Структура Большой истории. От Большого взрыва до современности - (реферат)

p> Что означают его отдельные члены, для нас сейчас не очень важно. Хочу лишь подчеркнуть, что в принципе уравнение Шрёдингера описывает все движения всех атомных ядер и всех электронов и тем самым дает весьма общее решение весьма общей проблемы. Но именно в силу столь высокого уровня абстракции и синтеза уравнение Шрёдингера весьма бессодержательно. Чтобы описать даже несложные молекулярные структуры, например отдельную молекулу воды, необходимо ввести соответствующие граничные условия. Эта операция представляет собой упрощение реальности и, как следствие, усиливает модельный характер уравнения Шрёдингера, которое на самом деле само по себе представляет модель реальности1. Когда же предпринимаются попытки описать более сложные молекулярные структуры или даже одно атомное ядро, окруженное большим числом электронов, налагаемые уравнением Шрёдингера теоретические ограничения становятся еще более жесткими. Уровень общности, на котором сформулировано уравнение Шрёдингера, дающее основу для описания всех химических связей всех молекул, может служить примером для формулировки подлинно общей теории человеческой истории, а значит, и Большой истории. Необходимо понимать, что нам требуются теории столь высокого уровня общности, которые затем можно было бы специфицировать, вводя определенные ограничения или граничные условия. Это необходимо, чтобы описывать реальную жизнь в соответствии с тем масштабом общества, который мы хотим понять, и тем периодом времени, который хотим изучить. Я думаю, что термин "режим" вполне может служить данной цели. Уравнение Шрёдингера охватывает все режимы в области микропроцессов. Это наводит на мысль, что режимы надлежит рассматривать как процессы. Они существуют во времени и в пространстве. Действительно, ни одного полностью статического режима не существует. Степень изменяемости или устойчивости режимов - одна из основных тем, которые необходимо изучать и объяснять. Именно в этом и коренится одна из причин, по которым режимы так трудно охарактеризовать однозначно. Иначе говоря, использование термина "режим" привносит некоторую неопределенность и открытость. Режимы не следует сводить к четким вневременным структурам, и их границы невозможно установить точно. Режимы указывают направленность возможных флуктуаций в границах, которые с трудом поддаются определению. В этом отношении между зарождающейся социологией режимов и квантовой механикой существует замечательное сходство. Согласно господствующей в настоящее время точке зрения, уравнение Шрёдингера описывает молекулы как сущности, которые невозможно жестко привязать к твердым структурам, но в которых определенные конфигурации более вероятны, чем другие. Вероятность того, что некоторые структуры в точности повторяются, в действительности очень мала. Таковы, как утверждают специалисты по хаосу [14], характерные особенности нелинейных процессов. Расплывчатость, унаследованная и термином "режим", вряд ли придется по душе тем, кто ждет от науки исключения всякой неопределенности. Но именно она, на мой взгляд, дает наилучшее из возможных описаний реальности, которым мы располагаем в настоящее время. Для адекватного анализа расплывчатой реальности нам необходимы расплывчатые, но гибкие понятия. Разумеется, такие абстракции должны укладываться в непротиворечивую, систематическую и насколько возможно простую теоретическую схему. И подобно тому, как современные электронные цепи, основанные на нечеткой логике, помогают усовершенствовать функционирование разнообразной электронной техники, нечеткие теоретические понятия должны облегчить анализ и общества, и неодушевленной природы. Я хотел бы особо подчеркнуть, что именно в силу своей относительной неопределенности и высокого уровня общности термин "режим" может оказаться полезным аналитическим средством. Именно поэтому я отдаю ему предпочтение перед другими терминами, такими, как "система", "конфигурация" или "совокупность". Все они подразумевают большую точность, чем та, которая наблюдается в действительности. Иначе говоря, эти термины, а следовательно, и связанные с ними модели я считаю излишне жесткими. Расплывчатость термина "режим" вполне может быть одной из его привлекательных особенностей, однако именно она делает его открытым для критики. Действительно, как можно определить границы некоторого режима, если они расплывчаты по определению? В квантовой механике эта проблема трактуется математически. В принципе, в этой наиболее формальной из всех естественных наук границы некоторого молекулярного режима могут быть установлены почти произвольным образом. Обычно это делается с помощью формулировки некоторых, сравнительно произвольных, ограничений в терминах математической вероятности. Например, пределы молекулы можно установить, задав вероятность обнаружить любой электрон за пределами “некоторого расстояния от ядра атома менее 1%. Аналогия с квантовой механикой показывает, каким образом я намереваюсь решать проблему неопределенности понятия "режим". Хотя во многих случаях, особенно в биологии и социальных науках, мы не располагаем математическими выкладками, которые могли бы помочь нам в установлении границ с такой же точностью, как в квантовой механике, подобной стратегией можно было бы воспользоваться для установления некоторых произвольных границ, с которыми согласилось бы большинство людей. В