Революционный процесс в современной России
ормирование ФПГ и конгломератов в процессе приватизации означало, что водораздел между "красными директорами" -- "новыми коммерсантами" становился все более эфемерным. На первый план постепенно выступали иные критерии -- в первую очередь состояние и экономические перспективы вновь приобретенной собственности. Постепенно сформировались новые группы интересов, взаимодействие и противоречия которых играли принципиально важную роль в определении политики властей. Вот эти группы:Собственники экспортно-ориентированных, конкурентоспособных на мировом рынке предприятий, внутренние цены на продукцию которых ниже мировых, что вынуждает их субсидировать всю остальную экономику. В первую очередь к этой категории относятся предприятия топливно-энергетического комплекса.Собственники экспортно-ориентированных предприятий, конкурентоспособность которых на мировом рынке искусственно поддерживается за счет заниженных внутренних цен на ресурсы. К подобного рода предприятиям можно отнести значительную часть черной и цветной металлургии, а также химической промышленности.Собственники предприятий, работающих на внутренний рынок, выпускающих импортозамещающую продукцию и имеющих определенную перспективу при благоприятной для них политике государства.Собственники предприятий, работающих на внутренний рынок, но по причинам специфики конечного продукта либо характера спроса не испытывающих давления внешней конкуренции.Собственники безнадежно неэффективных, нежизнеспособных предприятий.В условиях криминализации бизнеса особую группу интересов представляли также мафиозные структуры, во многих случаях тесно связанные с политическими институтами различных уровней и имевшие возможность воздействовать на их решения.В процессе формирования новой элиты крупные финансовые структуры начинали играть решающую роль, оттесняя "красных директоров" на второй план. Все попытки спасти традиционную экономическую элиту, которые время от времени предпринимали различные ведомства, оканчивались неудачей. Особенно ярко это отразилось в формировании нормативной базы деятельности финансово-промышленных групп. Первоначально нормативные акты в этой области были направлены в основном на финансовую поддержку "красных директоров" и их защиту от притязаний финансовых структур, желавших приобрести госсобственность в ходе приватизации. Однако в процессе доработки этих документов льготы были сведены к минимуму, финансовая помощь практически не выделялась, а крупнейшие финансовые структуры заняли ведущее место во многих ключевых ФПГ.Постепенно теряли влияние на властные структуры и сами "красные директора", которые стояли во главе безнадежно неконкурентоспособных, но выполнявших широкие социальные функции промышленных монстров. Их финансовая поддержка со стороны государства неуклонно падала, возможности для лоббирования своих интересов иссякали. Это было вызвано двумя основными факторами. С одной стороны, резко усилились -- политически и финансово -- их конкуренты в борьбе за возможность влиять на государственную политику. С другой стороны, сами власти в условиях термидора все больше начинали ориентироваться не на широкие слои населения, а на интересы элитных групп, и многочисленные социальные функции предприятий переставали быть серьезным аргументом для выделения им государственных ресурсов. Исключениями из правила стали угольная промышленность и сельское хозяйство, которые долгое время продолжали получать крупные субсидии, в первую очередь по причинам политического характера.Становление новых элитных групп оказывало активное влияние на деятельность власти, которая все сильнее отражала их интересы. Переориентация происходила постепенно, но к 1995-1996 годам стала достаточно очевидной. Особенно ярко этот процесс проявлялся в сфере приватизации. Механизм ваучерной приватизации формально носил достаточно демократичный характер, был нацелен на согласование широкого круга интересов и предоставлял определенные возможности участия в этом процессе самым различным социальным слоям. Срок действия ваучеров истек летом 1994 года, после чего приватизация замедлилась. Однако во второй половине 1995 года правительство согласилось на совершенно новый подход к перераспределению собственности, явно ориентированный на интересы узкого круга влиятельных элитных групп. Крупные пакеты акций наиболее престижных компаний, находящиеся в государственной собственности, предполагалось передать в доверительное управление юридическим лицам в обмен на предоставление государству в долг необходимых средств для пополнения бюджета. В случае невозвращения долга организации, взявшие акции в управление, получали право на их продажу. Фактически это была приватизация -- в бюджет на 1996 год не были заложены средства для возвращения долгой банкам-кредиторам.