И. И. Смирнов исходил из убеждения, что термин “холоп”, а следовательно и статья 17, есть исключительная принадлежность Правды Ярославичей. Но, обращаясь к идентичной 65 статье Пространной Правды с ее указанием "Ярослав был уставил”, историк датировал статью 17 временем не ранее первой половины Х1 столетия, допуская тем самым если не вхождение этой статьи в Правду Ярослава, то, во всяком случае, ее существование до составления Правды Ярославичей. В итоге провозглашенная И. И. Смирновым принадлежность термина“холоп” Правде Ярославичей теряет свою исключительность. Установив ранний предел времени составления статьи 17, автор получил, как ему кажется, право вывести данную статью за рамки Древнейшей Правды, созданной якобы на основе“Закона Русского”, восходящего к эпохе более древней, чем первая половина XI в. 699 Мы очень сомневаемся в том, что Древнейшая Правда отражает общественные отношения VIII-IX вв. , как полагал Б. Д. Греков, или первой половины X в. (времен договоров с греками), как считал И. И. Смирнов. 701 С нашей точки зрения, Древнейшая Правда (Правда Ярослава)—законодательный памятник, запечатлевший общественные условия Руси конца Х-начал а XI в. , связанные с ломкой родовых отношений. Древнейшая Правда всецело принадлежит новой переходной (от первобытно-родового быта к общинно-территориальном) стадии развития Руси, хотя и основана на традиционных принципах обычного права. Вот почему упоминание в ней холопа, бывшего продуктом распада родового строя, вполне естественно. Следовательно, нет никаких причин относить, по примеру И. И. Смирнова, термин“холоп” только к Правде Ярославичей. Несколько иначе, чем И. И. Смирнов, решает задачу Л. В. Черепнин, который тоже говорит об отсутствии в Древнейшей Правде, составленной, по мнению ученого, Ярославом в 1016 г. , статьи 17, но при этом он, не различая по существу терминов“челядин” и “холоп”, полагает, будто данная статья “представляет собой дополнение к с. 11 Древнейшей Правды, где также речь шла об укрывательстве несвободного человека, только не его владельцем, а другим лицом. Дополнение это вполне могло быть сделано в 1036г. Новый термин "холоп" заменил старое словоупотребление "устава и закона русского" - "челядин". Думается, Л. В. Черепнин тут не прав, поскольку статья 11 и статья 17 Правды Ярослава посвящены разным казусам. В первой законодатель имеет в виду злостное укрывательство чужого раба-челядина нарушающее право собственности рабовладельца, а во-второй - вполне легальную, предусмотренную законом возможность оказать провинившемуся рабу-холопу покровительство, спасая его от расправы со стороны“ударенного мужа”. Нельзя поэтому рассматривать статью 17 как дополнение к статье П. Перед нами два самостоятельных установления, касающиеся различных казусов. А это показывает поспешность вывода Л. В. Черепнина о замене термина“челядин” термином “холоп”. Вернее было бы говорить о сосуществовании этих терминов в той части Краткой Правды, которую исследователи называют Древнейшей Правдой, или Правдой Ярослава.
Таким образом, статья 17 знакомит нас с представителем новой, так сказать, популяции рабов в Древней Руси—холопом. Она замечательна еще и тем, что поверяет одну из важнейших причин, побуждавших свободных людей менять свою свободу на холопью неволю: стремление найти покровительство и защиту, а то и элементарную материальную помощь, чтобы попросту выжить. Понятно, что подобное стремление могло возникнуть в обстановке расстройства традиционных общественных связей, обеспечивающих безопасность и благополучие индивида в родовом обществе. Кроме того статья 17 свидетельствует о приобретении термином“холоп” социального смысла взамен прежнего возрастного содержания, поскольку холоп “здесь ясно определяет крайнюю степень рабской зависимости от господина так как ему грозило смертью оскорбление "свободного мужа"”. Статья, наконец, помогает исследователю разобраться в том, когда это все произошло, указывая на конец Х-начало XI в.
