Разные позиции стран обуславливались их текущим политическим положением. Если США по итогам Первой мировой войны сумели выбиться в мировые лидеры, не понеся серьезного материального ущерба и сделавшись вдобавок кредитором европейских держав, то Англия и Франция стояли перед проблемой необходимости как можно скорее погасить долг перед США. Особые надежды в этом вопросе они возлагали на германские репарации. Кроме того, во французских соображениях на этот счет значительную роль играло желание поквитаться за 5-миллиардную контрибуцию 1871 года. Англичане тоже хотели ослабить Германию и поправить за ее счет финансовое состояние, однако Ллойд Джордж разумно опасался полевения Германии. Он говорил: «Мы толкаем Германию в объятия большевиков. Кроме того, чтобы она могла заплатить то, что мы хотим и чего требует справедливость, необходимо, чтобы она заняла на рынках еще более значительное место, чем то, которое она занимала до войны. В наших ли это интересах?» [17, c.258]. Кроме того, Ллойд Джордж волей-неволей обязан был выполнять свои предвыборные обещания, лейтмотивом которых была фраза «немцы заплатят все до последнего фартинга» [26].
Италия и Япония, не имевшие в вопросе о репарациях особых стратегических интересов, присоединились к Британии и Франции, надеясь, на худой конец, получить с побежденной Германии сколь-нибудь значительную сумму денег.
В США единого взгляда на вопрос о репарациях поначалу также не было. Выше уже описывалась суть противоречий между двумя группами - «реинтеграционистами» и «карателями». Верх в итоге одержали реинтеграционисты - к ним присоединился Вильсон, напуганный возможностью большевизации Германии. Поэтому целью США стало недопущение разграбления Германии союзниками. Еще на стадии подготовки конференции Вильсон провозгласил тезис, что репарации должны исчисляться исходя не из военных издержек союзников, а исходя из ущерба гражданского населения. Американцами была создана специальная комиссия, занимавшаяся выяснением платежеспособности поверженной Германии. 12 декабря 1918 года был опубликован так называемый «Меморандум Крэвеса», в котором подчеркивалось: «…Только процветающая Германия сможет в течение длительного периода ежегодно вносить возмещение…Союзники должны ограничить сумму репараций разумными размерами…В основу репараций должен быть положен принцип возмещения, а не наказания» [10, c.80].
23 января 1919 года на заседании «Совета десяти» была создана специальная комиссия по репарациям, куда от США вошли В.Маккормик, Б.Барух, Т.Ламонт и Н.Дэвис. В рамках заседаний этой комиссии сразу начались споры по поводу тех категорий убытков, которые должна компенсировать победителям немецкая сторона. 14 февраля Даллес предложил при исчислении репараций в первую очередь учитывать платежеспособность Германии [17, c.245]. Вильсон же прибег к хитрому политическому ходу, пригрозив предать огласке сам факт противоречий между союзниками, что могло сыграть на руку немцам [20, c.290]. Это повлияло на англичан и французов - они согласились на рассмотрение как подпадающих под репарации только тех компенсаций, которые немцы должны уплатить за ущерб гражданским лицам и имуществу. Правда, вскоре Британия и Франция нанесли ответный удар, проведя решение о том, что Германия обязана платить регулярную пенсию всем раненым и семьям погибших. Это сразу подняло предполагаемый размер репараций в 2 раза. После упорной борьбы США были вынуждены утвердить это требование союзников и начались тяжелые переговоры по поводу конкретной суммы репараций. США предлагали сумму в 15-20 миллиардов долларов. Британия стояла за 120 миллиардов, а вот французы потребовали 200. Узнав о французском требовании, недвусмысленно высказался Ллойд Джордж: «Французские требования абсурдны. Я не соглашусь с ними. Я буду бороться за то, чтобы требования были разумными» [3, c.380]. При всей фантастичности своих требований французы еще и всячески затягивали переговоры о точной цифре, надеясь в будущем придумывать все новые и новые платежи для Германии. При этом Франция ссылалась на то, что только США при помощи комиссии Маккинстри сумела установить для себя платежеспособность Германии, и потому может навязывать союзникам свои цифры [17, c.250].
В итоге Парижская мирная конференция так и не сумела решить вопроса о немецких репарациях. Не помогло даже отступление США: американцы предложили размер репараций в 30 миллиардов, при условии, что первые два года немцы не будут выплачивать более пяти. Единственным принятым решением стало постановление о возмещении до 1 мая 1921 года суммы всех военных расходов Бельгии. А все стальные вопросы передали в ведение репарационной комиссии.
