Социально-политическая борьба в Новгороде XII- нач. XIII вв. - (диплом)
p>Продолжая рассмотрение специфики социально-политической жизни Новгорода Великого в XII веке, надо отметить, что события 1136-1137 гг. нельзя считать датой возникновения Новгородской республики. Однако нет сомнений, что они стали важным этапом утверждения независимости от Киева. По справедливому замечанию О. В. Мартышина, важным следствием событий 1136-1137 гг. стала утрата княжеской властью стабильности в Новгороде. [134 Мартышин О. В. Вольный Новгород. М. , 1992. С. 83. ] Более того, на наш взгляд, некорректно говорить о какой бы то ни было стабильности в Новгороде того времени в целом. Новгородская Первая летопись пестрит сообщениями о “переворотах”, но, думается, преувеличением будет считать, что дело ограничивалось смещением одних князей и призванием других. Процесс, естественно, не мог проходить в “чистом виде”. Он тем или иным образом затрагивал широкий круг людей и был связан с различными событиями того или иного плана. По мнению В. Т. Пашуто, история новгородской самостоятельности вплоть до монгольского нашествия характеризовалась острой классовой борьбой, результатом которой и были многочисленные восстания. [135 Пашуто В. Т. Очерки истории СССР. XII-XIII вв. М. , 1960. С. 54. ] Впрочем, причины новгородских переворотов – вопрос дискуссионный. Далее мы постараемся выявить, что же лежало в основе этих политических катаклизмов. Политическая ситуация в Новгороде, несомненно, претерпела определенные изменения. По мнению А. В. Арциховского, ”после переворота 1136 г. верховной властью в Новгороде стало собрание граждан, вече, главой правительства стал выборный посадник, но власть князя, пусть сильно ограниченная, сохранилась. Лет полтораста после этого существовал строй, лучшим выражением которого являются слова, сказанные в 1218 г. посадником Твердиславом на вече: “А вы, братья, в посадниках и в князьях вольны””. [136 Арциховский А. В. Новгород Великий по археологическим данным // Новгород. К 1100-летию города. М. , 1964. С. 43; См. также: Павленко Н. И. , Андреев И. Л. , Кобрин В. Б. , Федоров В. А. История России с древнейших времен до 1861 года. М. , 1996. С. 71. ] В. Т. Пашуто считал, что плоды восстания 1136 г. присвоили бояре. “Правда, своеобразие расстановки классовых сил заставило их признать республиканский строй – в Новгороде образовалась феодальная республика”. 1136 г. позволил новгородским боярам отделиться от Киева. В конечном счете, после восстания 1136 г. в Новгороде сложился своеобразный политический строй – аристократическая боярская республика. [137 Пашуто В. Т. Указ. соч. С. 29, 46, 49. ] По мнению Н. Л. Подвигиной, с 1136 г. в Новгороде “принцип “вольности в князьях” восторжествовал. В дальнейшем в середине XII в. антикняжеская борьба несколько стихает из-за обострения борьбы за власть между боярскими группировками. Это приводило к тому, что князь превращался в союзника одной из группировок, которая готова была поступиться частью собственной власти в пользу князя, лишь бы не уступить ее противнику”. В заключение исследователь делает вывод о том, что именно поэтому княжеская власть в данный период несколько крепнет. [138 Подвигина Н. Л. Очерки социально-экономической и политической истории Новгорода Великого в XII-XIII вв. М. , 1976. С. 116. ] В. Л. Янин совершенно не согласен с тем, что “новгородский князь после восстания 1136 г. был превращен в почти фиктивную фигуру, во второстепенное или даже третьесортное лицо государственной администрации, назначением которого было то ли руководство войском, то ли олицетворение политического и военного союза с наиболее могущественными русскими княжествами”. [139 Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. М. , 1977. С. 32. ] Опираясь на данные сфрагистических источников, исследователь отмечает, что “у нас есть все основания предполагать, что и во второй половине XII в. власть в Новгороде была сосредоточена в руках князя, поскольку в отличие от княжеских печатей посадничьи буллы этого времени исключительно редки” [140 Янин В. Л. Новгородские посадники. М. , 1962. С. 111. ]. А. В. Арциховский объясняет данный факт тем, что “ограничение княжеской власти в 1136 г. не сразу отразилось в сфрагистике, поскольку государство, хотя и номинально, возглавлялось князем. Русские княжеские печати XI-XIII вв. известны преимущественно по новгородским находкам. Судя по именам, они принадлежат тем Рюриковичам, которые, по словам летописи, княжили в Новгороде”. [141 Арциховский А. В. Указ. соч. С. 44. ] В. Л. Янин подметил и такую особенность княжеских печатей Новгорода и русских княжеств: “В Южной Руси, где княжеская власть в XII-XIII вв. сохраняла первоначальные общественные позиции, где государство имело ярко выраженные монархические черты, княжеская булла клонится к упадку. В Новгороде же, где княжеская администрация в ходе борьбы с местным боярством утратила былую самостоятельность, печать князя, напротив, переживает свой расцвет”. [142 Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. С. 32. ] И. Я. Фроянов и А. Ю. Дворниченко считают даже, что “после 1136-1137 гг. положение княжеской власти в Новгороде упрочилось, а роль князя возросла”. [143 Фроянов И. Я. , Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси. Л. , 1988. С. 168. ] В этом же русле рассуждает В. В. Луговой: ”После восстания 1136 г. новгородский князь перестал быть киевским наместником и перешел на службу к городской общине”. [144 Луговой В. В. Выборы в средневековом Новгороде // История. 