Из сказанного выше следует, что состав рабов в Древней Руси на рубеже X-XI вв. претерпевал существенные изменения, пополняясь за счет представителей местного населения. Такой ход развития рабства на Руси показывает ошибочность широко распространенного среди новейших историков мнения о замене в XI в. термина“челядин” словом “холоп”. Между тем, некоторые исследователи выводят отсюда концептуальные идеи насчет социальной эволюции Руси. К ним относится, в частности, И. И. Смирнов, для которого“наличие в Краткой Правде двух параллельных терминов — “холоп” и “челядин” —представляет большой интерес в плане социальном, позволяя поставить эти термины в связь с общим процессом развития социально-экономических отношений Руси в XI в. Дело в том, что внутри Краткой Правды термины“холоп” и “челядин”четко размежевываются, распределяясь между Древнейшей Правдой и Правдой Ярославичей”. По И. И. Смирнову, это означает, что в Правде Ярославичей произошла замена термина“челядин” на термин “холоп”. Сама же смена терминов “представляет собой отражение и выражение тех процессов, которые характеризуют эволюцию челяди. В XI в. понятие "челядин" уже перестало быть адекватным понятию "челядь": "термин челядь в XI в. заключает в себе уже понятие более сложное, чем рабы". Поэтому единый и аморфный термин "челядин" в Правде Ярославичей" заполняется новым содержанием", распадаясь на челядина-смерда и челядина-холопа и включая в себя и такой ингредиент, как "рядович" (которому посвящена ст. 25 Правды Ярославичей)".
Сложность, однако, состоит в том, что термин "челядин" присутствует в Пространной Правде. Этот для И. И. Смирнова "неожиданный факт”находит удовлетворительное объяснение в характере Пространной Правды" составитель которой воспроизвел архаический термин, потерявший реальный смысл. Поэтому причину“возрождения в тексте Пространной Правды термина "челядин" (отсутствующего в Правде Ярославичей) следует искать не в области социально-экономических отношений Руси XII-XIII вв. , а в редакционных особенностях текста Пространной Правды, сохранившей в статьях с термином "челядин" (как и в некоторых других) архаическую терминологию источников, положенных в основу данных статей”. Ссылка на “редакционные особенности Пространной Правды” при объяснении наличия в ней термина “челядин”нас удовлетворить не может. Ее отвергает и такой знаток Русской Правды, как А. А. Зимин. “Трудно допустить, —пишет он, возражая И. И. Смирнову —что в лице составителя Пространной редакции Русской Правды мы встречаем лишь "механического сводчика" старых текстов. К тому же термин "челядь" не исчез, а продолжал существовать в XII- XIII вв. (в Галиче и Новгороде во всяком случае)". К этому надо добавить, что с челядью и челядином мы встречаемся не только в XII-XIII вв. , но в XI в. , причем и в других местностях Руси, помимо Галича и Новгорода. Что касается“четкого размежевания” терминов “челядин” и “холоп”между Древнейшей Правдой и Правдой Ярославичей, то оно, как мы видели, размыто самим И. И. Смирновым датировавшим статью 17 отрезком времени ("не ранее первой половины XI в. ") предшествовавшим законотворчеству Ярославичей. Но необходимо также помнить об условности обращения исследователей к Древнейшей Правде и Правде Ярославичей. Ведь они не располагают двумя отдельными и самостоятельными законодательными кодексами а держат в руках Краткую Правду, соединившую в себе раз-Современные законоположения. По мнению авторитетных ученых, она отличается цельностью. “Для того чтобы разделить Краткую Правду на два различных документа, —пишет М. Н. Тихомиров, —надо иметь уверенность в том, что мы имеем в ней обычный сборник, в который были вписаны два памятника, лишь механически соединенные вместе. Но как раз эта мысль и не может быть доказана, так как есть все основания думать, что дошедший до нас текст Краткой Правды представляет собой сборник, положивший 'в свое основание несколько источников, которые соединены в один памятник после соответствующей переработки и редакционных изменений”.
А вот суждение другого крупного специалиста в области изучения Русской Правды: “Правда Ярослава вместе с новеллами Ярослава и Правда Ярославичей с новеллами Ярославичей существовали самостоятельно. Вероятно, наблюдались противоречия между их нормами или во всяком случае существовали различия в формулировках отдельных норм. Естественно, что в конце концов возникла настоятельная необходимость в объединении этих двух основных пластов, норм Русской Правды. Это объединение и было произведено. Была составлена Краткая Правда” Если согласиться с М. Н. Тихомировым и С. В. Юшковым (а нам кажется, что с ними нужно согласиться), придется тогда признать, что упоминание челядина в той части Краткой Правды, которую принято называть Древнейшей Правдой, или Правдой Ярослава, актуально для всех ее частей, т. е. для законодательного сборника в целом. А это означает, что челядь как рабская категория существовала на Руси и во времена Ярославичей во второй половине XI в. , что никакой замены челяди холопами не произошло, а обе группы рабов (и челядь и холопы) бок о бок жили в древнерусском обществе, не вытесняя и не сменяя друг друга. Причиной тому были разные источники происхождения челядинства и холопства: в первом случае войны и плен, а во втором—внутренние процессы имущественной и социальной дифференциации. Челядинство было древней формой рабства, возникшей в эпоху восточнославянской первобытности. Оно значительно старше холопства, что закономерно, ибо“рабство соплеменников становится возможным лишь при разрушении кровнородственных отношений, вытеснении их связями территориальными.... ”. Возможность эта, как мы знаем, появилась в конце Х-начале XI в. Однако М. Б. Свердлов уверяет, будто“холопство как общественный институт сложилось до XI в. ”. Ему кажется, что Краткая Правда подтверждает такое предположение. Тут М. Б. Свердлов, похоже, обольщается. Краткая Правда, по обоснованному мнению И. И. Смирнова, отразила в себе“начальный этап истории термина "холоп"". То же caмoe, конечно, надо сказать и о холопстве как социальном явлении. Простое сопоставление Кратной Правды с Пространной Правдой убеждает в мысли о холопстве XI в. как формирующемся институте, т. е. находящемся в процессе становления.