Неудачей для США обернулись и переговоры о сроках выплаты репараций. Американцы были за установление твердой даты окончания выплат, чтобы ограничить притязания Франции на постоянное придумывание новых зацепок и увеличение срока выплат. Французы декларировали идею, что немцы обязаны платить до тех пор, пока полностью не выплатят искомую сумму. Британия поддержала Францию, было принято решение о выплате компенсаций в срок 30 лет, однако в случае невыплаты в срок немцы обязаны были продолжать выплаты.
Итак, итогом деятельности «инкуайри» на Версальской мирной конференции стало их поражение в вопросах, связанных с Германией. Генерал Хауз был уверен, что навязанные Германии условия мирного договора непременно приведут к новой войне, и писал в те дни: «…Участие США в ней было бы самой плохой акцией. Я хочу, чтобы мы поскорее ушли отсюда, и предоставили их самим себе…» [10, c.88]. Отлично поняли всю конъюнктуру переговоров и немцы. Германский военный деятель генерал фон Сект говорил: «Положение Германии может стать тем ключом, который в момент слабости страны из-за диктата Версальского договора все же позволит стране сохранить как совершенно лояльную позицию в отношении Антанты и России, так и полную свободу действий в будущем» [8, c.38].
28 июня 1919 года в Зеркальном зале Версальского дворца был подписан мирный договор с Германией [22, c.16]. Договор подписали все союзные державы, кроме Китая (тот не согласился с предусмотренной передачей провинции Шаньдун Японии). Германия потеряла пограничные с Францией Эльзас и Лотарингию, в богатой полезными ископаемыми Саарской области вводился 15-летний контроль Лиги наций с условием проведения в будущем здесь плебисцита по национальной и государственной принадлежности. Рейнская зона объявлялась демилитаризованной, там вводился режим 15-летней оккупации силами Лиги наций (в основном это были французские войска, изобиловавшие темнокожими, что подогревало дополнительно расистские настроения в германском обществе) [2]. Бельгии передавались округи Эйпен и Мальмеди, Дания получила северную часть Шлезвига. Под контроль Лиги наций были переданы Данциг и Мемель (Гданьск и Клайпеда) [2].
Версальский договор ограничил численность германской армии 100 тысяч человек, отменив и запретив введение всеобщей воинской повинности, а также лишил Германию права создавать военную авиацию, танковые части и подводный флот. Германский военно-морской флот подлежал ограничению, а Генеральный штаб и Военная академия распускались [2].
Что же касается итогов деятельности репарационной комиссии, то там в итоге возобладала точка зрения Великобритании и Франции. До 1 мая 1921 года Германия должна была выплатить репараций на сумму 10 миллиардов марок золотом, ценными бумагами, товарами, морскими и речными судами. Общая же сумма репараций, несмотря на контрпредложение Германии ограничить ее 100 миллиардами марок, составила 152 миллиарда, из которых 132 миллиарда должны были вноситься в течение последующих 30 лет. Состоявшаяся уже в следующем году конференция в Спа установила процент, который должна была получить каждая страна, непосредственно воевавшая с Германией, а именно: Франция -- 52%, Англия -- 22%, Италия -- 10%, Бельгия -- 8%, Япония и Португалия -- по 0,75%, остальные 6,5% распределялись между Югославией, Румынией, Грецией и другими союзными странами.
Итоговые условия Версальского мирного договора знаменовали собой поражение американской дипломатии на переговорах. При этом следует помнить, что и без того внутри страны существовала достаточно серьезная оппозиция президенту Вильсону и ведомому им движению реинтеграционистов. Многие не понимали, зачем благополучным США увязать в постоянно нестабильных европейских делах, если можно продолжать старый добрый курс самоизоляции. Главным выразителем изоляционистских идей была республиканская партия США. Особое ее раздражение вызвал предполагаемый Устав Лиги наций, предложенный Вильсоном для ратификации Конгрессу США. Вильсона упрекали в том, что Устав Лиги наций не то что не подчиняет эту организацию американскому Конгрессу, а, напротив, ставит Конгрессу некоторые ограничения в вопросах внешней политики. Огромное недовольство вызвала у конгрессменов статья 10 договора, в которой оговаривалось принятие коллективных мер в случае угрозы возникновения агрессии. Противники Лиги называли это условие «угрозой всей доктрине Монро» [26].
Напряженная дискуссия в Конгрессе о Версальском договоре началась 10 июля 1919 г. и продолжалась более восьми месяцев. После внесения 48 поправок и 4 оговорок сенатского комитета по иностранным делам в договоре были произведены такие серьезные изменения, что они стали фактически противоречить достигнутым в Париже договоренностям. Но даже это не спасло дела. 19 марта 1920 г. резолюция о ратификации Версальского договора со всеми внесенными в него поправками была отвергнута сенатом. Соответственно, не мог вступить в силу подписанный в Версале "перестраховочный" и "перекрестный" договор США с Францией. Следовательно, и договор Франции с Великобританией в силу вступить не мог. Это был крупный удар по европейской безопасности.