принципе такая стратегия могла бы работать, однако в повседневной академической практике она, вероятно, столкнулась бы со значительным сопротивлением. К сожалению, трудно представить себе, чтобы ныне удалось достигнуть соглашения по любому вопросу, особенно в социальных науках. Например, католический режим (людей, которые до какой-то степени привержены определенным идеям и поведенческим стандартам католицизма) можно было бы охарактеризовать через самоопределение всех, кто относит себя к католическому вероисповеданию, всех, кто называет себя католиками. С клерикальной же точки зрения католиками могут считаться только те, кто соблюдает известные ритуалы и подчиняется одобренным церковными властями стандартам веры и поведения. Ситуация усложняется еще тем, что даже в отдельно взятый период истории церкви единого'мнения церковных авторитетов по этому кругу проблем скорее всего не существует: я подозреваю, что мнения церковнослужителей также подвержены изменениям с течением времени [15]. Таким образом, границы такого режима могут быть определены только учеными, которые занимаются его исследованием, а это всегда сопряжено с известной долей произвола. Разумеется, реальность налагает определенные ограничения на субъективность ученых. С этой же проблемой мы сталкиваемся и в более крупных масштабах окружающего нас физического мира. Например, где проходит граница Солнечной системы? В настоящее время все более укрепляется представление о том, что за Плутоном, наиболее удаленной от Солнца планетой, вокруг нашей центральной звезды обращаются бесчисленные мелкие сгустки материи. Они известны сейчас как пояс Кёйпера ^ название дано в честь американского астронома голландского происхождения Дж. Кёйпера [16, 17]. Неизвестно, сколько существует таких метеороидов и грязных ледяных глыб и как далеко они удаляются в своем движении от Солнца. Тогда где проходит граница нашего "солнечного режима"? Никто не станет сбрасывать со счетов Плутон или гигантские планеты Уран и Нептун, хотя они и не видны невооруженным глазом. Следовательно, границу нашего "солнечного режима" следует провести где-то за внешними планетами, но где именно? Солнце постоянно испускает поток частиц высокой энергии, известных под названием "солнечный ветер". Некоторые ученые считают, что граница Солнечной системы проходит там, где наши приборы не зафиксировали бы следов "солнечного ветра". В настоящее время несколько космических кораблей находятся в полете и должны покинуть пределы Солнечной системы. Эти корабли все еще посылают на Землю данные различных измерений, в том числе измерений солнечного ветра, которые могли бы помочь установить границу Солнечной системы. Следуя такому подходу, мы определяем "солнечный режим" в терминах нижних границ того, что можем измерить в настоящее время, а это, по моему убеждению, столь же произвольно, как и любые другие определения. И снова мы можем решить Проблему установления границ, только налагая до некоторой степени субъективные граничные условия. ' Резюмируя, можно сказать, что, подобно всем упорядочивающим понятиям и структурирующим принципам, пределы режимов и, следовательно, точность термина зависят от выбора, производимого наделенными разумом и чувствами ученых, и всегда до некоторой степени противоречивы. В этом смысле важно подчеркнуть, что режимы представляют собой аналитические и дидактические модели, наилучшие из возможных представлений реальности, в некотором смысле образы реальности, но не непосредственно реальность. В любом режиме "целое" состоит из частей, но "целое" есть нечто большее, чем сумма частей. Иначе говоря, режимы определяют более высокие уровни сложности. А относительно всех этих более высоких уровней можно сказать, что они обладают некоторой автономией относительно всех более низких уровней. Сказанное просто означает, что более сложные (и, следовательно, менее общие) режимы не могут быть адекватно объяснены теорией, целиком опирающейся на более низкие уровни сложности. Это относится и к атомным, и к молекулярным режимам. Например, с точки зрения науки химия не может быть полностью сведена к квантовой физике [18]2. Последнее общее замечание, которое я хочу сделать: все существующее в природе можно рассматривать как режимы. После того, что было сказано выше, это замечание, возможно, не вызовет удивления. Но я полагаю, что в природе нет ничего, что не представляло бы собой режима. Последнее может показаться менее очевидным. По моему мнению, существуют также режимы, которые можно обнаружить в, на первый взгляд, хаотическом и случайном поведении, характеризующем очень многие ситуации, например в поведении молекул воздуха в земной атмосфере или молекул воды в океанах. Я рассматриваю такие режимы как часть более обширных режимов - океанов и атмосферы в целом. Даже относительный вакуум внегалактического пространства существует в режиме Вселенной как единого целого. Таким образом, хотя случайность и хаос заведомо существуют и привлекают все большее внимание, в особенности в естественных науках, в природе нет ни одной части, которая была бы полностью лишена структуры. Отсюда также следует, что любое определение хаотического поведения зависит от масштаба, в котором производится рассмотрение. Явления, которые на более низком уровне анализа могут казаться хаотическими, обнаруживают большую упорядоченность при рассмотрении в отдаленной, всеобъемлющей перспективе. Неорганические режимы