При чтении Краткой и Пространной Правды замечаем стремительный количественный рост статей, прямо или косвенно касающихся холопов. Краткая Правда имеет 3 таких статьи, а Пространная Правда—19 статей. Кроме того в ней содержится ряд статей, где вопрос о холопах всплывает в связи с социальным превращением того или иного лица в результате действий, которые расцениваются как правонарушения. Это статьи о закупе (56, 61, 64) и о купце-банкроте (54-55). Нарастание таких статей—верный признак не сложившегося холопства, а формирующегося. В данной связи любопытно отметить, что только во времена Пространной Правды возникла необходимость юридически определить источники холопства. Это было сделано в статье 110 Пространной Правды: “Холопьство обелное трое: оже кто хотя купить до полу гривны, а послухи поставить, а ногату дасть перед самем холопемь; а второе холопьство: поиметь робу без ряду, поиметь ли с рядом, то како ся будеть рядил, на том же стоить; а се третьее холопьство: тивуньство без ряду или привяжеть ключь к собе без ряду, с рядомь ли, то како ся будеть рядил, на том же стоить”.
Данная статья породила толки в научной литературе. Еще В. Лешков отмечал, что Русская Правда“допускает и указывает только три источника обельного холопства” и “при этом именно говорит, что обельное холопство только трое”. Однако далеко не все исследователи так думали. Многим показалось, будто кодификатор по недосмотру упустил иные способы пополнения обельного холопства, известные в Древней Руси. “Наш первый юрист-систематик, —писал В. И. Сергеевич —просмотрел, что есть и другие виды обельного холопства: плен и еще три, на которые можно найти указания даже в тексте Правды: 1) бегство закупа; 2) рождение от не-свободных родителей и 3) несостоятельность”. Укор этот довольно часто повторялся в трудах историков, о чем Б. А. Романов не без иронии как-то заметил: “Стало признаком хорошего тона у многих исследователей мимоходом упрекнуть составителя "Устава" в том, что он (в ст. 110)'"просмотрел, что есть и другие виды обельного холопства", кроме перечисленных в ст. 110 трех ("холопство обельное трое")”. Б. А. Романов напоминал, что Устав о холопах — “не учебник права, регистрирующий систематически все разновидности того или иного предмета, о котором зашла речь. Это—документ прежде всего практический, преследующий определенную политическую цель—признать на будущее законным лишь такой переход свободных в обельное холопство, в котором не было бы принуждения со стороны господ и тогда уже считать, что бывший свободный ни под каким видом не может поднять спора о своем холопстве”. И здесь Устав “ставил свою задачу слишком четко, чтобы затемнять суть дела нагромождением лишних деталей— ради нашего ученого педантизма”.
Мысль Б. А. Романова о добровольном переходе свободных в обельное холопство, засвидетельствованном статьей 110, не являлась совершенной новостью в историографии древнерусского рабства. В тех или иных вариациях она звучала и раньше. Так, М. А. Дьяконов специфику статьи 110 находил в том, что она отразила переход в холопство по почину самих поступающих в холопы. О поступлении в холопы по доброй воле, закрепленном законодательно в упомянутой статье, говорил и М. В. Довнар-Запольский. С. В. Юшков, вчитываясь в текст все той же статьи, обнаружил превращение свободного человека в обельного холопа“без формального принуждения”. Эти соображения историков были оспорены И. И. Смирновым, который полагал, что путь к выяснению вопроса об источниках обельного холопства, перечисленных в статье 110, открыл В. О. Ключевский, назвавший их "гражданскими источниками" холопства. По И. И. Смирнову "формула Ключевского о "гражданских источниках" обельного холопства ст. 110, конечно, гораздо глубже раскрывает существо этих источников, чем слова Дъяконова о "доброй воле поступающего" или тезис С. В...Юшкова и Б. А. Романова об отсутствии "принуждения", указывая на то, что корни этих источников обельного холопства следует искать в "гражданских" отношениях, т. е. в отношениях экономических. Иными словами, здесь свободный человек превращается в обельного холопа силой самих экономических отношений без применения политического насилия”.
