Бедны и материалы, по которым можно судить о студенческой жизни впервые два десятилетия после перевода в Петербург Царскосельского училища и образования С. -Петербургского практического лесного института. На пробуждение общественного сознания учащейся молодежи большое влияние оказала Отечественная война 1812 г. Не могло не встретить отклика в среде студенческой молодежи и восстание декабристов, положившее начало революционно - освободительному движению в России. В 1825 г. к следствию по делу декабристов был привлечен член тайного общества, один из бывших питомцев Лесного института Петр Иванович Фаленберг. Осужденный как государственный преступник, он был отправлен в Читинский острог, откуда в 1833 г. сослан на поселение в Минусинский округ и освобожден в числе других декабристов лишь в 1856 г. О положении воспитанников, институтских порядках и учебных занятиях в 30-х годах прошлого столетия рассказывает в своих воспоминаниях Н. В. Шелгунов:
“Лесной институт был заведением штатским — и нас держали очень свободно… Все было у нас просто, по-домашнему”. Тепло вспоминает он об учителях русского языка А. А. Комарове (друге В. Г. Белинского) и Сорокине, прививавших ученикам интерес к чтению, знакомивших их с событиями русской жизни. От А. А. Комарова услышали они в феврале 1837 г. волнующий рассказ о дуэли и смерти А. С. Пушкина. С добрым чувством говорит он о преподавателе Е. А. Петерсоне (в 1864 г. директор института). Хорошее впечатление оставляли практические занятия, на которых учащиеся должны были проявлять большую самостоятельность. Свободное время посвящалось играм, чтению, которое хотя и было беспорядочным, служило приобретению разносторонних знаний и общему развитию воспитанников. Однако официальная система воспитания, рассчитанная на подготовку из молодежи верноподданных чиновников, подавляла у воспитанников какое-либо проявление недовольства существующими порядками или попытку протеста против несправедливых действий начальства. По субботам провинившихся в течение недели наказывали розгами — телесное наказание было узаконенным методом воспитания. Сохранился документ, рассказывающий о том, как осенью 1836 г. более 20 воспитанников старших классов явились в министерство государственных имуществ, в ведении которого был тогда Лесной институт, с жалобой на то, что их плохо кормят, скверно одевают, что директор невнимателен к их просьбам. Проверка состояния института подтвердила правильность жалобы, но все жалобщики были наказаны.
В годы царствования Николая I большинство специальных высших учебных заведений было перестроено по образцу кадетских корпусов. Еще в 1834 г. , глядя на марширующих студентов Горного института, превращенного в Корпус горных инженеров, царь воскликнул: “Наконец-то я привел все корпуса к одному знаменателю! ” В 1837 г. Лесной институт был передан в ведение V отделения императорской канцелярии и по “высочайшему повелению” превращен в военно-учебное заведение —Лесной и межевой институт. Начальник отделения министр Киселев, рапортуя царю о выполнении его воли, выразил уверенность в том, что “военное устройство укоренит в питомцах дух подчиненности, что необходимо при самом воспитании и полезно в служебном отношении”. Лично царем в институт были назначены “для восстановления порядка в нравственном отношении и для введения надлежащей дисциплины”новый директор, полковник Ламсдорф и капитан Каменский. Именно последнему поручалось нравственное и физическое образование учащихся. В институте появились офицеры, барабанщики, горнисты. Совершенно иным стало положение воспитанников. Были уволены преподаватели Сорокин и Комаров. Программа воспитания, проводимая в институте после его преобразования, по воспоминанию Н. В. Шелгунова, “состояла из трех пунктов: поведение, учение, фронт.... Каменский кричал на всех без разбора, а Ламсдорф сек, торжественно, при фронте, сопровождаемый большой свитой… Официально нас не воспитывали, а дрессировали; официальная наука была тоже дрессировкой.... ”
Малообразованное военное начальство не признавало книг для свободного чтения, да и досуга для него не оставалось, так как все время после учебных занятий заполнилось военной муштрой. Такая система воспитания, безусловно, возбуждала недовольство у воспитанников “.... - постоянно подавляемое чувство свободы и жизнь под мелочными запрещениями вызывали в нас самую опасную идею— неповиновения.... ”.