Сравнение интенциональных режимов с молекулярными структурами наводит на мысль о том, каким образом понятие режима может быть распространено с человеческого мира на биологический и физический мир природы - и на очень малых масштабах уровня атомов и молекул, и на очень больших масштабах Вселенной как единого целого, равно как и на всех промежуточных масштабах. Действительно, человеческую историю можно рассматривать как нечто ограниченное физическими микро- и макропроцессами [21]. Насколько мне известно, эта проблема еще не обсуждалась систематически в терминах режимов. Как я уже упоминал, и в научных текстах, и в повседневном словоупотреблении ссылки на человеческие режимы встречаются все чаще. Но в англосаксонской научной литературе, главным образом в исследованиях окружающей среды, встречаются время от времени ссылки и на режимы иной природы, в особенности это заметно в экологических исследованиях. Например, британский географ А. Дж. Симмонс, не давая явного определения, упоминает об изменении "водного режима" при уничтожении лесов на некоторой территории. В других публикациях приходилось встречать "речной режим течения" (Бен-Тор) и "осадочный режим" (Врба). Такие терминологические неологизмы согласуются с еще одним хорошо установившимся способом использования термина "режим". Термин "речной режим" стал общепринятым еще в XIX веке. Позднее появились "режимы озер", песчаных отмелей (банок) и ледников, а также теория о "режимах каналов". Кроме того, упоминались "плювиальный режим" и "режим десикации" (Симпсон и Вейнер). В качестве режимов более крупного масштаба встречается, например, "режим восточных ветров и течений" восточной части Тихого океана (Ронан и Нидэм), а еще более общий термин "климат" (или "климатический режим") можно обнаружить сразу в нескольких исследованиях (Коэн, Лавлок, Редмсн, Стенли и Уорн, Уилсон). Наконец, британский географ И. Роберте упомянул о "физических и биологических режимах" в сочетании с "культурными режимами". Жизнь на микроуровне также была описана с помощью термина "режим". Согласно американскому биологу р специалисту по компьютерной науке С. Кауфману, геномные сети, которые управляют развитием от зиготы до взрослой особи, могут существовать в трех основных режимах: в замерзшем упорядоченном режиме, в газообразном хаотическом режиме и в своего рода жидком режиме, расположенном в промежуточной области между порядком и хаосом. В книге "Атмосфера, климат и изменение" американский биолог Т. Гредель и голландский лауреат Нобелевской премии химик П. Кратцен предложили термин "система", почти неотличимый по значению от моего термина "режим". Но буквально на следующей странице они упомянули пять различных режимов системы Земля, обладающих различными сферами действия и различными временными масштабами, а именно: атмосферу, биосферу, гидросферу, криосферу и педосферу. Излагая идеи неравновесной термодинамики, бельгийский физикохимик лауреат Нобелевской премии И. Пригожий и его сотрудница И. Стенгерс упомянули о "новом режиме" неустойчивых природных систем, существующем в очень малых масштабах, в то время как на другом конце шкалы речь идет о режимах высоких давлений и температур внутри Солнца (Трефил). Встречается и более общий термин "небесный режим" [21]. Приведенные примеры показывают, каким образом я намереваюсь использовать термин "режим" для анализа Большой истории. Я определяю этот термин в его самом общем смысле как более или менее регулярный, но в конечном счете неустойчивый паттерн, сохраняющий свои отличительные особенности на протяжении некоторого временного периода. Нужно ли говорить, что это весьма расплывчатое определение? Разумеется, я останавливаю на нем свой выбор намеренно, поскольку ищу термин по возможности столь же общий, сколь и бессодержательный, но вместе с тем обладающий способностью концентрировать внимание именно так, как я считаю полезным. Приведенное выше определение включает в себя человеческие культурные режимы, человеческие и нечеловеческие физиологические режимы, внечеловеческую природу, а также весь живой и неживой мир на всех уровнях сложности. Если режимы определены так, как это сделано мной, то человеческие культурные режимы становятся частным случаем режимов вообще. Чрезвычайно важно понимать, что в отличие от человеческих культурных режимов все режимы в неживом мире и, возможно, подавляющее большинство биологических режимов сформированы и поддерживаются посредством несознательных, преднамеренных взаимодействий.