Следует согласиться с уточнением И. И. Смирнова, основанным на идее В. О. Ключевского о гражданских источниках обельного холопства статьи 110. Но это не исключает полностью возможность добровольного (без принуждения) поступления свободного человека в обельное холопство, о чем говорили исследователи, которым оппонирует И. И. Смирнов. Верно то, что в обельные холопы свободный люд нередко загоняла крайняя нужда, в результате чего добрая воля при переходе в несвободное состояние выглядела весьма условной, по существу - фиктивной. Однако подобного рода ситуация не исчерпывает многообразия случаев, побеждавших людей Древней Руси поступаться своей свободой. Было бы упрощением рассуждать так, будто переход свободных в обельное холопство - следствие одной лишь поработительной политики господ. Для некоторых лиц жизнь в холопах являлась заманчивой, поскольку давала им покровительство, защиту перед внешним миром, а порой сулила материальный достаток и даже богатство. Как бы там ни было, ясно одно: статья 110 Пространной Правды трактует о внутриобщественном рабстве, возникающем прямо и непосредственно а не опосредовано через холопье состояние родителей, криминальные казусы и, конечно же, не через плен, поскольку пленение, как мы знаем, вело в челядинство - рабство внешнего происхождения, в отличие от холопства, порожденного внутри общины. Что касается криминальных казусов, то они связаны с закупом-правонарушителем и неоплатным должником. О последнем речь идет в статье 54 Пространной Правды: “Иже который купець, кде любо шед с чюжими кунами истопиться любо рать возметь, ли огнь, то не на-силити ему, ни продати его; но како начнеть от лета платити, тако же платить, зане же пагуба от бога есть, а не виноват есть; аже ли пропиеться или пробиеться, а в безумьи чюжь товар испортить, то како любо тем, чии то товар, ждуть ли ему, а своя им воля, продадять ли, а своя им воля”. Злостный должник фигурирует и в статье 55 Русской Правды: “Аже кто многим должен будеть, а пришел господь (гость) из иного города или чюжеземець, а не ведая запустить за нь товар, а опять начнеть не дати гости кун, а первии должебити начнуть ему запинати, не дадуче ему кун, то вести и на торг, продати же и отдати же первое'гостины куны, а домашним, что ся останеть кун, тем же ся поделять; паки ли будуть княжи куны, то княжи куны первое взяти, а прок в дел; аже кто много реза имал, не имати тому”.
По научной литературе давно ведется спор о том, как понимать термин “продати”статей 54-55. Одни исследователи предполагали продажу имущества должника, а другие— продажу в рабство самого должника. М. Н. Тихомиров считал, что “вопрос решается бесспорным свидетельством проекта договора Новгорода с Любеком 1269г. о продаже в холопство несостоятельного должника". Действительно, в проекте договорной грамоты сказано: "А поручится жена за своего мужа, и итти ей в холопство за долг вместе со своим мужем, если они не могут заплатить.... ". Но есть более близкое по времени свидетельство, принадлежащее арабскому путешественнику Абу Хамиду ал-Гарнати, побывавшему на Руси в 1150 - 1153 гг. "У славян, - рассказывает он, - строгие порядки. Если кто-нибудь нанесет ущерб невольнице другого, или его сыну, или его скоту или нарушит законность каким-нибудь образом, то берут с нарушителя некоторую сумму денег. А если у него их нет, то продают его сыновей и дочерей и его жену за это преступление. А если нет у него семьи и детей, то продают его... .. А страна их надежная. Когда мусульманин имеет дело с кем-нибудь из них и славянин обанкротился, то продает он и детей своих и дом свой и отдает этому купцу долг”. А. Л. Монгайт, опубликовавший записки Абу Хамида, заметил: “Не будем комментировать сообщение Абу Хамида о славянских законах, поскольку оно в основном не противоречит тому, что мы знаем из "Русской Правды". Отметим лишь, что оно говорит скорее в пользу тех исследователей, которые считали, что неисполнение обязательств по древнерусскому праву ведет к рабству”, этот вывод был поддержан В. В. Мавродиным, подчеркнувшим, что после публикации А. Л. Монгайта вряд ли есть основания сомневаться в продаже несостоятельного должника в рабство. А. А. Зимин, приведя известие Абу Хамида, резюмировал: “Итак, неисполнение долговых обязательств (безотносительно к их происхождению) вело к продаже должника в рабство”. Но затем А. А Зимин заявляет, что “неплатежеспособный должник” становился закупом, что “разорившиеся, одолжавшие купцы, очевидно, попадали в состав необельных холопов-закупов”. Однако закуп —не раб, а полусвободный, находящийся на грани между свободой и рабством. Поэтому неоплатный должник, проданный в рабство, не являлся закупом. Он становился холопом, т. е. рабом.