1998. № 2. С. 7. ] Если принять эту версию как факт, то становится ясно, почему роль князя после событий 1136-1137 гг. не только не уменьшилась, но даже возросла. Видимо, более точным является мнение В. Л. Янина, согласно которому в ходе достигнутого в 1136 г. определенного размежевания государственных функций между республиканскими и княжескими органами власти в руках князя сосредоточилась та часть государственной деятельности, которую мы сейчас назвали бы исполнительной властью. Это, в частности, выразилось в организации смесного суда князя и посадника, подконтрольного республиканской власти. [145 Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. С. 33-35. ] С этим выводом соглашается Н. Л. Подвигина. [146 Подвигина Н. Л. Указ. соч. С. 117. ] Несколько иной взгляд на судебные функции новгородского князя имел Н. А. Рожков. Он писал: “Тем не менее, за князем в течение всего XII в. оставались еще важные права: право проезжего суда, т. е. решения всех судебных дел при объезде волости, помимо всех областных судей и без всяких ограничений – на основании презумпции, что князь – единственный самостоятельный орган судебной власти”. По мнению историка, участие посадника стало непременным атрибутом законности княжеского суда только с XIII в. [147 Рожков Н. А. Русская история в сравнительно-историческом освещении. Пг. , 1923. С. 324-326. ] Совершенно естественно, что процесс общественно-политического развития не завершился событиями, описанными в первой главе данной работы. И здесь вполне можно согласиться с О. В. Мартышиным, который характеризует процесс, проходивший в дальнейшем, как логическое продолжение акции 1136 г. , характерной чертой которого была окончательная институализация выборной республиканской администрации, сосуществовавшей с княжеской и готовой взять на себя ее функции. [148 Мартышин О. В. Указ. соч. С. 84. ] Можно к этому добавить, что в течение XII в. “была выстроена система управления, в основу которой лег принцип волеизъявления новгородской общины. Его действие распространилось на все властные институты; выбирались самые различные должностные лица – от сотских, уличных и кончанских старост до князей, епископов и архиепископов, архимандритов, посадников и тысяцких”. [149 Луговой В. В. Указ. соч. С. 7. ] Все новгородские перипетии происходили на фоне постоянно меняющейся политической обстановки в русских княжествах. Как уже говорилось “раздьрася вся земля Русьская”. [150 НПЛ. М. ; Л. , 1950. С. 23, 208. ] Усобицы, по выражению С. М. Соловьева, “отозвались на севере, в Новгороде Великом”. [151 Соловьев С. М. Сочинения. М. , 1988. Кн. I. С. 409. ] По справедливому замечанию исследователя, “с одной стороны, частая смена великих князей из трех враждебных линий заставляла новгородцев, признававших зависимость свою всегда от старшего Ярославича, сообразоваться с этою сменою и также переменять своих князей, что усиливало внутренние волнения, производимые приверженцами изгоняемых князей и врагами их; с другой стороны, давала Новгороду возможность выбора из трех линий, что необходимо усиливало произвол веча и вместе с тем увеличивало его значение, его требования, давало новгородцам вид народа вольного”. [152 Там же. С. 413. ] На юге широкомасштабные столкновения с вовлечением половцев, чехов, венгров и др. шли между двумя главными противниками. Это – киевский Ярополк и черниговский Всеволод. Мир был заключен только перед смертью великого князя. [153 ПСРЛ. М. , 1965. Т. IX. С. 159-163. ] Ошибкой будет думать, что столкновения проходили сугубо между князьями. Летописец говорит о том, что “раздьрася” именно земля Русская. То есть он имел в виду не только князей. По замечанию И. Я. Фроянова, за ними стояли земские силы Киева и Чернигова. [154 Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. СПб. , 1992. С. 216. ] В 1135 г. новгородцы пытались посредничать между ними, однако безуспешно. Битва состоялась, и новгородский летописец сообщает, что “поможе богъ Ольговицю с черниговчи”. [155 НПЛ. С. 23, 208. ] Для нас это замечание имеет то немаловажное значение, что оно поясняет некоторые особенности мировосприятия человека того времени. По мнению И. Я. Фроянова, замечание новгородского летописца не являлось пустой фразой или риторическим оборотом. “Люди древней Руси верили в то, что побеждал в межкняжеских войнах тот, кому сопутствовало благоволение богов, на чьей стороне находился бог, а значит и правда”. Божественная благодать распространялась и на ближайших родичей князя. [156 Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 216. ] Потому новгородцы, делая выбор между князьями, не только руководствовались чисто прагматическими, но и мистическими мотивами. Это, видимо, дает дополнительное объяснение той легкости, с какой новгородская община меняла свое мнение. Итак, вернемся к княжению Святослава Ольговича. Надо отметить, что Святослав, услышав о приходе Всеволода Мстиславича во Псков не зря “ужасеся и въстрепета страхом великимъ”. [157 ПСРЛ. Т. IX. С. 161. ] Дело вовсе не в том, что он боялся Всеволода, а в том, что он не питал никаких иллюзий относительно новгородской общины. Его репрессивные меры и укрепление крестным целованием местных бояр дали только временный эффект. 17 апреля 1138 г. Святослава без объяснения каких-либо причин выгнали из Новгорода. [158 НПЛ. С. 25, 210. ] По мнению И. Я. Фроянова, причина изгнания Святослава кроется в том, что, по свидетельству новгородского летописца, у Новгорода “не бе мира с пльсковици, ни с сужьдальци, ни с смольняны, ни с полоцяны, ни с кыяны”. Все это отрицательно сказалось на поставках продовольствия и привело к тому, что “стоя все лето осмьнъка великая по 7 резан”. Другой причиной, повлекшей смещение Святослава, стало знамение 9 марта 1138 г. Тогда “бысть громъ велии, яко слышахомъ чисто, въ истьбе седяще”. [159 Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 217-218. ] Надо думать, что люди пытались найти ему объяснение, и, разумеется, нашли. Мысль И. Я. Фроянова относительно первой причины смещения Святослава подтверждает и Никоновская летопись. Она сообщает, что когда пришел новый князь – сын Юрия, “бысть радость велиа всем въ Новегороде, и смиришася со Псковичи”. [160 ПСРЛ. Т. IX. С. 162. ] А. В. Петров также видит причину изгнания Святослава в голодной блокаде, установившейся с его приходом, так как в соседних центрах княжили союзники Мстислава. Из того факта, что изгнание не сопровождалось сменой посадника, исследователь делает вывод о том, что само изгнание не было вызвано внутренней борьбой, а стало результатом воли новгородской общины в целом. [161 Петров А. В. Социально-политическая борьба в Новгороде в середине и второй половине XII в. // Генезис и развитие феодализма в России. Л. , 1988. Вып. 11. С. 27. ] Особый интерес представляет мнение А. В. Арциховского. Исследователь на основе археологических раскопок в Новгороде пришел к выводу, что историки склонны преувеличивать значение отдельных летописных сообщений о ввозе хлеба из Владимиро-Суздальской земли во время голодовок. При