Глава IV. Три основные трансформации экологического режима как структурирующий принцип человеческой истории (Глава приводится в сокращении - Прим. перев. )

Первая великая трансформация экологического режима:
одомашнивание огня

На важность процесса одомашнивания огня обратил внимание в своих исследованиях Гаудсблом. Все люди современного типа, первые предки которых, судя по ископаемым останкам, появились примерно 100 тыс. лет назад (с небольшими отклонениями по времени в зависимости от места обитания), по-видимому, были знакомы с использованием огня. Период использования огня может простираться в прошлое примерно на 1, 5 млн лет. Более конкретные данные, свидетельствующие об использовании огня, насчитывают возраст около 500 тыс. лет, что намного превышает время существования неоантропов. В период, когда огнем пользовались первые гоминиды, существовало несколько подвидов основного вида. Ныне существует только одно человечество. Каким образом это произошло? Что случилось с исчезнувшими подвидами? Сыграло ли здесь какую-нибудь роль одомашнивание огня? Гаудсблом высказал предположение, что овладение огнем могло иметь решающее значение в "состязании на вылет", которое происходило как внутри раз- личных подгрупп гоминидов, так и между подгруппами. Выжили только победители, обладавшие огнем. Альтернативный, более мирный, сценарий - постепенное распространение искусства поддержания, огня между различными подвидами. Однако этот сценарий не проливает света на все еще не решенные вопросы о том, почему выжил только тот вид человека, который умел управляться с огнем, и почему остальные виды исчезли. В тот период, когда появились люди современного биологического типа, 100-200 тыс. лет назад, большинство, если не все, существовавшие гоминиды, включая неандертальцев, достигли той или иной степени овладения огнем. Поэтому само по себе овладение огнем не может полностью объяснить исхода финального "состязания на вылет". Однако различия в энерговооруженности развивались не только между теми гоминидами, которые владели огнем, и теми, кто огнем не владел, но и между теми, кто владел искусством поддержания огня в различной степени. Вполне возможно, что современный Homo sapiens владел этим искусством более эффективно и поэтому имел более высокие шансы на выживание по сравнению с менее искусными гоминидами. Разумеется, все такого рода соображения - не более, чем спекуляции, и найти надежные данные, подтверждающие их, будет трудно. Сколь бы привлекательными ни были изложенные выше идеи, развитие режима овладения огнем имело и другие последствия, как экологические, так и социальные. Эти последствия можно определить как возрастающее влияние человека на режимы растений и более крупных животных, а значит, и на питающихся от них насекомых и микропаразитов. Приведем несколько примеров такого рода экологических эффектов. Люди получили возможность преднамеренно выжигать ландшафт, чтобы создавать благоприятные условия для развития одних видов и неблагоприятные для других. Кроме того, гоминиды могли удерживать хищников, а контроль над огнем облегчал охоту на крупную дичь или расчистку местности от леса для создания пастбищ. Выжигание земель могло продолжаться тысячелетиями, если не дольше, и все еще происходит во многих областях тропической Африки, Азии и обеих Америк. Таким образом, изменение лица Земли человеком, овладевшим искусством поддержания огня, могло продолжаться гораздо дольше, чем принято думать. Оно могло оказать влияние на биологические и физические планетарные режимы на протяжении неизвестного периода и в неустановленной степени. Как бы ни было значимо овладение огнем для земных ландшафтов, его влияние на сдвиги в балансах между биологическими