Итак, статьи 54-55 Пространной Правды запечатлели внутренний источник рабства, за которым, по всему вероятию, скрывалось холопство, хотя этот термин в статьях не фигурирует. Наше предположение делает оправданным статья 117, которая служит своеобразной иллюстрацией к статьям 54-55. В ней говорится: “Аже пустить холоп в торг, а одолжаеть, то выкупати его господину и не лишитися его”. Надо думать, господин выпускал в торг тех холопов, которые имели необходимый опыт торговых сделок и операций. При всех оговорках занятия купца— все же специализированные занятия. Посему в купеческой деятельности вопрос о “квалификации”, или о профессиональной подготовке, занимал, конечно, не последнее место. Господин, выпуская в торговую стихию холопа, надеялся, видимо, получить какую-то выгоду. Естественно, он поручал торговлю набившему в этой отрасли руку холопу. Логично предположить, что торгующий холоп был в прошлом купцом, который, разорясь, не смог расплатиться с долгами и оказался проданным в холопы, как то предписывал закон, в частности статьи 54-55 Пространной Правды. В нашем предположении мы не одиноки. “Спрашивается, - писал Б. А. Романов, - кому естественнее всего мог поручить вести свои торговые операции господин, как не бывшему "купцу", если бы ему удалось заполучить к себе в "работное ярмо" такого ("одолжавшего") несчастливца-профессионала? ". Статья 117, таким образом, дает право заключить о принятой на Руси практике продли в холопство неоплатного должника из купцов, обозначая внутренний резерв пополнения холопьего сословия.
На путь в холопы легко мог соскользнуть и закуп. Пространная Правда называет обстоятельства, при которых закупов обращали в холопов. “Аже закуп бежить от господы, —говорит статья 56, —то обель; идеть ли искать кун, а явлено ходить, или к судиям бежить обиды деля своего господина, то про то не работать его, но дати ему правду”. Стало быть, за побег закуп платил своей, хотя и весьма урезанной, свободой, становясь холопом. Закупничество—явление внутреннего развития древнерусского общества. Поэтому переход закупа в холопы надлежит рассматривать как социальное превращение, происходящее в недрах общественной организации Руси. Это—вывод по первой части статьи 56. Что касается второй ее части, то и здесь перевод в холопы, поставленный вне закона, но в жизни, по-видимому, все же случавшийся (иначе, какой смысл запрещать! )', уходил корнями в местную социальную почву.
Воровство, совершенное закупом, влекло за собой его превращение в холопа, о чем мы узнаем из статьи 64 Пространной Правды: "Аже закуп выведеть что, то господин в немь, но оже кде и налезуть, то преди заплатить господин его конь или что будеть ино взял, ему холоп обелный; и паки ли господин не хотети начнеть платити за нь, а продасть и, отдасть же переди или за конь, или за вол, или за товар, что будеть чюжего взял, а прок ему самому взяти собе”. Характер порабощения здесь тот же, что и в статье 56... Существенный интерес представляет статья 111, гласящая: “А в даче не холоп, ни по хлебе роботять, ни по придатьце: но оже не доходять года, то ворочати ему милость; отходить ли, то не виновать есть”. В холопы следовательно, “роботять”. Значит, холопство — это рабство. Люди, живущие на господском “хлебе” и “придатке”, —“совершенные пауперы, которые ищут, как бы перебедовать надвигающийся на них голодный год в ожидании лучшей конъюнктуры”. Закон защищает этих людей от поработительной политики господ, которые “роботили” их и “по хлебе” и “придатце”, считая, что “и то и другое давалось безвозвратно”. Тут снова вырисовывается внутриобщественный источник холопства. Вместе с тем здесь проглядывает стремление законодателя ограничить аппетиты холоповладельцев, остановить разрастание холопства, сохранить некое равновесие общественных сил, а следовательно, и относительное согласие в обществе. То был общий принцип, характерный для древнерусского законодательства. Его воплощение мы наблюдаем в Пространной Правде, а именно в тех ее статьях, где речь идет о неплатежеспособных должниках, закупах и холопах. Во всех этих статьях холопство подвергается либо регламентации, либо ограничению, преследующих цель смягчения чреватых общественными потрясениями социальных противоречий, или обеспечения внутреннего мира.