В.Вильсон потерпел серьезное поражение в одном из самых главных своих начинаний. США, превращавшиеся в сильнейшую страну мира, юридически и во многом фактически оказалась вне Версальского порядка. Это обстоятельство не могло не сказаться на перспективах международного развития.
ГЛАВА 2. ПЕРЕХОД США К ИЗОЛЯЦИОНИЗМУ
Послевоенное урегулирование страдало двумя главными пороками. Во-первых, Версальский порядок не был всеобъемлющим. Из него "выпадали" Россия и США - две крупнейшие державы, без которых обеспечение стабильности в Европе к середине ХХ века было уже невозможно. Великие европейские державы - Франция и Великобритания - смогли восстановить многополярную структуру европейских отношений приблизительно в той форме, которая казалась им идеальной. В духе европейского равновесия XIX века они позаботились о том, чтобы на континенте не было ни одной страны, которая бы слишком явно вырывалась вперед по своим геополитическим и иными возможностям.
Поэтому усилиями Франции была разделена на части, искусственно уменьшена в размерах и поставлена в крайне тяжелое экономическое положение Германия. Но поэтому же усилиями Британии сама Франция не получила преобладания на материке и не смогла реализовать в полной мере планы расширения своего влияния. Внешне это было похоже на политику "баланса сил" в духе К.Меттерниха и Р.С.Кестльри. Но это был старый европейский баланс без старой Европы. То европейское равновесие было возможно при участии Пруссии, находившейся на месте единой Германии, и России. Новую европейскую безопасность предстояло строить в условиях ослабленной Германии и уменьшившейся в размерах, изолировавшейся от европейских дел России.
Первое из этих новых обстоятельств было учтено, и Германию раздробили. Это позволяло отсрочить конфликт между европейскими странами и естественным тяготением немцев к объединению. Второе - не было сразу даже осмысленно. Отчасти оттого, что участие США в европейских делах казалось достаточным возмещением за уход из европейской политики России. Срыв расчетов на сотрудничество с Соединенными Штатами в этой ситуации подрывал основы Версальского порядка в том виде, как он был задуман исходно.
Во-вторых, фундаментальной слабостью Версаля была заложенная им схема экономического взаимодействия европейских стран. Новое государственное размежевание полностью разрушило экономические связи в Центральной и Восточной Европе. Вместо емкого, обширного, проницаемого и достаточно открытого рынка Европы "немногих больших пространств" - Франции, Австро-Венгрии, Германии и России - Европа после Версаля оказалась территорией, разбитой на несколько десятков маленьких, отгородившихся друг от друга таможенными стенами рынков и рыночков. Часто политически неприязненные друг другу новые малые государства остро соперничали и в экономической области, полностью сосредоточившись на собственных хозяйственных трудностях и не пытаясь компенсироваться для их преодоления совместными усилиями. Самоопределение породило экономический раскол, преодолеть который европейские страны не могли, что создавало постоянную неустойчивость экономической ситуации в Старом Свете. Как прозорливо заметил сразу после Парижской конференции Джон Кейнс, в версальских основоположениях было слишком много политики и слишком мало заботы об экономическом порядке [26]. Для совместных решений по финансовым и экономическим проблемам Европа не была готова. Проблемой, в решающей степени усугублявшей ситуацию, было экономическое разорение Германии, задавленной тяжестью наложенных на нее репарационных выплат и неспособной поэтому выйти из состояния депрессии с быстротой, необходимой для экономического подъема во всей Европе.
США, отказавшись от ратификации Версальского мирного договора, по сути, показали свою неготовность получить статус безоговорочного мирового лидера. Тем очевиднее это стало, когда в 1920 году к власти пришла администрация президента Гардинга. Республиканец Гардинг сильно опасался все возрастающих связей США с охваченной революционными волнениями Европой и потому провозгласил курс возвращения к доктрине изоляционизма [20, c.300]. В результате почти десятилетие США не вмешивались радикально в европейские дела, ограничиваясь, в основном, участием в ключевых вопросах, угрожавших мировой стабильности.
Переход США к политике изоляции, невступление страны в Лигу наций в какой-то мере развязали руки в плане оказания помощи Германии. В этот период Веймарская республика начинает получать все более серьезную помощь от США. Это обстоятельство также отлично вкладывается в концепцию Гардинга, так как именно в поверженной и ослабленной Германии он видел возможный революционный очаг в будущем. Кроме того, сильная Германия нужна была как противовес Британии и Франции, активно принявшимся диктовать свои условия в континентальной политике.