режимами, существовали и другие глубокие его последствия. Значительно расширилась занимаемая людьми экологическая ниша, что не могло не привести к усилению власти над животным миром и к увеличению численности людей. Значительное распространение получили варка, жарение и другие способы обработки пищи с помощью огня, сильно расширился диапазон пригодных для употребления в пищу продуктов и тем самым эксплуатация человеком природы. Горящий огонь позволил людям жить в более холодных климатических условиях и, следовательно, распространился из Африки на значительную часть нашей планеты. На протяжении долгого времени те, кто одомашнил огонь, жили как собиратели и охотники на пище, которая варьировалась от места к месту в зависимости от обстоятельств. Население Земли увеличивалось медленно, и значительная часть суши оставалась необитаемой. Локальное и региональное давление населения на окружающую среду было весьма слабым. Судя по сохранившимся артефактам, главным образом кремневым орудиям, которые на протяжении значительной части 500-тысячелетнего периода оставались примерно одинаковыми во всем мире, искусство обработки камня находилось на весьма примитивном уровне. Образ жизни оказывал определяющее влияние на то, как первые люди разрешали свои внутренние конфликты. Пока было достаточно свободной земли и ресурсов, подгруппа всегда могла отколоться от основной группы. Это предотвращало любую экстенсивную форму социальной дифференциации и образования устойчивой иерархии за пределами родовой стадии. Кочевой образ жизни в ситуации, когда давление народонаселения на окружающую среду было сравнительно низким, не позволял ни одному члену группы захватить более высокое положение по сравнению с другими членами. Возникновение неравенства стало возможно только с переходом к оседлому образу жизни. Установить сейчас, до какой степени доходили силовые столкновения в обществах собирателей-охотников, нельзя. Как свидетельствуют результаты большинства антропологических исследований и сообщения многих западноевропейских специалистов, в случае возникновения конфронтации собиратели и охотники предпочитали не вступать в противоборство, а обращались в бегство. Наверное, такой паттерн поведения выработался на основании долгого опыта общения собирателей и охотников с более сильными соседями, которые обратились к занятиям земледелием и в результате обрели могущество. Распространяясь по Земле, современные люди оставили множество артефактов, свидетельствующих о все более тонкой технологии и социальной организации. Появились некоторые признаки разделения труда. Археологические данные из различных районов мира свидетельствуют о том, что, когда крупные животные стали исчезать, отчасти из-за охоты на них, а также из-за изменения климата, люди начали во все больших масштабах охотиться на мелких животных, заниматься собиранием растений и использовать водные ресурсы.... Планетарный климатический режим, флуктуирующий более или менее регулярно, если рассматривать его в крупномасштабной временнбй перспективе, оказывал сильное влияние на возможности собирателей и охотников обеспечивать себе существование. В тех местах, где оседлый образ жизни мог поддерживаться собирательством и охотой, первые люди стали переходить к оседлому образу жизни. Хотя важность сообществ собирателей и охотников, ведущих оседлый образ жизни, по-видимому, недооценивается, режим "собиратель-охотник" никогда не обладал даже отдаленными признаками развитой социальной иерархии, столь характерной для обществ, основанных на земледелии. Режим "собиратель-охотник" просто накладывал больше ограничений на социальный режим, чем любой последующий экологический режим. Вторая великая трансформация экологического режима:

переход к режиму земледелия

      Когда в обиход вошли земледелие и скотоводство, возник новый экологический режим, а старый постепенно маргинализировался или даже полностью исчез. Преобладающая ныне точка зрения состоит в том, что переход к земледелию происходил медленно и трудно сказать, когда именно он начался. Причины, по которым произошла эта великая трансформация экологического режима, не ясны.       Первым кандидатом на роль глобального фактора, участвовавшего в запуске трансформации, считается изменение климата. Переход к земледелию и скотоводству в разных частях мира происходил по различным сценариям.       Возникновение земледельческого режима привело к глубокой трансформации социального режима.       Так как первые земледельцы были привязаны к возделываемой ими земле, они оказались также более тесно связаны друг с другом. По словам М. Манна, первые оседлые поселения стали "социальными клетками", в которых люди жили многочисленными группами и в небывалых ранее концентрациях. Набирало обороты и разделение труда. Ускорился процесс социальной дифференциации: земледельческий режим предоставлял для этого гораздо больше возможностей, чем режим "собиратель-охотник".       Вторая великая трансформация экологического режима возымела и другие важные последствия для социального и индивидуального режимов тех, кто был в нее вовлечен. Первые земледельцы научились новым формам самодисциплины. Они уже не могли поедать всю имевшуюся у них пищу, как это делали собиратели и охотники. Поедание семян или исчерпание всех запасов съестного задолго до урожая означало катастрофу. Кроме того, люди привыкали и приспосабливались к земледельческому циклу, что означало подчинение проистекающим из него ограничениям: сеять, обрабатывать посевы и убирать урожай надлежало в определенное время года. Успехи скотоводства также означали возникновение новых форм самодисциплины. Люди учились разводить скот и забивать его в нужное время. Новые стандарты поведения не являлись врожденными, им нужно было научиться.       Земледельческий образ жизни создал значительно большую степень свободы для дифференциации и развития социального режима, чем прежде. Если отряды собирателей-охотников никогда не выходили в своем развитии за пределы племенной стадии, то переход к земледельческому режиму со временем привел к возникновению первых в истории человечества государственных сообществ. Но такое развитие событий наступило не сразу. Образование государства, возможно, таилось в зародыше внутри земледельческого режима, но не было автоматическим следствием его наступления.