Передачу акций предполагалось проводить на конкурсной основе. В конце 1995 года состоялось 12 залоговых аукционов, которые сопровождались скандалами. Конфликты возникали в связи с такими явлениями, как организация аукциона (прием заявок и задатков) одним из его участников; возможность использовать для участия в аукционах государственные средства, размещенные в соответствующих банках; высокая вероятность предварительного сговора участников. Среди победителей этих аукционов доминировали два крупных российских банка: "Онексим-банк" и "Менатеп". По мнению специалистов, "эти аукционы представляли собой... либо завуалированный самовыкуп пакета акций предприятиями, либо -- в большинстве случаев -- прямую неконкурентную продажу пакета акций заинтересованным банкам (финансово-промышленным группам)".Именно интересами формирующихся элитных групп можно объяснить и ряд других характерных особенностей экономической политики периода термидора, которые на первый взгляд представляются абсолютно нелогичными. Одна из подобных загадок -- сохранение достаточно либерального экспортно-импортного режима, когда значительная часть экономики неконкурентоспособна и испытывает серьезные трудности. Уже к концу 1993 года произошла консолидация сил, заинтересованных в усилении протекционизма в государственной политике. Эту позицию разделяла значительная часть ученых-экономистов, политиков, средств массовой информации, причем ее приверженцы входили и в правительство. Во многом ситуация напоминала формирование "проинфляционного блока", под давлением которого правительство радикалов было вынуждено отступить от жесткой денежной политики. Тем не менее, в данном случае результаты оказались совершенно другими: несмотря на периодически происходившие изменения "правил игры", в целом экономика оставалась достаточно открытой.Найти объяснение этому феномену можно, только рассмотрев в динамике влияние различных элитных групп: постепенное снижение возможностей давления со стороны "красных директоров", которые не смогли обеспечить себе устойчивое положение в новой элите; рост роли тех слоев, экономическая база которых связана с экспортно-ориентированными отраслями; усиление их "веса" по сравнению с группами интересов, связанными с импорто-замещаю-щими отраслями. В этой ситуации возможности политического влияния и лоббирования своих интересов со стороны тех, в первую очередь ориентированных на экспорт, секторов, которые заинтересованы в либеральном экспортно-импортном режиме, несравнимо шире, чем их удельный вес в экономике. Деятельность "челноков" (людей, осуществляющих импорт небольших партий товаров на регулярной основе), которые оказывали либеральной политике поддержку "снизу", служила здесь дополнительным, но, судя по всему, далеко не решающим фактором.Иная ситуация складывалась в политике цен на топливно-энергетические ресурсы. Здесь интересы двух влиятельных элитных групп, связанных с потенциально конкурентоспособным и потенциально неконкурентоспособным экспортом, диаметрально расходятся. Конкурентоспособные экспортные отрасли, внутренние цены на продукцию которых ниже мировых, заинтересованы в максимальном сокращении этой разницы, а тем самым и объемов субсидирования всей остальной экономики за свой счет. Напротив, для экспортно-ориентированных отраслей, конкурентоспособность которых поддерживается благодаря низким ценам на ресурсы, сохранение разницы между мировыми и внутренними ценами -- вопрос жизни и смерти. Их интересы поэтому совпадают с интересами подавляющей части других экономических субъектов, нежизнеспособных в условиях мировых цен на топливо и энергию. Поэтому борьба вокруг динамики цен на топливно-энергетические ресурсы оказывалась несравнимо более острой и ожесточенной, чем баталии вокруг экспортно-импортного режима.