Отсюда сам собою напрашивается вывод о холопстве как институте, зарождение и развитие которого было всецело связано с процессами имущественного и сословного расслоения населения Древней Руси, чем оно отличалось от челядинства, формировавшегося в ходе войн и за счет пленников, т. е. чужаков. Надо полагать, что холопы, будучи выходцами из местных людей, пользовались некоторыми послаблениями сравнительно с челядью, пришедшей из вне и потому противостоящей не только своим конкретным владельцам, но и обществу в целом, лежали в сфере дееспособности и правоспособности лиц, состоящих в хлопстве. В исторической литературе вопрос о дееспособности и правоспособности лиц холопов в Древней Руси принадлежит к числу спорных, неоднозначных. П. И. Беляеву древнерусский холоп казался“субъектом права, отнюдь не вещью лицом правоспособным и дееспособным, могущим совершать гражданские сделки, иметь долги, движимое и недвижимое имение и иметь публичные права”. Взору М. Ф. Владимирского-Буданова открылось двойственной положение холопов: “Относительно правоспособности холопов.... в наших памятниках замечается двойственность. По одним источникам, определяющим юридическое положение холопов, последние лишены всякой правоспособности; по другим же, говорящим о фактическом положении их, они являются наделенными некоторыми правами”. Существует точка зрения, отрицающая вообще правомочия холопов. Так, согласно Е. И. Колычевой, “холопы были лишены всяких элементов правоспособности”. О полном бесправии холопов писал С. А. Покровский, по словам которого холоп есть объект права. Он—вещь, а не лицо. Закон тавит его на одну доску со скотом. С. А. Покровский не видит никаких различий между холопом и челядином, в решительных выражениях подчеркивая их тождество: “Между правовым положением челядина и холопа русской Правды не было абсолютно никакой разницы.
Различие терминов не дает никаких оснований к установлению различий между холопом и челядином”.
Однако, это не так. При чтении краткой редакции Русской Правды действительно складывается впечатление, что положение челядина и холопа ничем в сущности не отличается: как тот так и другой выступают в качестве безусловной собственности господина (статьи 11, 16 17, 29). Челядин и холоп тут бесправны и являются не более, чем объектом права. Но это не должно нас смущать, поскольку Краткая Правда принадлежит той эпохе, когда холопство не вполне оформилось. Поэтому она столь скупо и невыразительно говорит о холопстве, пытаясь трактовать холопов, исходя из старых, привычных представлений о челяди. Однако жизнь побудила законодателей понять, что холоп и челядин—не одно и то же. Это начинают осознавать уже Ярославичи. Если при их отце оскорбивший свободного мужа холоп мог быть убит потерпевшим, то они, как явствует из статьи 65 Пространной Правды, вместо смертоубийства ввели телесное наказание. Новация Ярославичей была продиктована не столько нуждами холоповладельцев, защищающих эксплуатируемую ими рабочую сил}' (так думал Б. А. Романов), сколько интересами самих холопов и, конечно же, холопов потенциальных из массы рядового свободного“людья”, находящих в холопстве прибежище от жизненных невзгод. В конечном счете мы упираемся в одну из важнейших общественных потребностей, связанных со смягчением внутреннего рабства, что в свою очередь служило мерой, предупреждающей социальные конфликты, вызывающие в обществе неустройства и смуту.
Обращаясь к Пространной Правде, замечаем, что челядин в ней изображен таким же, как и в Краткой Правде. Он—раб, пребывающий в полной власти своего господина, забитое бесправное существо, одним лишь отличающееся от“скота”, —речью. Холоп же выглядит иначе. Его положение двойственное: с одной стороны, холоп, подобно челядину, лишен правоспособности, с другой, —наделен правами, заметно ослабляющими "работное ярмо", в которое он угодил. В чем же состояла правоспособность холопа? В статье 66 Пространной Правды сказано: “А послушьства на холопа не складають, но оже не будеть свободного, но по нужи сложити на боярска тивуна, а на инех не складывати''.