    Третья великая трансформация экологического режима:
    переход к индустриальному режиму

Американский ученый Д. Ландес как-то заметил, что англичанин середины XVIII века, если судить по окружающим его предметам, был ближе к легионерам Юлия Цезаря, чем к своим собственным внукам. Третья великая трансформация экологического режима - индустриализация на основе широкомасштабного использования двигателей, черпающих энергию от ископаемого горючего, лежит у самых корней этого разрыва в "материальном обеспечении". Индустриальную трансформацию можно рассматривать как интенсификацию режима огнепользования. Поскольку третья трансформация произошла относительно недавно и оставила после себя множество материальных следов, возникновение процесса индустриализации известно в деталях, недоступных для двух предшествовавших великих трансформаций. Изобретение парового двигателя, усовершенствованного шотландским изобретателем Дж. Уаттом, появившиеся затем паровые турбины, двигатели внутреннего сгорания и ядерная энергия привели непосредственно к неслыханному ранее расширению производства товаров и услуг сначала в промышленности, а затем и в сельском хозяйстве. Соединение все более изощренной информационной техники и методов обработки информации с машинами можно интерпретировать как вторую индустриальную революцию - современный аналог второй сельскохозяйственной революции (изобретения тракторного плуга). Индустриализация на основе ископаемого топлива привела к резким трансформациям социального режима в мировом масштабе. В свою очередь это вызвало массивные изменения в развитии планетарного экологического режима. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Christian D. The Case for "Big History" //Journal of World History. 1991. Vol. 22. P. 223-238. 2. Goudshlom. /. , Jones E. L. , Mennell St. Human History and Social Progress // Exeter Studies in History. Exeter. 1989. № 26. 3. Costello P. World Historians and Their Goals. Twentieth Century Answers to Modernism. DeKalb (111. ). 1988. 4. Hanks P. , Mcleod W. T. , Urdang L. Collins Dictionary of the English Language. L. -Glasgow, 1986. 5. Simpson J. , Weiner E. Oxford English Dictionary, 1989. 6. Goudshlom J. Sociology in the Balance. Oxford, 1977. 7. Spier F. Norbcrt Elias's Theory of Civilizing Processes Again Under Discussion. An Exploration of the Sociology of Regimes // Paper for the XIIIth World Congress of Sociology. Bielefeld (Germany), 18-23 July 1994 (Ad Hoc Sessions on Figurational Sociology). 8. Elias N. What is a Sociology? London, 1978.

9. Goudshlom J. The Theory of Civilizing Processes and Its Discontents // Paper for the XIIIth World Congress of Sociology. Bielefeld, 18-23 July 1994 (Ad Hoc Sessions on Figurational Sociology). 10. Goudshlom J. Fire and Civilization. 1992.

11. Mennell S. Norbert Elias. Civilization and the Human Self-image. Oxford, 1989. 12. Gushing J. T. Quantum Mechanics: Historical Contingency and the Copenhagen Hegemony. Chicago-London, 1994. 13. Horgan J. Last Words of Quantum Heretic // New Scientist. 27 February 1993. P. 38-42. 14. GleickJ. Chaos: Making a New Science. Harmondsworth, 1987. 15. Spier F. Religions Regimes in Peru. Religion and State Development in a Long-Term Perspective and the Effects in the Andrean Village ofZurite. Amsterdam, 1994. 16. Hecht J. Is the Solar System Surrounded by Relics of its Past? // New Scientist. 16 July 1994. 17. Hecht J. First Sighting of Kuiper Belt Comets // New Scientist. May 1995. 18. Primus H. Kann Chemie auf Physik reduziert werden? Erster Teil: das Molekulare Programma // Chemie in unserer Zeit. 1985. Bd. 19. № 4. S. 109-119. 19. Heilhron J. The Rise of Social Theory. Oxford, 1995. 20. Elias N. What is Sociology? London, 1978.

21. Morrison P. Powers of Ten. About the Relative Size of Things in the Universe. New York, 1982. © Перевод с английского Ю. Данилова, 1999

Страницы: 1, 2

В соцсетях