этом делается ссылка на видовые определения сорняков. “Сорняки, примешанные к найденным при раскопках зернам ржи, пшеницы и т. д. , оказались характерными именно для новгородской флоры, а не для среднерусской или какой-либо иной. Новгород был центром большой сельскохозяйственной территории и питался в нормальное время только своим хлебом”. [162 Арциховский А. В. Указ. соч. С. 43. ] Однако это открытие не может скрыть того факта, что голод в Новгороде был частым гостем, а соседние князья при каждом удобном случае вводили блокаду. Свой хлеб, видимо, в Новгороде был, но количество его все же не удовлетворяло потребностей. Легкость и частота, с какой киевский и другие князья вводили блокаду, свидетельствует о частых неурожаях и наличии постоянной возможности взвинтить цены на продовольствие. Как правило, летопись говорит, что результатом подобных действий соседних князей был как раз не голод, а резкое повышение цен. Изгнав Святослава, новгородцы отправили послов в Суздаль просить себе князя у Юрия Владимировича. 23 апреля в городе случился переполох, вызванный слухом о пришедшем якобы к городу Святополке с псковичами, однако тревога оказалась ложной. Что точно происходило в это время со Святославом, его женой и окружением, со слов новгородского летописца до конца понять не представляется возможным. Судя по Новгородской Первой летописи, его жена была посажена в Новгороде “у святое Варвары въ монастыри”. Самого Святослава “яша на пути смолняне и стрежахуть его на Смядине въ манастыри”. [163 НПЛ. С. 25, 210-211. ] По мнению Н. И. Костомарова, новгородцы “схватили своего князя Святослава Ольговича, заточили в монастырь с семейством, а потом изгнали”. [164 Костомаров Н. И. Русская республика. М. ; Смоленск, 1994. С. 43. ] Однако полной ясности в этом вопросе нет. Тем временем Юрий Долгорукий откликнулся на просьбу новгородцев и послал им своего сына Ростислава. Обращение к суздальскому князю стало для новгородцев своего рода компромиссным вариантом. Как заметил в свое время С. М. Соловьев, Новгород обратился к нему, так как “Юрий защитит его от Ольговичей, как ближайший сосед, и примирит с Мономаховичами, избавив от унижения принять Святополка, т. е. признать торжество псковичей; наконец призвание Юрьевича примиряло в Новгороде все стороны; для приверженцев племени Мономаха он был внук его, для врагов Всеволода он не был Мстиславичем”. [165 Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 413. ] Княжение Ростислава в Новгороде было недолгим. 18 февраля 1139 г. умер великий князь киевский Ярополк. На смену ему пришел брат Вячеслав, которому княжить в Киеве было суждено только 10 дней: его сместил Всеволод Черниговский. [166 ПСРЛ. Т. IX. С. 163; Там же. М. , 1965. Т. XV. Стб. 201. ] Данное обстоятельство не вписывалось в планы Юрия Долгорукого, и “приде Гюрги князь и-Суждаля Смольньску, и зваше новгородьце на Кыевъ на Всеволодка”. Однако новгородцы “не послушаша его”, и 1 сентября 1139 г. Ростислав бежал из Новгорода к отцу в Смоленск. [167 НПЛ. С. 25, 211. ] Судя по Новгородской Первой летописи, нет оснований видеть в уходе Ростислава происки “прочерниговской партии”. Скорее, причина - в отказе новгородцев помочь его отцу. Именно такого мнения придерживается И. Я. Фроянов. [168 Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 219. ] Это вполне логично, если бы не одно “но”. Такой вывод позволяет сделать только Новгородская Первая летопись. Другие летописи освещают данное событие несколько иначе. Так, Тверская летопись гласит: “А сына его Ростислава выслаша отъ себе”. [169 ПСРЛ. Т. XV. Стб. 202. ] Лаврентьевская летопись сообщает, что “того же лета пустиша Новгородци Гюргевича”. [170 Там же. М. , 1997. Т. I. Стб. 308. ] Еще дальше идет Никоновская летопись: “того же лета Новгородци выгнаша отъ себе изъ Новагорода князя своего Ростислава” [171 Там же. Т. IX. С. 164-165. ]. То есть эти источники заставляют усомниться в добровольном характере ухода князя. Более того, полноту сведений новгородского летописца в данном пункте, видимо, следует поставить под вопрос. Именно на эту мысль наводит и поведение Юрия после ухода сына из Новгорода. Та же Новгородская Первая летопись сообщает о том, что “разгневася Гюрги, идя опять Суждалю, възя Новыи търгъ”. [172 НПЛ. С. 25, 211. ] Следовательно, скорее всего, новгородский летописец пытался заретушировать неприглядный факт выпроваживания князя без всякой веской причины. По мнению Н. И. Костомарова, “к суздальской ветви русского мира была уже давняя международная неприязнь у новгородцев. Князья, призываемые в Новгород, приезжали не одни, а с дружиной, и суздальские князья, таким образом избранные новгородцами, наводили в Новгород толпу народа, нелюбимого новгородцами”. И далее: “Юрий звал новгородцев против Ольговичей; новгородцы не согласились, потому что воевать с суздальцами, которых не любили, против киевлян, с которыми сознавали близкое родство, было не в обычае. Ростислав заметил, что партия Ольговичей подымает голову, и бежал”. [173 Костомаров Н. И. Русская республика. С. 43-44. ] В целом такое объяснение произошедшего довольно интересно, но слишком сомнительно, чтобы его можно было воспринимать всерьез. С. М. Соловьев считал, что именно “отказ на требование отца послужил знаком к отъезду сына”. [174 Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 422. ] Аналогичного мнения придерживается и А. В. Петров. Смещение Ростислава, также как и его предшественника, по мысли исследователя, было не следствием внутренней борьбы, а отражением воли новгородской общины в целом. [175 Петров А. В. Социально-политическая борьба в Новгороде в середине и второй половине XII в. С. 27. ] В действительности Ростислав, видимо, служил своего рода компромиссной фигурой, удерживавшей новгородское общество от очередной смуты. Сама смута не замедлила разгореться сразу же после его ухода: “И послашася новгородци Кыеву по Святослава по Ольговиця, заходивъше роте; и бе мятежь Новгороде, а Святослав дълго не бяше”. [176 НПЛ. С. 25, 211. ] То есть единодушие явно отсутствовало. С одной стороны был не ясен долгосрочный расклад сил на политической арене русских княжеств, а с другой, сомнительно, что за год с небольшим в Новгороде успели забыть те жесткие методы, к которым порой прибегал Святослав. Тем не