Еще одна очевидная тенденция в формировании новых элит в ходе революции -- усиление роли региональных элит. Получив в ходе радикальной фазы широкие права и возможности распоряжаться значительными ресурсами на местах, эти элиты, во многом независимые от "центра", сохраняли контроль за развитием бизнеса в регионах, перераспределением бюджетных ресурсов, локальными политическими процессами. В соответствии со своим реальным политическим весом они располагали возможностью влиять на формирование федеральной политики. Кроме того, в случае принятия решений, противоречащих их интересам, эти элиты могли успешно тормозить их практическое исполнение. Взаимодействие, противоречия и конфликты между элитами федерального и регионального уровней также относились к числу существенных факторов, определяющих процесс принятия политических решений,в условиях российского термидора. Значительную роль играли и противоречия между различными группами региональных элит, в частности между регионами-донорами и регионами-реципиентами федерального бюджета. Так, руководители нескольких крупнейших регионов-доноров выступили весной 1997 года с инициативой унифицировать политику регулирования квартирной платы на том основании, что регионы-реципиенты поддерживают низкий уровень платежей за жилье и коммунальные услуги за счет дотаций из федерального бюджета, доходы которого формируются регионами-донорами.Специфические процессы, характерные для термидорианского периода, во многом объясняют и динамику экономической ситуации в стране в 1995-1996 годах. В этот период не произошел переход к экономическому росту, более того, по многим параметрам экономическое положение продолжало ухудшаться: усилились неплатежи предприятий друг другу, в кризисном состоянии оказалась бюджетная система, повсеместные задержки заработной платы, пенсий и пособий негативно влияли на уровень жизни населения. До осени 1994 года в социологических опросах соотношение числа людей, положительно и отрицательно оценивавших экономическое положение своей семьи, хотя и было подвержено весьма существенным колебаниям, в целом устойчиво держалось выше единицы. С осени 1994 года оценки резко ухудшаются, достигая к июлю 1995-го низшей точки -- около 0,6. Потом соотношение несколько улучшается, но в целом продолжает быть ниже единицы, лишь в отдельные моменты немного превышая этот уровень. Следующая точка резкого падения -- сентябрь 1998 года, когда, в результате финансового кризиса, это соотношение почти достигло 0,4.Рассмотренные закономерности во многом аналогичны тенденциям, которые были характерны и для других стран на первом этапе термидорианского развития, поскольку вызваны весьма схожими причинами. Вывод К. Бринтона о том, что для населения термидор оказывается тяжелее радикальной фазы, нашел подтверждение в опыте современной России.6. ПРОБЛЕМА ЗАВЕРШЕНИЯ СОВРЕМЕННОЙ РОССИЙСКОЙ РЕВОЛЮЦИИРоссийская революция становится достоянием истории. Уже в 1997 г. Е.Т. Гайдар утверждал, что в стране идет нормальная постреволюционная стабилизация, причем "революционный период заканчивается в два этапа: первый из них -- это 4 октября -- декабрь 1993, второй -- это 3 июля 1996-го (день выбора Б.Н. Ельцина президентом России на второй срок. А.Н. Яковлев тогда же полагал,что в России конца 1990-х годов, происходит реставрация, когда многие из прежних политических фигур стали вновь возвращаться к власти (интервью авторам). Этот тезис позднее получил воплощение в усилении роли выходцев из силовых структур в 2000-2003 годах.Завершение революции -- процесс достаточно длительный, и современная российская революция не является исключением. По крайней мере до президентских выборов 2000 г. в России сохранялась основополагающая черта революционного общества -- слабость государства. Более того, как всегда в период завершения термидора, эта слабость буквально бросалась в глаза и была общим местом в оценке ситуации. Политический курс был подвержен резким колебаниям и становился все более непредсказуемым. Идеологические шараханья из стороны в сторону (от "правого" Кириенко через "тяжеловеса" Черномырдина к "коммунистическому" Примакову во главе кабинета), чехарда в правительстве (за 1998-1999 годы сменилось пять премьер-министров), усиление келейности в принятии решений кругом ближайших к президенту людей -- все это явно указывало на кризис системы власти, сложившейся уже в ходе революции. Физическое одряхление главы государства как бы служило символом вырождения властных структур.