Но неповиновение, проявление свободою мыслия в военном учебном заведении каралось самым беспощадным образом. Так было на протяжении всех лет его военного устройства. Вот один из примеров. В июне 1849 г. в институтской церкви был отслужен молебен в честь победы русской армии, направленной Николаем I на разгром венгерской революции. После молебна воспитанник первого года обучения В. Карпович выразил возмущение по поводу начавшейся“резни”, его поддержал один из его товарищей К. Козелло. Во “всеподданнейшем”докладе, направленном царю, институтское начальство сообщало об этом факте вольнодумства. В ответ император“высочайше повелеть соизволил: воспитанников Валериана Карповича и Костана Козелло исключить из института и определить на службу рядовыми под строжайший надзор в разные оренбургские линейные батальоны”. Подобные примеры, конечно, не были единичными. По социальному составу студенчество Лесного и межевого института было неоднородным. Если на лесное отделение (в лесную роту) принимались преимущественно дети чиновников лесного ведомства и дворянские дети, то на межевое отделение (в межевые роты) наряду с детьми дворян, чиновников, священнослужителей, купцов принимались дети канцелярских служителей, не имевших чинов; кроме того, на это отделение ежегодно присылались воспитанники из различных сиротских домов. Так, с 1836 по 1841 г. были приняты 223 воспитанника из детских приютов. Принимаемые в институт сироты должны были быть физически здоровыми, способными к учению и обязательно законнорожденными, о чем даже требовалась специальная справка из сиротского дома. Отсутствуют данные о наличии каких-либо студенческих объединений в институте 40—50-х годов. Возможно, что кружки и какие-либо общества не могли возникнуть в суровых условиях военного режима, господствовавшего в Лесном и межевом институте. Однако студенты общались с молодежью других высших учебных заведений — Технологического института, университета, Медико-хирургической академии и др. У передовой части студенчества формировалось демократическое мировоззрение, основой которого была сама русская действительность с ее классовыми противоречиями, нараставшим кризисом крепостничества, непомерными страданиями народа, ростом крестьянских волнений. Довольно неоднородная по социальному составу студенческая среда института была тесно связана с жизнью различных слоев русского общества. В Лесном институте училось несколько студентов из Польши, видевших у себя на родине произвол и жестокость самодержавия при подавлении польского восстания в 1830—1831 гг. С появлением поляков в институте часто возникали разговоры на темы, расширявшие политический кругозор студентов. В 1857 г. Лесной институт окончил Валерий Врублевский, ставший видным деятелем международного революционного движения, героическим участником национально-освободительного движения в Польше 1863 г. , генералом Парижской коммуны 1871 г.
Огромное влияние на лучшую часть студенчества оказывали идеи Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова. Пробуждению общественного сознания студентов Лесного института способствовала педагогическая деятельность Н. В. Шелгунова, вернувшегося в институт и служившего вначале в Лисинском лесничестве, а затем в самом институте (1856—1861). Если написанное им нелегальное воззвание “К молодому поколению”оказало огромное революционизирующее воздействие на широкий круг студенческой молодежи, то непосредственное общение со студентами Лесного института, безусловно, влияло на формирование их взглядов и убеждений. В своих лекциях Н. В. Шелгунов, излагая специальный предмет, стремился связать его с современной жизнью, донести до слушателей передовые идеи своего времени. В первую половину 60-х годов институт пережил ряд преобразований; в 1860 г. было упразднено межевое отделение, в 1861 г. рассмотрен вопрос о создании Лесной академии — учебного заведения особого типа с целью подготовки кадров для лесного управления из лиц с высшим образованием. В 1863 г. академия была открыта, но в этом же году последовало повеление царя о переводе в Петербург Земледельческого института из Горы-Горок, вызванное чрезвычайными обстоятельствами. Институт в Горы-Горках Могилевской губернии существовал с 1840 г. Уже в первые годы после его образования в институте началось революционное брожение. В конце 40-х годов за преподавателями и студентами был установлен постоянный полицейский надзор. В донесениях, поступавших в губернское жандармское управление, не раз упоминалось о постоянных сборищах студентов, на которых пелись революционные песни и польские гимны, велись предосудительные разговоры. В западных губерниях, откуда в основном набирались учащиеся Горы-Горецкого земледельческого института, проживало много поляков, сочувствовавших нараставшему в Польше в начале 60-х годов национально-освободительному и антифеодальному движению. В январе 1863 г. , когда вспыхнуло польское восстание, охватившее также Белоруссию и Литву, часть студентов и преподавателей института оказалась связанной с повстанцами. В последних числах апреля Горки были захвачены одним из повстанческих отрядов под руководством Людвига Топора. К“мятежникам” примкнуло более 50 воспитанников института и 6 преподавателей. Через несколько дней отряд был разбит правительственными войсками. Дознания специально созданной следственной комиссии привели к многочисленным арестам. Преподаватели института, “вошедшие в сношение со студентами, поднявшими оружие против правительства”, были преданы военному суду. Царское правительство, опасаясь повторения свершившихся событий, решило перевести институт в Петербург. Оставлены были опытные поля и питомники института, животноводческие фермы и конный завод, пасеки и мастерские земледельческих орудий. Так Земледельческий институт начал свою новую жизнь вблизи III отделения. Характерно, что из 219 студентов института в Петербург было переведено только 33. Несмотря на тщательный отбор, эти молодые люди принесли с собой свободолюбивые настроения, вызывавшие у студентов-лесников чувство солидарности с польскими революционерами.
