"Клещи" Сталина
p align="left">Проводя оборону нашей страны, мы обязаны действовать наступательным образом. От обороны перейти к военной политике наступательных действий. Нам необходимо перестроить наше воспитание, нашу пропаганду, агитацию, нашу печать в наступательном духе. Красная Армия есть современная армия, а современная армия -- армия наступательная».

«Антигерманская направленность сталинской речи 5 мая 1941 г. в сочетании с апологией Красной Армии не оставляли сомнения, что ближайшим военным противником станет Вермахт», -- комментирует В.А. Невежин. Более того, «сталинские указания немедленно были положены в основу начавшейся политико-идеологической кампании под «лозунгом наступательной войны».

Для «оборонцев» речь Сталина 5 мая -- серьезная проблема. Г. Городецкий считает, что ее «нужно анализировать на фоне усиливающегося конфликта с военным руководством, которое оказывало давление, требуя перехода к решительным действиям». Такие конфликты Сталин разрешал посредством НКВД. С 1938 г. до 22 июня 1941 г. никакой почвы для конфликта Сталина с военным руководством не было и быть не могло. Сталин и без того решительно перебрасывал на запад армию за армией. Доказательством «усиливающегося конфликта» являются показанные Г. Городецкому Л. Безы-менским воспоминания Н. Лащенко о рассказе Тимошенко о беседе со Сталиным на повышенных тонах. Очень убедительно. Такой тройной пересказ может привести к полному искажению контекста. Вроде бы Сталин ругал Тимошенко и даже угрожал ему расстрелом за то, что тот провоцирует войну. Досталось и Жукову. Бросаются в глаза такие фразы Сталина, которые вспомнил Лащенко (их, правда, не слышавший, но слышавший версию Тимошенко): «Если вы будете там на границе дразнить немцев, двигать войска без нашего разрешения, тогда головы полетят, имейте в виду». Санкционируя движение войск к границе (без санкции Сталина такое выдвижение было невозможно), вождь требовал четкого выполнения своих указаний, боясь «спугнуть» противника. За малейшие отклонения от инструкций генералам действительно могло доставаться. Г. Городецкий, вероятно, пал жертвой версии, которая сознательно распространялась советской разведкой и, соответственно, отложилась в источниках. П. Судоплатов вспоминал: «Мы подкинули дезинформацию о том, что якобы Сталин выступает последовательным сторонником мирного урегулирования соглашений, в отличие от военных кругов СССР, придерживающихся жестких позиций военного противостояния Германии».

Все же и Г. Городецкий признает, что советские стратеги предусматривали «превентивные действия. Нацеленность на превентивный удар была лишена агрессивной направленности, поскольку он считался законным лишь в случае начала мобилизации и развертывания войск противником». Это значит, что версия В. Суворова является «мифом» (какхарактеризует ее Г. Городецкий) лишь отчасти. Во-первых, конечно, в ее эмоционально-идеологической части, о чем мы уже говорили. В обстановке 1939--1941 гг. можно говорить об агрессивности антигерманских намерений Сталина, только признавая миролюбие Гитлера. Во-вторых, не Сталин определял сроки подготовки к войне. Германия была мобилизована, признаки развертывания ее сил на востоке были уже в 1940 г. Так что моральное оправдание для «превентивного удара» налицо, и если бы книга Г. Городецкого называлась не «Миф «Ледокола»» (требование конъюнктуры), а, скажем, «Полет Гесса» (которому в книге посвящено больше места, чем собственно В. Суворову), то израильский автор мог бы признать, что объект его критики частично прав.