Тем временем напряженность внутри Веймарской республики, вызванная недовольством кабальными условиями Версальского договора, не только не спадала, но, напротив, усиливалась. Так, осуществление мер по выполнению демобилизации немецкой армии породило выступление, известное в историографии как мятеж Каппа-Лютвица. Командующий войсками берлинского округа Вальтер Лютвиц стал знаменем недовольных сокращением армии до 100 тысяч человек. Недовольство республикой умело использовал один из лидеров Немецкой Отечественной партии Вильгельм Капп - крупный прусский юнкер. 10 марта 1920 года генерал Лютвиц подвел к Берлину отказавшиеся от расформирования части, потребовал от правительства Эберта роспуска Национального собрания (Nationalversammlung), перевыборов президента и, самое главное, - отказа от выполнения условия Версальского договора по расформированию немецкой армии. Правительство Эберта не приняло никаких решительных мер и переехало в Штутгарт, позволив путчистам сформировать свое правительство во главе с Каппом. Министр обороны Веймарской республики хотел поднять армию против мятежников, но получил на это исторический ответ «Рейхсвер не стреляет в рейхсвер» [10, c.116]. Ситуацию спасла четкая позиция рабочих, выступивших единым фронтом против путчистов и создавших даже свое военное формирование - Красную армию Рура. В Рурском регионе началось установление Советской власти, по всей стране прокатилась волна забастовок и восстаний. Все это в конечном итоге привело к бегству 17 марта 1920 года Лютвица и Каппа в Швецию [26].
Надо сказать, что подавление мятежа повлекло на определенном этапе за собой введение дополнительного контингента войск (20 тысяч человек) в Рурскую область. Это предсказуемо было расценено Францией как подарок судьбы и она не преминула в ответ оккупировать два немецких города - Франкфурт и Дармштадт. Великобритания молниеносно заявила протест против действий Франции, что понятно - эти действия угрожали началом нового военного конфликта, в результате которого вообще могла сорваться вся надежда на немецкие репарации, уже, напомню, обещанные Ллойд Джорджем своим избирателям. Франция заверила англичан, что вернет Франкфурт и Дармштадт в тот же день, как германские войска покинут нейтральную зону. Также французы обязались впредь не принимать столь резких самостоятельных действий [10, c.119].
С 19 по 26 апреля прошла конференция в Сан-Ремо, где, заинтересованные в ближневосточных делах друг в друге, Великобритания и Франция заключили ряд взаимовыгодных договоров, что привело к временному их согласию и на европейской арене. Дело в том, что события, произошедшие после мятежа Каппа-Лютвица, четко показали несогласованность позиций великих держав, что давало Германии дополнительный шанс на улучшение условий мирного договора. 20 апреля германский военный министр направил в Сан-Ремо ноту с просьбой об увеличении в два раза немецкого военного контингента - со 100 тысяч человек до 200 тысяч [26]. В ответ Верховный совет направил декларацию с отказом немцам в этой просьбе, ссылаясь на невыполнение ими мирных договоренностей по выплате репараций и демобилизации армии. Кроме того, великие державы давали гарантии неприкосновенности немецкой территории и приглашали германское правительство за стол переговоров.
Возможность сесть за стол переговоров вскоре представилась в виде конференции в Спа, состоявшейся с 5 по 16 июля 1920 года. Место проведения конференции было выбрано неслучайно - именно в Спа в свое время находилась ставка верховного главнокомандования Второго рейха [10, c.125]. Таким образом, британцы и французы как бы указывали Германии на то незначительное место, которое занимает в европейской политике она сейчас. Однако немецкие делегаты меньше всего в этот момент думали о символизме ситуации, они, как здравомыслящие люди, оценивали реальную политическую обстановку. На мой взгляд, наиболее ярко ее обрисовал министр иностранных дел Веймарской Германии Симонс. Он сказал: «Надо учитывать тактику противников. Одни из них хотят доить корову, другие - зарезать ее. Те, которые хотят доить, должны войти с нами в соглашение» [25].
Стоит также вкратце описать ту ситуацию, что на момент проведения конференции сложилась в самой Германии. Там, между тем, уже развернулись дебаты о целесообразности выполнения условий мирного договора. Проходили многотысячные митинги, инспирированные разного рода правыми милитаристскими группировками, с требованием «Долой Версальский мир!». Активно выступали протии мира и бывшие солдаты рейхсвера, не находившие места в гражданской жизни (эту ситуацию прекрасно описал классик немецкой литературы Эрих Мария Ремарк в романе «Возвращение»). Однако правительство еще опасалось открыто выступать против мира. Тем не менее, и выполнять его условия оно не спешило. В «Истории дипломатии» под редакцией профессора Потемкина можно увидеть следующие цифры: в Германии имелось 2 миллиона винтовок, не сданных победителям, вместо разрешенных 2 тысяч пулеметов на вооружении было 6 тысяч, и, самое главное, реально под ружьем находилось 200 тысяч солдат [25].
