берега Понта, не явились пионерами подобной колонизационной практики. Выбор для поселения места, защищенного естественными рубежами, при этом с учетом демографической ситуации, характеризует уже самый ранний этап Великой греческой колонизации.
Милетские колонисты, закрепившиеся первоначально на защищенном самой природой полуострове Березань, примерно через полвека после основания колонии проникли по берегу Днепро-Бугского лимана на 40 км в глубь материка, где ими была основана новая апойкия - Ольвия.
Выбор места для нового городского центра был не случаен, но обусловливался рядом соображений принципиального характера.
Во-первых, нигде по побережьям Бугского, Днепровского и Березанского лиманов нет столь удобного в географическом и топографическом плане места: только Ольвийское городище располагает наличием двух террас - верхней и нижней; вторая из них изобилует родниковой и колодезной водой и представляет собой удобную платформу для устройства гавани.
Во-вторых, Ольвия занимает крайне благоприятное местоположение у слияния двух крупнейших водных артерий - Днепра и Буга, служивших великолепными речными магистралями для торговли с лесостепными и степными районами Северного Причерноморья [12 Cp. :Graham A. J. The Colonial Expansion of Greece. P. 125]. В-третьих, крайне важно положение "ольвийского треугольника" и в стратегическом аспекте: он прекрасно защищен естественными рубежами обороны - Заячьей балкой с запада, Северной балкой на севере и берегом Бугского лимана с востока [13 Виноградов Ю. Г. Полис в Северном Причерноморье. С. 389. ], то есть и здесь повторно применен первый из названных приемов милетской колонизационной практики. Наконец, не случайно к моменту окончательного сложения Ольвийского полиса как территориального единства во второй половине VI в. Ольвия "оказалась" точно посредине его обширной хоры. Это наводит на мысль о первоначальном "программировании", с одной стороны, местоположения города как центра будущего государства, а с другой - и примерных границ будущего государства, что было вызвано, вероятно, предоставлением скифами заранее и строго ограниченной территории для заселения.
Ольвия формируется как урбанистический центр, причем на большей части верхнего плато. К этому времени прокладывается центральная осевая магистраль города, перерезавшая его с севера на юг, распланирована территория теменоса, древнейшие алтари которого - ботросы - начинают функционировать уже с третьей четверти столетия [14Леви Е. И. Новые посвятительные Апполону Дельфиниу из раскопок Ольвии//История и культура античного мира. М. , 1977. С. 96-100. ]. Выделен участок под общественную площадь, агору и прилегающие к ней с юга и северо-запада административные здания, иными словами, складываются основные элементы монолитной урбанистической структуры, именуемой греческим полисом. С другой стороны, теперь уже никто, пожалуй, не сомневается в том, что во второй половине VI в. происходит не синойкизм, а, напротив, массовое освоение земель Нижнего Побужья путем основания поселений, причем происходило это освоение из двух городских центров - сначала Березани, а потом и Ольвии. Перейдем теперь к одной из наиболее сложных и остро дискутируемых в науке проблем - вопросу о причинах и целях эмиграционного процесса. В последние годы исследователи приходят к вполне оправданному выводу, что греческая колонизация была гетерогенным процессом, причины, ее породившие, и цели, ею преследуемые, равно как и организационные формы, призванные служить реализации этих целей, в разных местах проявляли себя по-разному, хотя и подчинялись общим историческим закономерностям, обусловливавшим сходные ситуации в разных регионах.