Полет Гесса и вообще неясность англо-германских отношений осложняли принятие решений в Москве. Одновременно с поступлением тревожных сигналов о переброске войск на восток (а не в сторону Англии) возникли опасения, что Гитлер вообще может договориться с британцами о мире. Такой мир мог быть прелюдией к нападению на СССР -- Гитлер развязывал себе руки на Западе. «Уже в начале марта 1941 г. советскому правительству по разведывательным каналам стало известно, что Гитлер отказался от планов вторжения в Великобританию». При этом Сталин не знал, что Гитлер увязывает нападение на СССР с задачей победы над Великобританией. Не знали этого и англичане, только усиливая своими высказываниями подозрительность Сталина. Посол С. Криппс в марте 1941 г. предлагал такой сценарий: «Если Гитлер убедится, что он не сумеет победить Англию до того, как Америка сможет оказать ей помощь, он попытается заключить мир с Англией на следующих условиях: восстановление Франции, Бельгии и Голландии и захват СССР.

Эти условия мира имеют хорошие шансы на то, чтобы они были приняты Англией, потому что как в Англии, так и в Америке имеются влиятельные группы, которые хотят видеть СССР уничтоженным, и, если положение Англии ухудшится, они сумеют принудить правительство принять гитлеровские условия мира. В этом случае Гитлер очень быстро совершит нападение на СССР».

10 мая один из ближайших сподвижников Гитлера Р. Гесс, перелетев на самолете в Британию, высадился на территории противника с парашютом. Он был немедленно арестован. Гитлер выжидал день.

К вечеру 10 мая стало известно, что к Гессу за Ла-Маншем не отнеслись серьезно, и Гитлер объявил его перебежчиком. Л. Безымен-ский считал, что «Гессу было поручено предпринять последнюю попытку создания единой общеевропейской коалиции». Однако он не приводит доказательств того, что Гесс получил от Гитлера прямое указание на полет.

Гесс считал, что война на два фронта может привести к гибели Германии, и надеялся, что Гитлер, не решавшийся прямо отдать указание искать мира, одобрит инициативу Гесса в случае ее успеха. Фактический соавтор «Майн кампф» говорил своему адъютанту накануне полета: «Я уверен, что понимаю мысли фюрера лучше, чем кто-нибудь другой из его окружения». Гесса вдохновляли и тайные консультации, которые через посредников велись в Швейцарии. Но на уровень прямых англо-германских переговоров они так и не вышли. Гесс надеялся ускорить процесс накануне советско-германской войны, опираясь на бывших партнеров Германии по Мюнхену. Высадившись в Англии, он попросил встречи с лордом Гамильтоном. Встреча состоялась под контролем британских спецслужб -- «мюн-хенцы» уже потеряли власть. Заместителю фюрера предстояло провести остаток дней в заключении. Но от Гесса британцы получили стратегическую информацию -- Германия планирует предъявить ультиматум СССР, и если он не уступит -- начать войну. Эти сведения не соответствовали действительности.

Некоторое время в СССР не знали, чем вызван этот невероятный полет заместителя фюрера. То ли Гесс сошел с ума, то ли это -- хитрая игра Гитлера, которая может кончиться внезапным заключением англо-германского мира.

Молотов рассказывал: «Когда мы прочитали об этом, то прямо ошалели! Это же надо! Не только сам сел за управление самолетом, но и выбросился с парашютом, когда кончился бензин... Гесс назвал себя чужим именем. Чем не подвиг разведчика?! Сталин спросил у меня, кто бы из наших членов Политбюро способен был решиться на такое? Я порекомендовал Маленкова, поскольку он шефствовал в ЦК над авиацией. Смеху было. Сталин предложил сбросить Маленкова на парашюте к Гитлеру, пусть, мол, усовестит его не нападать на СССР. А тут как раз и Маленков зашел в кабинет. Мы так хохотали, будто умом тронулись...» Комментируя эту веселую сцену, М.И. Мельтюхов пишет: «Но смех смехом, а ситуация становилась все более запутанной; для того, чтобы разобраться в ней, требовалось время. Вероятно, именно в эти критические дни в Кремле было решено отложить советское нападение на Германию, запланированное на 12 июня 1941 г. Вместе с тем полностью прекратить военные приготовления было, скорее всего, невозможно, не ломая полностью все расчеты и планы. Поэтому начавшееся 13--22 мая сосредоточение советских войск на западной границе было замедлено и проходило при сохранении мирного графика работы железных дорог».