Для полноты картины следует добавить хронические экономические проблемы, в наиболее острой форме выразившиеся в финансовом кризисе августа 1998 года. Кризис привел к трехкратной девальвации рубля, дефолту по внутренним и внешним обязательствам, развалу банковской системы и банкротству многих банков, включая весьма крупные. В результате активизировались процессы концентрации и перераспределения собственности, изменилось соотношение сил в бизнес-элите. Резко снизились доходы населения, обесценились сбережения.Неблагоприятные изменения происходили и в положении России на международной арене. Отсутствие значимых позитивных экономических сдвигов, кризис власти, общее ослабление международного статуса страны, ухудшение ее имиджа -- все это приводило к постепенному охлаждению отношений с Западом. Отказ платить по внешним долгам, острые противоречия по вопросу разрешения балканского кризиса резко ускорили этот процесс. Если раньше на Западе идеализировали Россию, не замечая самых очевидных проблем и противоречий, то к концу 1990-х стало принято чудовищно преувеличивать негативные черты, полностью игнорируя положительные моменты.Рассматривая все эти процессы в комплексе, может создасться впечатление, что ситуация в России все более расшатывалась, перспектива стабилизации не просматривалась, и впереди страну ждали новые потрясения. Однако это впечатление оказалось обманчиво. В период термидора постепенно вызревают процессы, ведущие к усилению государства, к преодолению революционной нестабильности. Перечислим эти процессы применительно к России рубежа XX-XXI веков.Во-первых, усиливалась консолидация в рамках элиты, "многими наблюдателями отмечаются явные признаки сближения разных, конкурирующих между собой групп в "верхах" общества". Радикальная, непримиримая оппозиция маргинализировалась, тогда как основные оппозиционные силы (прежде всего КПРФ) после парламентских выборов декабря 1999 года стали налаживать диалог и сотрудничество с исполнительной властью. Конфликты в среде бизнес-элиты все менее влияли на общий политический курс: "В отраслях и секторах постепенно преодолевается фрагментация и формируются единые системы представительства интересов".Во-вторых, кризис 1998 г., при всем его негативном влиянии на положение в стране, нормализовал бюджетную ситуацию, привел расходы государства в соответствие с его возможностями собирать доходы. Кризис положил конец политике массовых внутренних и внешних заимствований и в целом обеспечил более здоровую финансовую основу для дальнейшего экономического развития. Возобновился экономический рост.В-третьих, накопившаяся усталость народа привела к отсутствию острых социальных конфликтов на фоне финансового кризиса. Восстановление большей регулярности выплаты зарплат и пенсий даже в условиях резкого снижения их покупательной способности было воспринято как положительный фактор. Отсутствие активных выступлений "снизу" позволило проводить жесткую финансовую политику и воздержаться от популистских мер даже при наличии коммунистов в правительстве.В-четвертых, во всех слоях общества созрела потребность в стабилизации, желание не допустить новых потрясений, принять "завоевания революции", даже если они не во всем соответствуют представлениям о справедливости и разумности. Однако, устав от стрессов периода революционной нестабильности, общество не готово было предпринимать активные усилия "снизу" для достижения каких-либо целей, оно ждало, когда кто-то это сделает за него. Подобные ожидания четко отразились в росте рейтинга каждого премьер-министра в 1998-1999 годах сразу после его назначения (соответственно, Е.М. Примакова, С В . Степашина, В.В. Путина) -- в новой политической фигуре видели потенциального кандидата на роль "сильной личности", способной навести порядок в стране.Если принять во внимание все эти тенденции, то события конца 1999 -- начала 2000 года в России перестанут быть загадкой. Резкий рост рейтинга В.В. Путина с осени 1999 года; широкая поддержка военной операции в Чечне внутри России как отражение потребности доказать силу возрождающегося государства; резкое усиление государственнических идей при некотором снижении роли разногласий в политической жизни и при сохранении либерального экономического курса; поддержка населением партий и движений, готовых признать "завоевания революции" и не призывающих к переделу собственности в ходе парламентских выборов (Дмитриев, 2000) -- все это указывало на завершение революционного цикла и начало перехода к послереволюционной стадии развития. Не в 1994-м и не в 1996-м, но лишь к 2000 году. Россия постепенно стала выходить из периода революционных потрясений.История знает не так много форм завершения революции: реставрация, диктатура, реставрация после диктатуры. В любом случае этот процесс сопровождается резким усилением авторитарных тенденций, свертыванием демократических механизмов. Предпосылки концентрации власти налицо и в России на завершающей стадии революционного цикла. Перечислим основные из них.Все более возрастала потребность в консолидации и сильной власти: потрясения, связанные с экономическим кризисом 1998 года; обострение политической ситуации в 1999 году в связи с военными действиями в Чечне и Дагестане, активизацией терроризма в 2001-2003 годах, трудность адаптации страны, еще недавно бывшей сверхдержавой, к новым внешнеполитическим реалиям -- все это требовало сильной государственной власти. В таких условиях может снижаться привлекательность демократических институтов вообще. В 1999 году, по данным социологических опросов, 50% населения выражало негативное отношение к многопартийным выборам (в 1994-м -- 33%), а 76% связывали свои надежды на лучшее с приходом к власти "сильного лидера" и лишь 15% уповали на "хорошие законы". Формируются условия концентрации власти: усталость общества, частичная консолидация элиты под воздействием внутренних и внешних угроз; исчезновение реальной опасности коммунистического реванша -- все это создавало предпосылки для снижения роли идеологического противостояния. Потребность в стабилизации объединяла самые разные слои и группы. Любопытную социологическую иллюстрацию данному изменению дает сопоставление ответов на вопрос о наиболее выдающихся деятелях всех времен в 1989, 1994 и 1999 годах. Если в 1989 году с большим отрывом "лидировал" В.И. Ленин, то сейчас подобное мнение разделяют лишь люди старшего возраста. С 1994 года на первое место вышел Петр I, а среди упоминавшихся иностранцев лидерство захватил Наполеон (в 1989 году). В 1999 году "рейтинг" и Петра I, и Наполеона увеличился (с 41 до 46% и с 14 до 19 % соответственно). При этом по сравнению с 1989 годом привлекательность фигуры Наполеона в общественном сознании выросла с 6 до 19%, а Сталина -- с 12 до 35%. Усиление патриотической и государственнической риторики вызывает симпатию населения и используется различными политическими силами, создавая иллюзию общественного консенсуса. Изменение настроений находит отражение и в характере лидеров, пользующихся политической поддержкой: на место "идеологов" приходят "практики", "прагматики", и, может быть, не случайно многие из них вышли не из интеллигенции или бизнеса, а из силовых структур. Наконец, проявляются и процедуры, в рамках которых могла бы произойти концентрация власти. Результаты парламентских выборов 1999 и 2003 годов, принесшие победу "партии власти" и позволяющие контролировать парламент "из Кремля"; досрочный уход Б.Н. Ельцина с поста президента России и победа на досрочных президентских выборах В.В. Путина уже в первом туре -- все это подводило к мысли об усилении центральной власти в рамках правовых механизмов, предусмотренных действующей Конституцией РФ. Та же логика стояла за ставшей популярной риторикой о необходимости обеспечения "диктатуры закона", об "укреплении вертикали власти" и о формировании режима "управляемой (или направляемой) демократии". Естественно, что тенденция к авторитаризму стала привлекать повышенное внимание исследователей. Типичными в этой связи становятся выводы о формировании в постреволюционной России "традиционной модели взаимоотношений государства и общества, при которой государство -- ведущая и единственная сила, способная интегрировать общество. Речь идет о государстве, сочетающем две черты: всепроникающий и одновременно подавляющий самостоятельное развитие общества характер". В этой связи стали популярными попытки анализа происходящих событий в терминах "бонапартизм" или "голлизм". Первая характеристика имеет глубокие корни в отечественной традиции анализа революций и становится достаточно распространенной в современной литературе. Вторая отчасти имеет теоретические корни, но в значительной мере связана популярностью этой фигуры в российской политической и интеллектуальной элите. "Оба течения персонифицируются в харизматических лидерах. Бонапартизм... выступает как логическая завершающая фаза всех крупных исторических циклов, связанных, как правило, с радикальными социальными изменениями". Да и сам В. Путин незадолго до избрания президентом вполне определенно высказался о своем интересе к личностям Наполеона Бонапарта и Шарля дс Голля.Здесь, правда, надо сделать две оговорки относительно возможных границ формирования режима сильной власти. С одной стороны, укрепление федеральной власти является объективной потребностью устойчивого постреволюционного развития страны. Формирование единого правового пространства, преодоление неконституционного нормотворчества регионов, упорядочение взаимоотношений правительства и парламента -- эти и другие шаги сами по себе нетождественны повороту от демократии к диктатуре. Правда, происходят они в условиях крайне слабого гражданского общества, которое смогло бы противостоять тем объективным элементам авторитаризма, которые всегда стоят за укреплением центральной власти. Тем более что, судя по опыту 2002-2003 годов, сама российская власть пытается возглавить формирование здесь институтов гражданского общества, фактически ставя их этим под свой контроль.С другой стороны, в специфике современной постреволюционной ситуации заложены некоторые важные факторы, противодействующие развитию событий по традиционному авторитарному пути. Россия являет собой первый случай завершения революции в условиях развитой индустриальной страны, столкнувшейся с вызовами постиндустриальной эпохи. Как сами по себе эти вызовы, так и уровень социально-экономического развития современной России, образовательный уровень населения плохо соотносятся с установлением здесь диктаторского режима, характерного для традиционных обществ. Скорее, здесь следует говорить об авторитарной тенденции, которая будет приемлема для высокообразованного урбанистического населения и которая должна будет обеспечивать стягивание общественных сил в условиях достаточно длительного периода отсутствия национального консенсуса, характерного для постреволюцнонной страны. В дискуссии о завершении революции и перспективах постреволюционного политического режима принял участие и В. Путин. Весной 2001 года в послании Президента Федеральному Собранию он говорил: "...За революцией обычно следует контрреволюция, за реформами -- контрреформы, а потом и поиски виновных в революционных издержках и их наказание... Но пора твердо сказать: этот цикл закончен. Не будет ни революций, ни контрреволюций. Прочная и экономически обоснованная государственная стабильность является благом для России... Власть в России должна работать для того, чтобы сделать в принципе невозможным отказ от демократических свобод, а взятый экономический курс -- бесповоротным". ЛИТЕРАТУРА1. Авен П.О., Широнин В.М. Реформа хозяйственного механизма: реальность намечаемых преобразований // Известия Сибирского отделения АН СССР. Сер. Экономика и прикладная социология, 1987. Вып. 3.
2. Адо А.В. Современные споры о Великой Французской революции // Вопросы методологии и истории исторической науки. М.: МГУ, 1977.
3. Адов Л. На дальних подступах к выборам // ВЦИОМ: Мониторинг общественного мнения. 1999. № 1.
4. Альский М. Наши финансы за время Гражданской войны и нэпа. М.: Финансовое издательство НКФ, 1925.
5. Гамбарян М., May В. Экономика и выборы: опыт количественного анализа // Вопросы экономики. 1997. № 4.
6. Гайдар Е.Т В начале новой фазы // Коммунист. 1991. № 2.
7. Гайдар Е.Т. Дни поражений и побед. М.: Вагриус, 1996.
8. Гайдар Е.Т. Аномалии экономического роста // Гайдар Е.Т. Сочинения. Т. 2. М.: Евразия, 1997а.
9. Гайдар Е.Т. Государство и эволюция // Гайдар Е.Т. Сочинения. Т. 2. М.: Евразия, 19976.
10. Гайдар Е.Т. Власть и собственность: развод по-российски // Известия. 1997в. № 186, октябрь.
11. Гайдар Е.Т. "Детские болезни" постсоциализма (к вопросу о природе бюджетного кризиса этапа финансовой стабилизации) // Вопросы экономики. 1997. № 4.
12. Гайдар Е.Т. Пора отбросить иллюзии. М.: ДВР, 19986. Ч. 2
13. Гайдар Е.Т. Современный экономический рост и стратегические перспективы социально-экономического развития России. М.: ИЭПП, 2003.
14. Гастев А. О тенденциях пролетарской культуры // Пролетарская культура. 1919. № 9-10.
15. Гизо Ф. История английской революции. В 2-х томах. Ростов-н/Д.: Феникс, 1996.
16. Гимпельсон Е.Г. Военный коммунизм: политика, практика, идеология. М.: Мысль, 1973.
17. Гладков И.А. Очерки советской экономики, 1917--1920. М.: Изд-во АН СССР, 1956.
18. Голдстоун Дж. Теория революции, революции 1989--1991 годов и траектория развития "новой" России // Вопросы экономики. 2001. № 1.
19. Головачев Б.В., Косова Л.Б. Высокостатусные группы: штрихи к социальному портрету // Социс. 1996. № 1.
20. Горбачев М.С. Жизнь и реформы. М.: Новости, 1995. Кн. 1.
21. Каценеленбаум З.С. Денежное обращение России: 1914--1924. М.; Л.: Эконом, жизнь, 1924.
22. Киселева Е.В. К вопросу о продаже национальных имуществ // Французский ежегодник -- 1974. М.: Наука, 1976.
23. Клямкин И.М. Какой авторитарный режим возможен сегодня в России? // Полис. 1993. № 5.
24. Клямкин И.М. До и после парламентских выборов // Полис. 1993. № 6.
25. Коваль Т.Б. Экономическая реформа и общественное мнение // Пять лет реформ / Ред. В. May, Н. Гловацкая. М.: ИЭПП, 1997.
26. Коковцов В.Н. Из моего прошлого: Воспоминания 1903-- 1919 гг. В 2-х кн. М.: Наука, 1992.
27. Кокорев В. Институциональные преобразования в современной России: анализ динамики трансакционных издержек // Вопросы экономики. 1996. № 12.
28. May В., Стародубровская И. Закономерности революции, опыт перестройки и наши перспективы. М.: ИЭ АН СССР, 1991
29. May В., Стародубровская И. От Корнилова к большевикам? К чему может привести легкомыслие // Независимая газета. 1991, 25 сентября.
30. May В., Стародубровская И. Бюджет, банки и непролетарская диктатура // Иирни. 1998а. № 35.
31. May В., Стародубровская И. О грядущей диктатуре // Независимая газета. 19986. № 162. Сентябрь.
32. Медушевский А.Н. Демократия и авторитаризм: российский конституционализм в сравнительной перспективе. М.: Росспэн, 1998.
33. Медушевский А.Н. Русский бонапартизм // Россия в условиях трансформаций: Вестник Фонда развития политического центризма. М.: ФРПЦ, 2001. Вып. 9.
34. Мельянцев В. Восток и Запад во втором тысячелетии: экономика, история и современность. М.: Изд-во МГУ, 1996.
35. Мельянцев В. Информационная революция, глобализация и парадоксы современного экономического роста в развитых и развивающихся странах. М: ИСАА МГУ, 2000.
36. Мирский Б. Путь термидора // Последние новости. 1921. Март.
37. Наркомпрод. Четыре года продовольственной работы: Статьи и отчетные материалы Наркомпрода. М.: Наркомпрод, 1922.
38. Рабинович А. Большевики приходят к власти. М.: Прогресс, 1989.
39. Радыгин А.Д. Реформа собственности в России: на пути из прошлого в будущее. М.: Республика, 1994.
40. Радыгин А. Российская приватизационная программа и ее результаты // Пять лет реформ / Ред. В. May, Н. Гловацкая. М.: И Э П П П , 1997.
41. Ракитский Б. Формы хозяйственного руководства предприятием. М.: Наука, 1968.
42. Ракитский Б. Россия моего поколения // Вопросы экономики. 1993. № 2.
43. Тоффлер О. Будущее труда // Новая технократическая волна на Западе / Ред. П.С. Гуревич. М.: Прогресс, 1986.
44. Экономическая политика Правительства России: Документы, комментарии / Ред. А.В. Улюкаев, С В . Колесников. М.: Республика, 1992а.
45. Экономическая реформа в глазах общественного мнения / В. Рутгайзер, А. Гражданкин, В. Комарский и др. // Рабочий класс и современный мир. 1990. № 3.
46. Яницкий О.Н. Модернизация в России в свете концепции "общества риска" // Куда идет Россия? / Ред. Т.И. Заславская. М.: Интерцентр, 1997.