менее, очевидно, что выбор был сделан, в первую очередь, исходя из того факта, что великий князь киевский на тот момент являлся наиболее значимой политической фигурой. Общую картину усугублял тот факт, что Всеволод и Святослав не горели желанием поскорее занять новгородский стол. Они отдавали себе отчет в том, что в Новгороде о политической стабильности приходится только мечтать. Святослав в свое время уже прилагал определенные усилия, чтобы удержаться на этом столе и потому имел горький опыт. В то же время новгородцы проявляли довольно большую настойчивость. Дело дошло до того, что решение призвать Святослава скрепляли присягой (“ротой”). В связи с этим И. Я. Фроянов делает предположение, что решение было не простым и, наверное, принималось на вечевом сходе. [177 Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 219. ] Очень вероятно, что все так и было, поскольку на этом дело не закончилось. Лаврентьевская летопись сообщает, что новгородцы “пустиша дети свое в тали, рекуще пусти к нам Святослава”. [178 ПСРЛ. Т. I. Стб. 308. ] Похожие сведения содержит и Лаврентьевская летопись: “послаша новгородци въ Киевъ къ великому князю Всеволоду Ольговичю Киевскому, просяще у него брата его Святослава Олговича княжити у них в Новгороде, а дети своя въ закладъ прислаша”. [179 Там же. Т. IX. С. 165. ] О закладе говорит и Тверская летопись, причем в ней уточняется, что детей в заклад отправили со вторым посольством. [180 Там же. Т. XV. Стб. 202. ] Этот факт, надо полагать, показался новгородскому летописцу слишком неприглядным, чтобы его упоминать. Однако именно после этого 25 декабря 1139 г. Святослав “въниде” в Новгород. [181 НПЛ. С. 25, 211. ] Появившись вновь в Новгороде, Святослав застал там посадником Якуна Мирославича, который занимал эту должность еще со времени его первого новгородского княжения. Правда, по версии Н. Л. Подвигиной, Якун уходил вместе со Святославом в 1138 г. и вернулся вместе с ним в 1139 г. При этом он не лишался посадничества. [182 Подвигина Н. Л. Указ. соч. С. 123. ] Однако такое изложение событий никак не подтверждается источниками. По словам И. Я. Фроянова, она все перепутала. [183 Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 219. ] В. Л. Янин видит в факте занятия должности посадника Якуном при нескольких князьях подтверждение того, что “с политической точки зрения союз с Суздалем означает компромисс между сторонниками Чернигова и сторонниками Мстиславичей”. Кроме того, данный факт являет собой пример политической непоследовательности в тот период. [184 Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 97. ] Данное объяснение выглядит весьма шатко, и это отмечает И. Я. Фроянов: “С большей уверенностью мы можем говорить о том, что между сменяемостью посадников и переменами на новгородском столе не было столь жесткой зависимости”. Ученый не согласен с “партийным” подходом к изучаемой теме и основную роль отводит новгородской общине в целом. Именно такую роль и подтверждает, по его мнению, посадничество Якуна при Святославе и Ростиславе. [185 Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 219-220. ] С вокняжением Святослава спокойствия в Новгороде не наступило. У Святослава и его противников в новгородской общине оказалась слишком хорошая память. По словам Н. И. Костомарова, “месяца через два новгородцы невзлюбили Святослава”. [186 Костомаров Н. И. Русская республика. С. 44. ] Не ясно, откуда у исследователя такие данные о сроках вновь возникшей нелюбви новгородцев к своему князю. Впрочем, чувство нелюбви у князя и новгородцев, похоже, было обоюдным. Святослав принялся за старое свое занятие, то есть начал изводить своих врагов: “потоциша Кыеву къ Всеволоду Къснятина Микулъциця, и пакы по немь инехъ муж 6, оковавъше, Полюда Къснятиниця, Демьяна, инехъ колико”. [187 НПЛ. С. 26, 211. ] И. Я. Фроянов отмечает, что, судя “по некоторым летописным нюансам, новгородцы воспринимали эти гонения как злое противное небесным силам деяние”. При этом он указывает на мрачное знамение 20 марта 1140 г. , свидетельство о котором помещено как раз перед сообщением об отправке в Киев узников. [188 Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 220. ] Догадка исследователя не лишена оснований, но сомнительно, что речь в данном случае можно вести о новгородской общине в целом. Очевидно, что опора у Святослава на тот момент в Новгороде была довольно основательная, иначе с ним не замедлили бы попрощаться. В следующем, 1141 г. “придоша ис Кыева от Всеволода по брата Святослава вести Кыеву; “а сына моего, рече, приимите собе князя””. [189 НПЛ. С. 26, 211. ] Причины, по каким киевский князь принял такое решение, нам не ясны. Кроме того, вновь имеется разночтение с другими летописями. Например, Лаврентьевская сообщает: “Новгородци выгнаша Святослава и ко Всеволоду прислаша епископа с мужи своими, рекуще даи нам сын свои, а Святослава не хочем”. [190 ПСРЛ. Т. I. Стб. 308. ] Ипатьевская летопись гласит: “почаша въставити Новгородци у вечи на Святослава про его злобу. Он же узрев, оже вставають на нь Новгородьци, посла к брату Всеволоду, река ему тягота, брате, в людех сих, а не хочю в них быти, а кого тобе любо, того посли”. [191 Там же. Т. II. Стб. 307-308. ] Из летописей не ясно, в чем все-таки конкретно заключалась “злоба” новгородского князя. По мысли С. М. Соловьева, она состояла именно в том, что он не забыл своих врагов, бывших причиною его изгнания. [192 Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 422-423. ] Другими словами, Святослав оказался злопамятен. Еще одну версию развития событий излагает Никоновская летопись: “а къ великому князю Всеволоду Олговичю Киевскому послаша епископа Нефонта съ мужи своими, глаголюще: “дай намъ сына своего Святослава, а брата твоего Святослава Олговича не хощемъ, и уже выгнахомъ его изъ Новагорода съ княжениа””. [193 ПСРЛ. Т. IX. С. 165. ] По мнению Н. И. Костомарова, “Всеволод киевский интриговал против брата и послал в Новгород своих приближенных – настраивать новгородцев, чтоб они просили себе в князья его сына. Интрига прошла удачно”. [194 Костомаров Н. И. Русская республика. С. 44. ] Рассматривая версию, представленную новгородским летописцем, В. Л. Янин делает следующее заключение: “Спустя каких-нибудь три года после восстания 1136 г. практически возрождается старая схема взаимоотношений с великокняжеской властью: новгородский князь Святослав – родной брат киевского князя и его ближайший союзник. Эта ситуация создает условия для активного вмешательства великого князя в новгородские дела, но она также ведет и к обострению антикняжеской борьбы”. [195 Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 97. ] Все это может быть верным только в том случае, если борьба в 1136 г. велась против института княжения как такового и достоверной является версия, изложенная в Новгородской Первой летописи. Если первое никак не просматривается в тех событиях, и это было показано в первой главе данной работы, то достоверность слов новгородского летописца ставится под сомнение другими летописями и им самим. И. Я. Фроянов отмечает, что “новгородский летописец сгладил острые углы и перенес вину с новгородцев на Всеволода, изобразив его инициатором смены князей на местном столе, но тут же проговорился, рассказав о том, как Святослав, “боявъся новгородьць”, бежал “отаи в ноць””. [196 Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 221. ] Действительно Новгородская Первая летопись гласит: “И яко послаша епископа по сына его и много лепьшихъ людии, а Святославу реша: “а ты пожиди брата, то же поидеши”; онъ же убоявъся новгородьць: чи прельстивъше мя имуть, и бежа отаи въ ноць; Якунъ съ нимь бежа. ” [197 НПЛ. С. 26, 211. ] Бегство посадника и его брата Прокопия подтверждают и другие летописи. [198 ПСРЛ. Т. IX. С. 165; Там же. Т. XV. Стб. 203. ] Вспоминая, что Якун прекрасно пережил первый уход Святослава, необходимо признать наличие весомых причин у князя “убояться” новгородцев. Более того, вслед беглецам была послана погоня. Относительно погони в источниках разногласий нет, но наиболее полно ее освещает Никоновская летопись: “Новгородци же гнаша за Якуномъ и за братомъ его, и сугнавше его на пути, и много бивше, точию при смерти оставиша его, и обнажиша его всего якоже мати родила его, и свергоша его съ мосту въ воду; но Богъ смерти не предаде его, прибреде бо къ брегу, и къ тому не биша его, но взяша у него тысящу рублевъ, а у брата его пятсотъ рублевъ, и възложиша на нихъ железа тяжки на руце и на нозе, и послаша их в заточение в Чюдь. Потомъ же, времени минувъшу, приведе ихъ къ себе князь великий Юрьи Владимеричь Маномашь въ Суждаль, и жены ихъ и дети ихъ изъ Новагорода, и держа ихъ у себе въ любви и в милости. А Новгородци взяша себе изъ Суждаля Судила Нежатича и Страждтка, иже убо бежали Святослава ради, и Якуна и брата его ради Прокопия изъ Новагорода, и даша посадничество Судилу Иванковичю”. [199 ПСРЛ. Т. IX. С. 165. ] Из приведенного отрывка видно, что особое неудовольствие новгородцев вызывал как раз Якун. Видимо, с него как члена общины был иной спрос, нежели с пришлого князя. Совершенно не понятно, почему Н. И. Костомаров решил, что “за Святославом послали погоню; Святослав убежал от погони; поймали на дороге бежавшего за ним вслед посадника Якуна с товарищами”. [200 Костомаров Н. И. Русская республика. С. 44. ] Из летописей никак не следует, что погоню посылали за князем и, кроме того, что Якун бежал вместе с князем. Возможно организация побега князя было делом его рук. Между тем Юрий Долгорукий вновь выступил как третья сторона. У него явно были хорошие отношения с Якуном в бытность сына новгородским князем. Но и с “оппозицией” у Юрия были отличные отношения, если у него поочередно находили защиту представители разных сторон. В этом свете вызывает определенные сомнения утверждение А. В. Петрова относительно того, что именно Якун “послал за своим союзником Святославом Ольговичем” в 1139 г. [201 Петров А. В. Социально-политическая борьба в Новгороде в середине и второй половине XII в. С. 27. ] Во-первых, источники не дают оснований утверждать, что это была именно его инициатива. Учитывая сложность и растянутость во времени процесса второго призвания Святослава, сомнительно, что он был в силах по своему усмотрению манипулировать общественным мнением, да еще с использованием таких методов как клятва и заложники. Во-вторых, непонятна степень союзничества Якуна и Святослава в свете того, что посадник не пострадал после первого ухода Святослава, хотя политика последнего в Новгороде в первое княжение была едва ли мягче, чем во второе. Кроме того, совсем не ясна политика Юрия Долгорукого, сын которого потерял новгородский стол после отказа новгородцев пойти с ним на Киев, и вот теперь, после бегства брата киевского князя из Новгорода, он укрывает у себя человека, мягко говоря, не пошедшего на сотрудничество с ним. Судя по летописи, как раз киевская сторона не проявила ни малейшей заботы о судьбе новгородского посадника и его родственников. Тем временем, по словам новгородского летописца, “разгневася Всеволодъ, и прия слы вся и епископа и гость. И седеша новгородци бес князя 9 месяць”. [202 НПЛ. С. 26, 212. ] А. В. Петров из этого делает вывод о том, что гнев Всеволода и задержку им послов вызвали именно бегство брата и расправа над Якуном. [203 Петров А. В. Социально-политическая борьба в Новгороде в середине и второй половине XII в. С. 28. ] Но и тут новгородский летописец вновь недоговаривает. Потому вывод А. В. Петрова представляется преждевременным и неверным. Кроме того, мы видели, что киевский князь не проявил не малейшей заинтересованности в судьбе Якуна. Для уточнения вопроса о причине гнева Всеволода надо обратиться к другим летописям. Дело в том, что перед тем как разгневаться, киевский князь послал в Новгород своего сына в соответствии с договоренностью с представителями города. Сын Всеволода уже миновал Чернигов, когда новое новгородское посольство пришло в Киев: “Не хощемъ сына твоего княжити у насъ въ Новегороде, ни брата твоего, ни племяни твоего, но хощемъ племени Владимера Маномаха княжити у насъ”. [204 ПСРЛ. Т. IX. С. 165. ] Таким образом, в Новгороде уже успели перемениться настроения. Киевский же князь имел в своем арсенале довольно ограниченный набор инструментов воздействия. Он приказал задержать всех представителей Новгорода, в том числе, купцов. То есть началась блокада. Отсутствие князя не устраивало новгородцев, и они искали выход из создавшегося положения. Н. И. Костомаров совершенно верно описал задачу, которую им следовало решать: “Стали в Новгороде стараться, как бы обе стороны примирить так, чтоб и киевского князя больше не раздражать, и Новгород получил бы себе князя из Мономаховичей по своей воле”. [205 Костомаров Н. И. Русская республика. С. 44-45. ] Сначала они “призваша и-Суждаля Судилу, Нежату, Страшка”. А затем “послаша по Гюргя по князя Суждалю, и не иде, нъ посла сынъ свои Ростислав, оже оти преже былъ”. 26 ноября 1141 г. Ростислав пришел в Новгород. [206 НПЛ. С. 26, 212. ] Никоновская летопись дает более полное описание причин, побудивших новгородцев к таким действиям: “Новгородци не терпяще безо князя седети, и бысть въ нихъ молва и смущение много, понеже и жито къ нимъ ни откуду не же идяше, но и купцевъ, ходящихъ изъ Новагорода въ Русь, повеле князь велики Всеволод Олговичь Киевский имати и метати въ погребы; и бысть въ Новегороде скорбь велиа”. [207 ПСРЛ. Т. IX. С. 165-166. ] Но, несмотря на давление, новгородцы продолжали сопротивляться воле киевского князя. Ростислав вновь исполнял роль компромиссного князя. В связи с этим вновь нет причин говорить об антикняжеской борьбе в Новгороде, так как борьба велась по-прежнему против определенных персоналий на княжеском столе. Если вспомнить эпизод, когда новгородцы девять месяцев сидели без князя, и это подтолкнуло их к усиленным поискам себе князя, то становится совершенно очевидным тот факт, что вести речь об антикняжеской борьбе не приходится. Иначе такая борьба носила странный бесцельный и бессмысленный характер. По словам В. Т. Пашуто, ”установление республиканского строя не избавило новгородских бояр от необходимости приглашать в Новгород князей, главным образом для руководства всеми вооруженными силами для защиты прав и привилегий местного боярства, ибо классовая борьба не раз потрясала республику”. [208 Пашуто В. Т. Указ. соч. С. 50. ] Нам сегодня трудно полностью понять, что подталкивало новгородцев к обязательному поиску князя, несмотря на то, что Новгород порой прекрасно обходился и без него. Однако подход В. Т. Пашуто явно страдает некоторыми перегибами. Так, например, никакой особой классовой борьбы в рассматриваемом периоде нам пока обнаружить не удалось. Возможно, в значительной степени движущие мотивы лежали в сфере бессознательного, или, говоря по другому, в особенностях ментальности. Как писал Н. И. Костомаров, “по понятиям века, казалось невозможным сидеть без князя”. [209 Костомаров Н. И. Русская республика. С. 45. ] Конечно, нельзя отодвигать на второй план такие факторы, как блокаду, но сомнительно, что возможна ситуация, когда действовал бы какой-то фактор в чистом виде. Только переплетение ряда разноплоскостных факторов в реальной жизни дают тот или иной результат. По мнению Е. Ф. Шмурло “для новгородцев князь - неизбежное зло. ” Он был необходим как военачальник, судья и защитник торговли, но для населения он был чужой. [210 Шмурло Е. Ф. Возникновение и образование Русского государства (862-1462). СПб. , 1998. С. 144-145. ] Кроме того, в рассмотренной ситуации не видно и возрождения системы взаимоотношений с великокняжеской властью, существовавшей до 30-х гг. XII в. Следует полностью согласиться с О. В. Мартышиным в отношении того, что “княжеская власть была необходимостью для Новгорода. Новгородцы настаивали не на упразднении ее, а на свободном избрании и изгнании князя, на превращении его в должностное лицо”. [211 Мартышин О. В. Указ. соч. С. 225. ] Новгородцы изъявили желание принять от киевского князя его шурина, князя Святополка Мстиславича, брата изгнанного в 1136 г. Всеволода Мстиславича. Ольгович же не хотел “перепустити Новагорода Володимерь племени”. [212 ПСРЛ. Т. I. Стб. 308. ] Едва до новгородцев дошла весть о том, что Святополк идет к ним, как Ростислав был посажен в “епископль двор”, где и провел 4 месяца. Только 19 апреля 1142 г. , после прихода в город Святополка, Ростислав был отпущен к отцу. [213 НПЛ. С. 26, 212. ] Таким образом, Всеволод вынужден был пойти на компромисс. По словам С. М. Соловьева, причина такого решения Новгорода лежала в том, что “теперь надобно было выбрать из двух одно: удержать сына Юрьева и войти во вражду с великим князем и Мстиславичами или принять Святополка и враждовать с одним Юрием”. [214 Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 424. ] Возможно, наиболее точно причину предпочтения новгородцев Ростиславу Святополка уловил В. Л. Янин: “Наиболее желательным претендентом на новгородский стол, иными словами, претендентом, пользовавшимся наиболее полной поддержкой в Новгороде, был родной брат изгнанного в 1136 г. Всеволода Святополк Мстиславич, преимуществом которого было изгойство. В случае его избрания на новгородский стол он мог бы стать князем, независимым от Киева и сильного Суздаля”. [215 Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 97. ] И. Я. Фроянов, придерживаясь аналогичной точки зрения, уточняет: “Приняв это наблюдение В. Л. Янина, подчеркнем, что оно как раз и опровергает мысль о “партийных” пружинах действия механизма смены князей в Новгороде, указывая на общие интересы новгородской общины как главный рычаг княжеских переворотов в волховской столице”. [216 Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 222. ] Следует заметить, что это уточнение весьма спорно. Новгородские “партии” вовсе не обязательно должны были жаждать опеки Киева или Суздаля. Кроме того, говоря о партиях в Новгороде тех времен, надо понимать, что “в Новгороде шли бесконечные распри из-за влияния в городе, из-за прибыльных должностей между крупнейшими боярскими кланами, опиравшимися на поддержку своих улиц и концов”. [217 Мартышин О. В. Указ. соч. С. 170. ] Точно также новгородская община вполне могла испытывать определенную симпатию суздальскому или киевскому князю. Просто такая симпатия была явлением временным, что вполне нормально и обуславливалось определенными обстоятельствами в каждом конкретном случае. Более того, мы уже дважды видели, как в тяжелой ситуации такие симпатии приводили на новгородский княжеский стол Ростислава. А. В. Петров также склоняется к той точке зрения, что причиной посажения новгородцами у себя Святополка было его изгойство. Кроме того, “определенную роль здесь, вероятно, сыграло и то обстоятельство, что владыка Нифонт был активным сторонником Мстиславичей”. [218 Петров А. В. Социально-политическая борьба