Но именно 13 мая началось выдвижение на запад армий стратегического резерва. Это произошло уже после полета Гесса. Так что полет мог вызвать не замедление выдвижения войск, а его начало. Вся история с Гессом могла смущать советское руководство только до 20 мая, когда на Крит, занятый британцами, посыпались немецкие парашютисты. Стало ясно, что англичане и немцы не договорились и война между ними выходит на новый виток. После этого выдвижение советских войск стало проходить уже в более спокойном режиме.

Замедление движения советских войск было связано скорее с военно-стратегическими обстоятельствами, чем с политическими. Военная тревога мая началась до того, как советское командование успело перебросить достаточное количество войск для подготовки упреждающего удара. Пришлось придерживать войска в резерве.

НЕИЗВЕСТНОСТЬ

Сообщения о грядущем нападении при всей их серьезности казались странными. Гитлер перебрасывал войска, но все же их было еще мало, и направлялись они не туда, куда ожидалось. Сталин отнесся к предупреждениям разведки серьезно, предпринял важные политические шаги, а разведка -- подвела. В середине мая никто на СССР не напал (никто же не знал, что Гитлер просто перенес сроки). Отсюда отношение Сталина к дальнейшим сообщениям источников о нападении 22 июня. 16 июня Меркулов передал. Сталину сообщение тех же источников, что сигнализировали о возможности нападения в мае: «Все военные мероприятия по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время». Сталин грубо обругал эти источники. Его принято осуждать за это. А почему Сталин должен был верить людям, которые передали стратегическую дезинформацию в мае? «Сталин был раздражен, как видно из его хулиганской резолюции на докладе Меркулова, не только утверждениями о военном столкновении с Гитлером в ближайшие дни, но и тем, что «Красная капелла» неоднократно сообщала противоречивые данные о намерениях гитлеровского руководства и сроках начала войны».

Но и другие индикаторы не показывали «нужного» сосредоточения Вермахта ни в мае, ни в июне. Оперативные сводки НКВД УССР в НКВД СССР, составленные по донесениям погранотрядов, 16 мая 1941 г. выглядели тревожно: «По границе с СССР сконцентрировано около 3 млн немецких войск... Населению: Бельз, Кристинополь, Варенж, Цеблув, Осердув, Вежбенж, Минцув, Русин, Жабче и Ба-ратин официально объявлено о прекращении полевых работ и невыезде из населенных пунктов в течение 5 дней. Подугрозой смерти запрещено всякое движение по дорогам: Бельз, Варенж, Угринув, Мирче и Грубешов». Но в действительности такие сводки успокаивали. Сейчас нападения не будет. Не может же Вермахт напасть, имея всего-навсего три миллиона солдат. Значит, тревога -- ложная, и есть еще время. К 20 мая это стало очевидным. А 22 мая началась скрытная переброска к советской границе ударных сил Вермахта.

15 мая был завершен новый, доработанный план упреждающего удара. Понятно, что теперь времени на его подготовку до 12 июня уже не оставалось, и эта дата канула в Лету. Новой даты не было -- «обжегшись» на «недостоверных» сообщениях середины мая, решили ориентироваться на более достоверные показатели -- данные о сосредоточении немецких войск. К тому же стало ясно, что выдержать темпы подготовки советской военной машины к 12 июня невозможно -- необходимые запасы горючего и боеприпасов можно было накопить только в третьем квартале.

Во второй половине мая военная тревога прошла. Казалось, что Гитлер все глубже втягивается в борьбу с британцами. Движущиеся из Индии британские войска были остановлены иракским правительством 28 апреля. Ирак был подмандатной территорией Великобритании, но теперь зависимые народы пытались воспользоваться ситуацией, чтобы скинуть колониальное иго. Вместо того чтобы действовать против немецкого натиска в Северной Африке, британцам пришлось заняться подавлением восстания в Ираке. Вишистское правительство Франции стало помогать Ираку из Сирии, британцы вторглись в Сирию. 31 мая с Ираком удалось справиться. Но к этому моменту Британия потеряла Крит -- свой «непотопляемый авианосец» у берегов Греции. Критскую десантную операцию рассматривали как репетицию высадки на Британские острова.