С. -Петербургский земледельческий институт, занятия в котором начались в октябре 1864 г. , сочетал в себе лесное и агрономическое образование. Экономическое положение большей части студентов института было трудным. Стипендии получали немногие. Число казенных стипендий было невелико, правда, существовали еще стипендии от частных лиц и от земств, но общее их количество было незначительным и не могло удовлетворить всех нуждающихся. Необходимость платы за обучение приводила к тому, что часть студентов оказывалась совсем без средств к существованию. Удаленность института от центра лишала возможности побочного заработка в виде переписки, уроков и т. п. Трудности материальной жизни заставляли студентов создавать на общественных началах различные объединения: бюро по труду, кассу взаимопомощи, библиотеку студенческих руководств, столовую, хотя организация подобных учреждений запрещалась правилами высших учебных заведений. С осени 1868 г. появились признаки подъема студенческого движения в высших учебных заведениях Петербурга. С историей студенческих волнений 1868—1869 гг. связано имя С. Г. Нечаева, вольнослушателя университета, пытавшегося использовать студенческое движение и подчинить его своим планам создания заговорщической организации. Активный участник “беспорядков” - студент-лесник В. И. Ковалевский скрывал Нечаева осенью 1868 г. несколько дней в своем номере в Земледельческом институте, где Нечаев нашел себе единомышленников. Наиболее деятельными из них были студенты В. И. Святский и П. А. Топорков, которые за пропаганду идей Нечаева среди студенческой молодежи были впоследствии арестованы. Под влиянием Нечаева была выпущена прокламация “К обществу”, написанная студентом университета П. Ткачевым, которая была напечатана в типографии Дементьевой, известной современникам своей яркой речью, произнесенной на суде по делу нечаевцев. В этой прокламации, к печатанию которой был причастен студент-лесник С. Чубаров, говорилось о жестокости и преследованиях, которым подвергается молодежь, и звучал призыв поддержать протест студентов. В марте 1869 г. начались волнения в университете и Технологическом институте. Из-за беспорядков закрыли Медико-хирургическую академию. В официальном сообщении в газете “Голос” было сказано, что “заперты двери и в Земледельческом институте”. Хотя это известие было опровергнуто департаментом земледелия и сельского хозяйства, брожение в институте было и едва не перешло в “явные беспорядки”. В этом же году был арестован П. А. Костычев, недавно окончивший институт и оставленный в нем в должности лаборанта. Арест последовал вслед за тем, как полицией было установлено, что он совместно со своими товарищами по лаборатории и учебе составил и распространил листовку, характеризующую положение студенчества того времени.
Общественное движение 70-х годов в Петербурге и во всей России тесно связано с деятельностью революционных народников, являвшихся решительными врагами существующего политического строя, но веривших в то, что Россия минует стадию капиталистического развития и перейдет к социалистическим или приближающимся к ним формам общественного устройства через крестьянскую общину. Революционное подполье этих лет выдвинуло много смелых и энергичных деятелей, сыгравших видную роль в освободительном движении. К ним принадлежат М. А. Натансон, С. М. Кравчинский, С. Л. Перовская, Д. М. Рогачев, Д. А. Клеменц и другие. Большое влияние на идейные настроения студенческой молодежи оказал петербургский кружок революционных народников, названный по фамилии одного из его членов кружком “чайковцев” (хотя организовал его не Чайковский). Это объединение было создано в результате слияния кружка студентов Медико-хирургической академии, где главным его организатором был М. А. Натансон, и кружка С. Л. Перовской и сестер А. и В. Корниловых. Многих студентов-медиков и студентов-лесников издавна объединяла дружба, вызванная отчасти территориальной близостью учебных заведений. Кружок М. Натансона был связан с отдельными революционно настроенными студентами Земледельческого института. Позднее, в октябре 1871 г. , АЛ. Натансон перешел в Земледельческий институт и числился студентом института до ноября 1872 г. С. Л. Перовская во время ее жительства на Кушелевке, неподалеку от Земледельческого института, была препаратором в химической лаборатории института, работая там по предложению профессора А. Н. Энгельгардта, предоставившего временный заработок четырем слушательницам Аларчинских женских курсов, на которых он читал лекции по химии.
Первоначальная деятельность кружка была направлена на революционную пропаганду и политическое самообразование учащейся молодежи, на распространение среди передовой части студенчества тенденциозно подобранной легальной литературы, к которой присоединялись по возможности и запрещенные издания. Кружок стремился к тому, чтобы самообразование молодежи шло по единой в общих чертах программе с тем, чтобы готовить таким путем молодое поколение для будущей революции.
1 декабря 1870 г. был арестован и заключен в Петропавловскую крепость профессор Земледельческого института А. Н. Энгельгардт. Вместе с ним были арестованы профессор П. А. Лачинов, студенты Николай и Петр Чирвинские, В. Карпека, Г. Софийский, К. Щербак и еще несколько человек. Началось особое следствие III отделения по поводу беспорядков в Земледельческом институте. В материалах специально назначенной царем следственной комиссии, расследовавшей дело, говорится “о вредном и опасном политическом настроении воспитанников Земледельческого института, о бывших в нем противозаконных сходках и собраниях, имевших характер агитационных сборищ”. По отзывам агентов III отделения, в Земледельческом институте господствует такой дух и такое напряженное состояние, что можно ожидать серьезных беспорядков от самой маловажной причины. Политические взгляды студентов в высшей степени неудовлетворительные. Число студентов, выражающих самые крайние убеждения, велико.
Следствие обнаружило, что воспитанники института имеют кассу взаимопомощи, студенческую библиотеку, кухмистерскую, мелочную лавочку; существуют комиссии: экзаменационная, по распределению пособий и др. Это сплотило студентов в самостоятельную корпорацию со своего рода самоуправлением и вызвало необходимость сходок для обсуждения и решения возникающих вопросов. Все это происходит, говорится далее в следственных документах, на глазах у директора института Е. А. Петерсона и его помощника декана А. Н. Энгельгардта вопреки существующим университетским правилам, распространяющимся на все высшие учебные заведения, а также вопреки временным правилам, изданным в самом институте. Обыском в студенческой библиотеке (заведовавший ею студент К. Щербак был арестован) ничего запрещенного не было обнаружено, однако установлено, что для библиотеки в последнее время приобретались не учебники, необходимые для занятий, а преимущественно книги социально-политического содержания. Почти у всех обысканных студентов были найдены сочинения политико-социального и экономического характера. Директор института Е. А. Петерсон объяснил комиссии, что он считает существование названных учреждений с самостоятельным ведением дел в них студентами “полезным и необходимым для них практическим упражнением, незаменимым никаким слушанием лекций”. Кроме того, следствием было выявлено, что на ходатайство студентов перед руководством института о разрешении вечеров с музыкой, танцами и чтением директор заявил, что в аудиториях и залах вечера не разрешены, но в собственных номерах общежития им не запрещается принимать гостей. Такое попустительство привело к тому, что студенты устраивали по субботам вечера, для чего выбирали два-три соседних номера, из которых в одном танцевали и пели, в другом находился буфет, в третьем читались статьи и обсуждались разные вопросы. Вечера посещались студентами и других учебных заведений, а также некоторыми служащими института, бывали на них и профессора А. Н. Энгельгардт и П. А. Лачинов. Самая примечательная особенность вечеров состояла в чтении статей и обсуждении вопросов, имевших исключительно политический и социальный характер. На вечерах были прочитаны статьи Ф. Лассаля “Программа работников” и “О сущности конституции”, “Очерки по истории труда” Д. И. Писарева, “Цена прогресса” П. Л. Лаврова и другие произведения. Чтения сопровождались прениями, в которых принимали участие и посторонние. Часто случалось, что студенты пели революционные песни. На одном вечере был провозглашен тост: “За Французскую республику, за успех красного знамени, за революцию! ” Временные правила института, изданные в 1868 г. , вызвали после их опубликования большое недовольство, вылившееся в шумные студенческие сходки, на которых было принято решение: правил не подписывать, а в случае принуждения подать всем прошения об увольнении из института. По этому поводу профессор А. Н. Энгельгардт предупредил студентов, что правила не могут быть отменены, а подача прошений об увольнении приведет их подателей к безоговорочному исключению из института. После этого студенты правила подписали, предполагая, что строго применять их на деле институтское начальство не будет (так оно и было). Кроме знакомства с политической литературой, на субботних вечерах, по инициативе студента Петра Чирвинского осенью этого же года было организовано чтение лекций самими студентами. Многие из них были посвящены Н. Г. Чернышевскому, некоторые излагали содержание книги А. П. Щапова “Социально-педагогические условия умственного развития русского народа”, давали обзор современных конституций по книге А. Лохвицкого и т. д. Следует отметить, что обсуждавшиеся темы и названия политических книг, обнаруженных при обыске у студентов и в студенческой библиотеке, совпадали с программой самообразования и перечнем книг, рекомендованных чайковцами.