в Новгороде в середине и второй половине XII в. С. 28-29. ] Надо отметить, что Нифонт мог продвигать эту идею во время посольства, но влияние на выбор между сидящим уже Ростиславом и подошедшим Святополком он вряд ли мог оказать хотя бы потому, что был в тот момент в составе отпущенного первого посольства. Святополку Мстиславичу суждено было находиться у власти в Новгороде до 1148 г. “Тои же осени присла Изяслав ис Кыева сына своего Ярослава, и прияша новгородьци, а Святопълка выведе злобы его ради и дасть ему Володимирь”. [219 НПЛ. С. 28, 214. ] Характер “злобы” Святополка нам вновь не известен. Вполне вероятно, что это уже стало ритуальной характеристикой князей, покидавших новгородский княжеский стол не по своей воле. Очевидно, у Святополка и новгородцев не было особых причин полюбить друг друга. К этому времени у Новгорода уже явно сложилась слава беспокойного города. С другой стороны, правление Святополка в целом новгородцев устраивало, так как “злобу” его они терпели шесть лет. Более вероятная причина смены князя в 1148 г. , на наш взгляд, кроется во внешнеполитической ситуации и взаимоотношениях Новгорода с Юрием Долгоруким. Это время характеризуется чередой прямых и косвенных конфликтов Юрия Долгорукого и Киева. [220 ПСРЛ. Т. IX. С. 176-178. ] Кроме того, отсутствовал мир у Юрия и Новгорода. В 1148 г. новгородский архиепископ Нифонт ходил в Суздаль, пытаясь заключить мир с суздальским князем. Однако, несмотря на теплый прием “съ любъвью” главной цели достигнуть ему не удалось. [221 НПЛ. С. 28, 214. ] По мнению С. М. Соловьева, причина перемены на новгородском столе как раз и заключалась в том, что “Изяслав вывел Святополка за то, что тот позволил новгородцам без его ведома сноситься с Юрием о мире”. [222 Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 480. ] С одной стороны, Юрий, видимо, не забыл двойного изгнания Ростислава, а с другой - видел в Святополке сторонника киевского князя. Источники не позволяют понять, в чем конкретно была причина отказа Юрия заключить мир с Новгородом. Однако такую причину приводит В. Н. Татищев, который, возможно, имел в своем распоряжении какую-то дополнительную информацию: “А о мире договориться не могли, понеже Юрий требовал, чтоб новгородцы ему ротою обсченародною утвердили, дабы им, взяв сына его на княжение, и впредь, кроме того наследников, не принимать. А новгородцы в том стояли, что они Владимиру, отцу его, и потом старейшему брату его Мстиславу о наследниках его роту дали и пременить без тяжкого греха не могут; наипаче же, что Новгород издревле принадлежит великому князю, и если Юрий будет на великом княжении в Киеве, тогда будет и Новгород в его воли, кого хочет, того им даст”. [223 Татищев В. Н. История Российская. М. ; Л. , 1963. Т. II. С. 180-181. ] Трудно оценивать достоверность этих сведений, но если они верны, то все рассуждения о конце зависимости новгородского стола от Киева в 1136-1137 гг. теряют всякий смысл. В таком случае все перемены во внутренней политике Новгорода в рассматриваемый период полностью являлись следствием перемен в общерусской политике. И в первую очередь это связано с тем, что “сильно бо възмялася вся земля Русская”, о чем новгородский летописец сообщал в 1135 г. [224 НПЛ. С. 28, 208. ] Как мы помним, конфронтация с соседями для Новгорода всегда имела, прежде всего, экономические последствия. Именно это обстоятельство заставляло новгородцев тем или иным способом улаживать ситуацию. В данном случае мировая не получилась. Стало очевидным, что Киев и Новгород являются потенциальными партнерами. Но Святополк не устраивал как союзник своего брата Изяслава. Исходя из вышеприведенного обоснования его посажения на новгородский стол, следует, что он должен был проявлять определенную самостоятельность от Киева. Это обстоятельство не могло нравиться Изяславу. Вследствие всего вышеизложенного сложилась идеальная ситуация для бесшумной смены князя в Новгороде. Новгородцы нуждались в союзнике против Суздаля, и сын киевского князя стал гарантом этого союза. Святополк за сговорчивость получил Владимир и избавился тем самым от весьма беспокойных подопечных. Киев получил союзника против Суздаля и одновременно усилил свое влияние на Новгород. Зимой того же года все это вылилось в успешный совместный новгородско-киевский поход на Юрия Долгорукого. [225 Там же. С. 28, 214. ] Таким образом, смена князя в Новгороде 1148 г. стала чисто техническим мероприятием, вызванным геополитическими обстоятельствами. Сложившаяся ситуация сохранялась шесть лет. 26 марта 1154 г. “изгнаша новъгородици князя Ярослава и въведоша Ростислава, сына Мьстиславля, априля въ 17”. [226 Там же. С. 29, 216. ] Последний приходился братом выведенному в 1148 г. из Новгорода Святополку и киевскому князю Изяславу. Просидев, как и дядя, шесть лет в Новгороде, Ярослав был изгнан. Однако причина изгнания вновь никак не описывается. Более того, князя даже не обвиняют во “зле”, как Святополка. Похоже, к тому времени сложилась определенная процедура смены князя, подразумевавшая, что уйти сам он не может, а должен быть изгнан новгородцами. Даже если князь уходил не по причине недовольства новгородцев, а по иным обстоятельствам, все равно уход получал обличье изгнания. Правда, подобное изгнание зачастую не сопровождалось какими либо - социальными потрясениями в самом Новгороде, а носило чисто процессуальный характер. Это подтверждает мнение В. В. Лугового о том, что “постепенно к вечу перешли полномочия верховного органа власти, а право призвания и смещения князя стало составной частью городских демократических традиций”. [227 Луговой В. В. Указ. соч. С. 7. ] По словам А. В. Арциховского, “на новгородских монетах изображен не князь, а олицетворение Новгорода, София (ангел, представлявший собой мудрость). На них стоит надпись: “Великого Новгорода”, тогда как на монетах русских княжеств всегда стояли имена князей”. [228 Арциховский А. В. Указ. соч. С. 44. ] Все это подтверждает мысль О. В. Мартышина о том, что процессы, протекавшие в Новгороде с рубежа XI-XII вв. , постепенно превращали князя в должностное лицо. [229 Мартышин О. В. Указ. соч. С. 176. ] Еще М. Н. Тихомиров писал, что “государственный строй Великого Новгорода отличался некоторыми замечательными особенностями. Великий Новгород обычно