В Москве питали надежды на то, что ближневосточный конфликт увлечет Гитлера и позволит СССР лучше подготовиться к удару. Разведка подтверждала эти надежды: «Положение с бензином настолько осложнилось, что немцы намерены, во что бы то ни стало форсировать наступление на Ирак... Наступление на Ирак предполагают производить со стороны Египта и через Турцию...». «Ситуация, складывавшаяся на Ближнем Востоке и вокруг него, позволяла советскому руководству надеяться, что Гитлер предпочтет войне против СССР разгром Британской колониальной империи».

Во второй половине мая Сталин надеялся, что Гитлер на время отвлекся от СССР, что у западных границ еще нет достаточных для нападения сил. Но к началу июня Гитлер обезопасил себя со стороны Крита и в то же время потерял надежду на ближневосточный успех. Угроза столкновения снова возросла. В этих условиях началось выдвижение первого и второго стратегических эшелонов Красной Армии ближе к границе.

Сталин мог рассчитывать, что Гитлеру понадобится значительное время на переброску войск, ведь ожидаемые силы противника преувеличивались, а наличные у границы недооценивались. Чтобы не спугнуть Гитлера, Сталин продолжил опровергать слухи о близящемся конфликте.

14 июня ТАСС публиковал сообщения с опровержением слухов о возможности советско-германского конфликта: «СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными». Как раз 14 июня из приграничных регионов началось массовое выселение всех «ненадежных элементов».

Нельзя сказать, что советское военное руководство вовсе не реагировало на тревожные сигналы о возможности германского нападения. 15 июня Прибалтийский военный округ был приведен в боевую готовность. Это логично -- здесь ожидается наиболее опасное нападение. Юго-Западный фронт в боевую готовность пока не приводится, чтобы не спугнуть немцев. Ведь именно этот фронт должен наносить главный удар. Немцы не должны этого понять. Фронт и так уже располагал такими силами, что казалось: он в любом случае отразит удар. В направлении Западного фронта не ожидали сильного удара, особенно теми силами, которыми располагали немцы (ведь была выявлена далеко не вся группировка). Тем не менее 15 июня началась выдача боеприпасов в войсках приграничных военных округов. В июне в армии были отменены отпуска. Впрочем, все это могло быть уже начальной фазой сосредоточения советских сил вторжения. 19 июня Тимошенко приказал замаскировать военные объекты (эта мера была запоздалой, так как немцы уже провели фотографирование советской территории). Флоты были приведены в боевую готовность номер 2. В это время было уже очевидно, что германская армия опасно сосредотачивается у самой границы. Разведка Прибалтийского военного округа докладывала 20 июня: «Немецкие войска продолжают выдвигаться непосредственно к границе, одновременно подтягивают новые части в погранзону из глубины». Что-то не сходилось. Все «контрольные показатели» были в норме, Гитлер был явно не готов к серьезной войне, и вдруг одна из «контрольных лампочек» загорелась красным светом. Недостаточная, по мнению Сталина и его генералов, группировка немцев стала выдвигаться для удара. Советская военная машина еще не была полностью готова к выполнению своего плана, так как прежде казалось, что на подготовку есть еще два-три месяца. Теперь предстояло отражать удар тем, что собрали. Но и это были немалые силы. Оставалась надежда, что Гитлер «блефует» и у Сталина еще есть время. Важно было быть предельно осторожными, чтобы не выдать задуманную Сталиным комбинацию. Отсюда -- многочисленные предупреждения о необходимости «избегать провокаций». На всякий случай приграничные дивизии были оттянуты от границы. Каждая неделя выигранного времени позволяла в ускоренном порядке собирать ударные группировки в соответствии с первоначально намеченным планом. Тимошенко говорил Мерецкову 21 июня: «Выиграть время во что бы то ни стало! Еще месяц, еще полмесяца, еще неделю. Война, возможно, начнется завтра. Но нужно попытаться использовать все, чтобы она завтра не началась... Не поддаваться на провокации... Не плыть по течению, а контролировать события, подчинять их себе, направлять их в нужное русло, заставлять служить выработанной у нас концепции». Если Сталин и Тимошенко понимают, что СССР не готов к войне и не будет готов в 1941 г., то как промедление на месяц и неделю может помочь «выработанной у нас концепции»? А вот если готовится упреждающий удар по сосредоточенной немецкой группировке, все встает на свои места. Немцы непонятным образом подготовились к удару быстрее, чем ожидалось. Нужно еще чуть-чуть времени, чтобы в ускоренном порядке достроить «нужное русло», чтобы направить по нему ход событий.