Формелировка довольно противоречивая: завещая холопу выступать свидетелем, законодатель тут же пробивает брешь в своем запрете, указав на возможность послушества со стороны высшего разряда холопов - боярских тиунов. Достаточно выразительна статья 85, которая определяет : "Ты тяже всё судять по слухи свободными, будеть ли постух холоп, то холопу на правду не вылазити; но оже хощеть истець, или иметь и, а река тако: по сего речи емлю тя, но яз емлю тя, а не холоп, и емети и на железо; аже обинити и, то емлеть на немь свое; не обинить ли его, платили ему гривна за муку, зане по холопьи речи ял и".
Составителю статьи пришлось проявить большую изворотливость, чтобы узаконить послушество холопа. Достойно внимания то, что холоп в ней прямо называется послухом.
Указания на послушество холопов сохранила не только Пространная Правда. В житии Андрея Юродивого читаем: “.... хлапъ (холоп) онъ видокъ есть былъ”. 763 Любопытное известие содержит Новгородская Первая летопись, где под 1055 г. говорится: “В сем же лете клевета бысть на епископа Луку от своего холопа Дудикы, изиде из Новгорода и иде Кыеву, о осуди митрополит Ефрим, и пребысть тамо 3 лета”. 764 Холоп Дудака, надо полагать, выступил в качестве послуха на митрополичьем суде. По его показаниям и был осужден новгородский епископ. Приведенные сведения подтверждают предположение о свидетельской практике холопов в Древней Руси. Но право свидетельствовать по суду есть право свободного человека.
Холоп пользующийся элементами этого права, подымался тем самым над остальной массой рабов, в частности над челядью, которой было вовсе заказано всякое послушество.
Холопы, как видно из источников, заключали различные зделки по торговле и кредиту. Так статья 116 Пространной Правды говорит: "А чё же холоп кде куны вложить, а он будет не ведая вдал, то господину выкупати али лишитися его; ведая ли будеть дал, а кун ему лиши-тися" Холоп, следовательно, имел возможность со-вершать финансовые сделки, не скрывая своего холоп-ства. Бывало так, что господин сам пускал холопа в торг (статья 117): “Аже пустить холопа в торг, а одол-жаешь, то выкупати его господину и не лишитися его”. Размышляя по поводу этой статьи, И. И. Смирнов за-мечал что упоминаемый ею холоп“определенно сви-детельствует о существенно новых чертах в положении самого холопства, ибо, конечно, холоп, посылаемый гос-подином в торг с полномочиями не только торговать, но даже и заключать сделки займа, —это совсем не тот холоп-челядин, который (ст. 38) фигурирует на торгу как предмет купли-продажи, вызывающий ассоциации с там же покупаемым "скотом"”. И. И. Смирнов тонко уловил различие в положении рабов статей 38 и 117. Но он не сумел отличить челядина от холопа (отсюда у него терминологическое сращение“холоп-челядин”), и это помешало ему правильно и до конца понять суть этого различия, которое заключалось не в приобретении старой категорией рабов (челяди) иного, чем прежде, положения в обществе, а в появлении и развитии новой группы рабов (холопов), пользующихся некоторыми преимуществами по сравнению с другими собратьями-невольниками.
Статьи 116-117 Пространной Правды позволили И. И. Смирнову говорить по поводу холопа, “легально действующего в различных областях городской экономической жизни", занятого различными видами и формами "экономической деятельности вне господского двора". В проникновении столь "оборотистого холопа" (термин Б. А. Романова, повторяемый И. И. Смирновым) в текст Русской Правды И. И. Смирнов узрел "то изменение в реальном экономическом положении холопа, которое должно быть поставлено в прямую связь с развитием городов как центров ремесла и торговли и, как следствие этого, развитие товарно-денежного обращения, в том числе и таких его форм, как торговый кредит (зарегистрированный в ст. 48 Пространной Правды) и ростовщичество-резоимство вызвавшее специальное законодательство Владимира Мономаха-Устав о резах (ст. 53 Пространной Правды)”. С исследователем можно отчасти согласиться. Развитие городов как центров ремесла и торговли, рост товарно-денежного обращения определили формы“экономической деятельности холопа вне господского двора”, тогда как сама по себе его деятельность была обусловлена особенностями холопства как местного института, бывшего следствием той смягченной (сравнительно с челядинством) разновидностью рабства, допускавшего и, быть может, предполагавшего некоторую дееспособность порабощенных, — в прошлом полноправных свободных людей. Если Пространная Правда, наделяя холопа экономической дееспособностью, лишает его правоспособности в этой сфере, устанавливая ответственность господина за сделки, совершенные им, то договор 1229г. Смоленска с Ригою и Готским берегом говорит только о торговой деятельности, но и о правомочии холопа. "Или Немечьскый гость, - гласит статья 7 договора, - дасть холопу княжю или боярьску, а кто его задницю возметь, то в того Немчичю товар взяти". А. А. Зимин полагал, что настоящая статья "восходит к ст. 117 Пространной Правды, говорящей об ответственности хозяина за долги холопа. Однако в ст. 7 мы встречаемся с дальнейшим изменением положения холопа: статья уже знает имущество холопа (задница, останок). Это свидетельствует о расширении его самостоятельности и постепенном изживании рабства на Руси”. Едва ли статья международного соглашения восходит к Пространной Правде, предназначенной для внутреннего пользования. Источником как статьи 7 договора Смоленска с Ригою и Готским берегом, так и статьи 117 Пространной Правды явилось реальное положение холопов в жизни, характеризуемое их известной самодеятельностью. Статья 7 свидетельствует об имущественных и наследственных правах холопов в Древней Руси, об определенной ответственности холопов перед законом. Во всем этом мы видим не изживание рабства на Руси, как утверждал А. А. Зимин, а отражение своеобразного статуса холопов в древнерусском обществе, отношение последнего к рабам из сограждан, которые по экономической необходимости или каким-нибудь иным соображениям уходили в холопство. Таким образом, и Русская Правда и другие источники дают основание заключить о наличии у древнерусских холопов элементов дееспособности и правоспособности, отделяющих эту категорию рабов от челяди, лишенной каких бы то ни было прав. Это позволяет отвести замечание А. А. Зимина в наш адрес: “Но так как автору не удалось доказать существования в Пространной Правде каких-либо черт различия в источниках и правовом положении холопства и челядинства, его предположение (об отличие холопов от челяди. — И. Ф. ) не может быть принято”. Как мы только что видели, “черты различия”холопов и челяди отчетливо проступают в письменных памятниках, в том числе и в Пространной Правде. Следовательно, нельзя смешивать холопов с челядью. Точно также нельзя смешивать поступление в холопы местных людей с пленением иноземцев и их обращением в рабство. Разные источники происхождения холопства и челядинства по-разному влияли на положение холопов и челядинов в древнерусском обществе, обеспечивая первым некоторые бытовые, экономические и юридические послабления и ставя вторых в очень жесткие и суровые условия. Это мнение о челяди и холопах, высказанное нами еще в 1965 г. , вызвало неоднозначную реакцию у историков: и положительную и отрицательную. Об отношении А. А. Зимина мы уже знаем. А вот оценка Л. В. Черепнина : "Замечания И. Я. Фраянова безусловно остроумны. Но из них никак не вытекает, что челядь состояла только из пленных. Мне кажется, этот тезис надо отвергнуть". Зато В. В. Мавродин целиком принял данный тезис : "Источники различают 1)челядина и 2) холопа....
Более позднее появление термина "холоп" в источниках объясняется и более поздним применением его по отношению к определению "Холопы"-рабы. Это ни у кого не вызывает сомнений Но "холопы"-не "челядь". "Челядь"-это полонянники в древности иноплеменники. Холопы же вербуются из среды соплеменников, внутри данного общества и являются продуктом тех социальных процессов, которые идут именно внутри данного общества. Поэтому источники холопства иные.... Среди источников холопства нет только одного— плена. И это понятно. Пленный становился не холопом, а челядином”. Разделяет нашу точку зрения и Л. В. Данилова. “К концу X-XI в. , — пишет она, —плен потерял значение единственного источника пополнения контингента рабов, явственно обозначилось новое явление, отразившее существенные сдвиги в социальной структуре восточного славянства: появилось холопство— рабство соплеменников”. Примечательный факт: отдельные исследователи, которые не согласились в принципе с нашим подходом к челяди и холопам, вынуждены все же развивать в какой-то части проблемы созвучные нашему взгляду идеи. Так С. А. Покровский говорит: “С появлением местных социальных источников рабства входит в употребление новый термин— холоп.... ”. У М. Б. Свердлова “основным источником холопства был не плен, а личная зависимость соплеменников, устанавливаемая в результате социально-экономических процессов”. Холопство являлось одной из форм внутренней эксплуатации, существовавшей в древнерусском обществе, в то время как челядинство было частью системы внешней эксплуатации, возникающей в результате военных столкновений различных племен и народов. В эту систему входило и данничество, к изучению которого мы приступаем.