рисуют как “город воли дикой, город буйных сил”. Но город “воли дикой” просуществовал как центр особого государства, по крайней мере, 500 лет, с конца X по конец XV в. Следовательно, он обладал устойчивым государственным устройством, а не был только городом “буйных сил”. [230 Тихомиров М. Н. Великий Новгород в истории мировой культуры // Новгород к 1100-летию. Сборник статей. М. , 1964. С. 26. ] Замечание весьма интересное. Оно ставит под сомнение сам фактор стихийности в новгородских катаклизмах. Однако временами он все-таки, несомненно, имел место, но значение его не следует преувеличивать. Тем не менее, устойчивость государственного устройства не позволяет придавать перетасовкам князей какого-то особого значения. По большому счету, чаще всего это была чисто техническая процедура, которая не могла оказать какого-либо существенного влияния на устойчивость политического устройства Новгорода Великого. К этому следует добавить, что в том году во Владимире умер Святополк, и Изяслав на смену ему как раз и послал своего сына Ярослава. [231 ПСРЛ. Т. XV. Стб. 221. ] В это время резко меняется политическая ситуация в русских землях. 14 ноября 1154 г. в Киеве умер Изяслав. Ростислав, оставив сына Давыда в Новгороде, поспешил на стол в Киев. [232 НПЛ. С. 29, 216. ] По мысли Н. Л Подвигиной, подобное поведение князей в середине XII в. стало следствием определенного укрепления княжеской власти в Новгороде. Именно поэтому князья уходят по своей воле, нарушая договоры, и выводятся великим князем. [233 Подвигина Н. Л. Указ. соч. С. 116. ] Надо отметить, что подобная точка зрения, несомненно, имеет право на существование, но все же такое обобщение кажется излишним. В каждом конкретном случае был свой определенный набор обстоятельств. Уход князя не всегда противоречил интересам новгородцев. Кроме того, часто лишь Новгородская Первая летопись говорит о добровольном характере ухода того или иного князя, а другие источники высказывают противоположное мнение. Для самих же князей, судя по событиям, описанным в данной главе, новгородский стол представлял меньшую ценность, чем другие княжеские столы, а тем более, великокняжеский стол. Проблемы выбора по данному вопросу для них никогда не существовало. Поведение Ростислава не вызвало воодушевления у жителей волховской столицы: “и възнегодоваша новгородци, зане не створи имъ ряду, нъ боле раздьра, и показаша путь по немь сынови его”. [234 НПЛ. С. 29, 216. ] Как видно из летописного отрывка, в Новгороде произошел всплеск эмоций. Причина была в поведении Ростислава, а вовсе не его сына. Вследствие скоротечности всего происходившего решение, которое приняли новгородцы, было поспешным и необдуманным. Данное обстоятельство, судя по дальнейшим событиям, новгородцами было полностью осознанно. “Тъгда послаша владыку Нифонта съ передьними мужи къ Гюргеви по сынъ, и въведоша Мьстислава, сына Гюргева, генваря въ 30”. [235 Там же. ] Более подробно события, происходившие в Новгороде сразу после изгнания сына Ростислава, освещает Никоновская летопись: “И собравшеся Ноугородци начаша думати, глаголюще сице: “зане оскорбихомь великого князя Смоленского Ростислава Мстиславичя, яко быти ему великому князю Киевскому, и много намъ отъ него пакости имать быти, понеже сына его Мстислава изгнахомъ”, и молиша владыку Нифонта, да идетъ з болшими мужи къ великому князю Суждальскому Юрью Долгорукому просити сына его князя Мстислава въ Новъгородъ на княжение”. [236 ПСРЛ. Т. IX. С. 199. ] “Приглашение князя служило выходом из затруднений, средством установления нормальных политических и торговых отношений с Русью”. [237 Мартышин О. В. Указ. соч. С. 227. ] Таким образом, исходя на сей раз из сугубо прагматических соображений, новгородцы в третий раз нашли выход из создавшейся весьма опасной для них ситуации в лице суздальского князя. По мнению И. Я. Фроянова, “обращение к Юрию было, по всей видимости, следствием изменения внешнеполитической ситуации, произошедшей со смертью Изяслава Мстиславича, много раз защищавшего Новгород от Юрия Долгорукого, который нападал на Новгородские земли, блокировал торговлю новгородских купцов с соседними волостями, ближними и дальними, загораживал пути, ведущие к данникам, отнимал у новгородцев дани. После смерти Изяслава Юрий стал для Новгорода еще более опасен. К тому же перед Юрием открывались реальные перспективы занять киевский стол”. [238 Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 224-225. ] Думается, что исследователь прав лишь частично. Новгородцы, несомненно, осознавали новые реалии внешнеполитической ситуации, но вследствие конфликта с Ростиславом и его сыном эти реалии не являлись первостепенной причиной обращения к Юрию Долгорукому. Кроме того, данный случай еще раз наглядно доказывает, что новгородцы в большинстве случаев руководствовались, прежде всего, своими интересами и не принимали в расчет предрассудки, способные тем или иным образом повредить этим интересам. Подводя итог событиям, которые имели место после восстания 1136-1137 гг. , можно сказать, что в Великом Новгороде шел процесс закрепления тех изменений, которые были достигнуты в начале XII в. под воздействием комплекса внутренних и внешних причин. Вновь не просматривается заранее обдуманной политики со стороны какой то социальной группы или новгородского общества в целом. Вновь в силу объективно складывающейся обстановки в центре событий оказывается боярство, хотя по прежнему говорить о наличии классовой борьбы в новгородском обществе не приходится. Также не наблюдается антикняжеской борьбы, как и нет восстановления системы взаимоотношений с великим князем, существовавшей до 1136-1137 гг. Новгородцы, как и в предшествующее время, ведут борьбу с конкретными князьями, не устраивающими их по тем или иным причинам. Более того, проявляется тенденция к превращению князя в должностное лицо. Это проявляется в том, что процедура смещения князя все больше напоминает чисто техническое мероприятие. Сами князья все меньше дорожат новгородским столом, так как осознают всю зыбкость своего положения в Новгороде. Тем не менее, новгородцы не представляют себя без князя, что обуславливается как факторами внешнего влияния, так и особенностями мировосприятия, особенностью видения своего места в этом мире.Глава 3. Смута 1209 года