СОСЛАГАТЕЛЬНОЕ НАКЛОНЕНИЕ

Вновь и вновь историческое сознание возвращается к вопросу: а можно ли было предотвратить трагедию советско-германской войны? Если бы Сталин действительно пытался предотвратить войну, что бы ему следовало делать? Окружить страну линиями дотов и минных полей? Если бы Гитлер обнаружил, что западная граница СССР стала непроходимой, он, может быть, отложил бы удар до лучших времен. Но он не отказался бы от него. Потому что принципы мироустройства нацистов и коммунистов были несовместимы. Или господство национально-расовой элиты над «неполноценными» народами, или господство коммунистического центра над однородной массой «трудящихся». Если бы Сталин отдал Гитлеру на откуп право выбора времени решительной схватки, то СССР стал бы последней страной Евразии, которая была бы порабощена нацистами. Выстроить «линию Сталина» вдоль всех границ СССР было бы невозможно, как и противостоять вторжению со всех сторон Германии, Японии и их союзников, опирающихся на ресурсы всего Старого Света.

У Сталина был и другой путь оттянуть разгром -- стать гитлеровским сателлитом. Принять план завоевания британских колоний, начать войну с Великобританией (естественно, под общим руководством фюрера), увязнуть в Азиатской кампании. Ради самосохранения пришлось бы пересмотреть свою идеологию, добавив «национал-» и убрав коммунизм. Впрочем, это тоже не гарантировало от «ночи длинных ножей», если бы фюрер заподозрил, что вассал не вполне надежен. И внезапному удару с Запада нечего было бы противопоставить, так как силы Красной Армии были бы заняты на юге.

Можно понять Сталина, который противопоставил таким «оборонительным» стратегиям более гибкую политику подготовки к наступлению. Программа перевооружения и подготовки Вооруженных Сил СССР показывает, что Сталин предпочел бы нанести удар по Гитлеру в 1942 г. Но обстановка менялась, Гитлер не стал ждать оптимальных для Сталина сроков. И Сталину пришлось действовать теми средствами, которые у него были. Так и возникла идея «подловить» Гитлера в момент сосредоточения его войск, нанести «упреждающий удар». Идея, находящаяся на стыке оборонительной и наступательной стратегии. Если Гитлер начнет развертывание войск на стратегических направлениях, которые свидетельствуют о его готовности начать войну, мы тоже сосредоточимся, ударим, рассечем, разобьем. Если Гитлер по какой-то причине опять передумает... Что же, обратной дороги нет. Войска не могут ходить по стране туда-сюда, перенапрягая транспортную сеть и всю экономику. Сосредоточим максимально возможные силы к концу лета и ударим все равно. Агрессия? Пускай. Понятие агрессии, как объяснил Молотов в 1939 г., с началом европейской войны диалектически изменилось. После Мюнхенского сговора предотвратить поход Германии на восток все равно было нельзя. В случае успешного первого удара против сосредотачивающихся немецких войск (или, наоборот, на время отвлекающихся от советского направления) есть шанс выиграть неизбежную войну до того, как капитулирует Великобритания и в США снова победит изоляционизм.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6



Реклама
В соцсетях
рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать