История НЭПа в Ярославской области
17
Оглавление
Введение
I. Социально-политическая эволюция рабочего населения Ярославля в 1900-1918 гг.
II. Ярославские рабочие и власть в период НЭП
Заключение
Использованная литература и источники
Введение
Тема НЭПа - одна из наиболее актуальных в истории России ХХ века. Оценки этого периода варьируются в зависимости от общих концепций, которых придерживаются авторы научных и историко-публицистических работ, посвященных этой переходной, противоречивой эпохе. Современные дискуссии о НЭПе во многом восходят к политическим дискуссиям времен внутрипартийной борьбы 1920-х гг., проблематика которых вновь была поднята в эпоху перестройки, чье созвучие с НЭПом породило огромный общественный и научный интерес к ранней советской истории.
В настоящее время, когда рыночные отношения в нашей стране окончательно сложились, а события революции 1917 года все более отдаляются от политической злобы дня, стало возможным взглянуть на нэповскую Россию с более объективной точки зрения, свободной от идеологического заказа.
В советской историографии проблемы НЭПа рассматривались с позиций марксистской методологии (в ее специфической марксистско-ленинской форме). Зависимость от классических текстов диктовала советским авторам весьма односторонний подход, заставляла оперировать идеологическими клише и абстрактными социологическими схемами («союз рабочих и крестьян», «смычка города и деревни», «мелкобуржуазная стихия» и т.п.). В этих рамках НЭП рассматривался как гениальный тактический маневр большевистской партии, необходимый переходный период, встроенный в жестко заданный, предначертанный классиками, сценарий прогрессивного развития советского общества. Реальные социальные противоречия, реакция разных слоев населения на новые экономические и политические реалии 1920-х гг., бытовые условия, в которых жили постреволюционные массы, трактовались исходя из идеологических посылок: борьба элементов отжившего общества с нарождающимся новым миром, столкновение старого и нового быта, «буржуазная накипь», «нэповский угар», «старорежимная отсталость», «правые и левые уклоны», противостоящие культурной революции, олицетворяемой победившим рабочим классом, рабочей и крестьянской молодежью, «верными ленинцами» - носителями окончательной исторической истины.
В 1980-90-е гг. подобная концепция подверглась тотальной критике. Снятие цензурных запретов сделало доступным для широкой аудитории новые источники, мнения, оценки. В частности стали исследоваться и издаваться материалы внутрипартийных дискуссий, произведения Л.Д. Троцкого, Н.И. Бухарина, экономистов неоэсеровской школы, западных ученых, уделявших - как, например, Шейла Фицпатрик или Теодор Шанин - пристальное внимание проблемам ментальности, низовым общественным процессам, региональной истории. В исторической науке стали вырисовываться контуры «другого НЭПа» Характерным примером критического переосмысления проблемы НЭПа в историографии периода перестройки является работа М. М. Горинова «НЭП: поиски путей развития» (М., «Знание», 1990), характеризующая НЭП как вынужденную политику, сопровождавшуюся чередой кризисов и болезненным для большевистского руководства поиском альтернатив. . Историческое значение 1920-х гг. начало переосмысливаться. Современные исследователи видят НЭП скорее как некую «точку бифуркации», время мучительного поиска альтернатив, упущенных возможностей.
Сходясь в отрицании вульгарно-детерминистской трактовки исторического процесса, характерной для официальной историографии советского времени, современные авторы, придерживающиеся разных взглядов, зачастую расходятся в своих оценках. Для либерально настроенных историков НЭП - это краткая и преходящая «оттепель», временное и частичное ослабление тоталитаризма, начало которого связывается с Октябрьской революцией и красным террором. Напротив, ряд отечественных и зарубежных авторов, придерживающихся левых концепций (например, В.З. Роговин, Б.Ю. Кагарлицкий, А.В. Бузгалин), видят в НЭПе эпоху противоборства различных моделей социалистического развития.
По нашему мнению теоретические обобщения и выводы, касающиеся нэповской России, должны исходить не из априорных идеологических схем, а из исследования «живой жизни» людей, непосредственно включенных в исторический процесс, рядовых представителей данной эпохи. Только так можно установить подлинную диспозицию общественных сил, услышать реальный голос тех самых «угнетенных масс», от имени которых и, как предполагается, во имя которых совершался эпохальный исторический переворот первой половины ХХ века. При этом следует учитывать как неоднородность вовлеченных в этот переворот социальных групп, их ожиданий и интересов, так и специфику источников, на которые мы опираемся. Особое значение в данном контексте приобретает позиция (позиции) рабочих, поскольку именно этот класс считался главной опорой властей, гегемоном постреволюционного общества. Актуальность данного подхода доказывает появление большого числа региональных исследований, привлекающих богатый материал провинциальных архивов для характеристики нэповского общества и его отдельных аспектов. При этом предпочтение отдается источникам, отражающим мнение рядовых трудящихся (например, сводки ГПУ, письма рабочих в газеты и государственные структуры), массовым источникам (например, коллективным договорам, данным жилищно-коммунальной статистики). Яркими примерами такого рода публикаций являются использованные нами работы Л.Н. Лютова, С.Б. Ульяновой, А.В. Мирясова, Д.А. Волкова и других авторов.
Говоря о рабочем классе Ярославской губернии и его отношении к НЭПу, мы стремимся рассмотреть данный социальный слой в его динамике, в свете тех изменений, которые претерпевал российский и ярославский пролетариат в ходе революции и Гражданской войны; учесть региональные особенности: численность, структуру, социальный состав, условия существования, ментальность и т.д., характерные именно для ярославских рабочих. Поскольку исчерпать данную тему в рамках курсовой работы не представляется возможным, в нашем исследовании мы ограничились одной группой источников, которая, по нашему мнению, дает богатый материал для характеристики настроений рабочих указанного периода. Это партийная публицистика, представленная публикациями ежемесячного журнала Ярославского губкома РКП (б) «На перевале», и адресованная главным образом читателю-партийцу. Несмотря на очевидную тенденциозность и односторонность данного органа, он, тем не менее, представляется достаточно репрезентативным (в отличие от партийных изданий более позднего периода). Взаимоотношения рабочих и власти глазами рабочих-во-власти - такова, по нашему мнению, проблематика, раскрыть которую позволяют материалы внутрипартийной периодики начала 1920-х гг. Следуя принципу объективизма, мы стремились реализовать критический подход к данной категории источников, обращая внимание, прежде всего, на те фрагменты, которые не вписывались в общую идеологическую схему, носили характер непосредственных наблюдений авторов.
Кроме того, нами были задействованы источники, опубликованные в различных краеведческих сборниках, а также исследования ярославских историков и исследователей из других регионов.
В первой части курсовой работы мы останавливаемся на проблеме формирования классового сознания ярославских рабочих в период с 1900-х по 1920-е гг. Выделение данной темы представляется нам необходимым, поскольку восприятие ярославскими пролетариями НЭПа и большевистской власти в целом было обусловлено их предшествующим социальным и политическим опытом, сильными традициями классовой борьбы. Анализ этого опыта позволяет рассматривать ярославских рабочих как активную, самостоятельную социальную силу, чьи ценности, идеалы, общественные ожидания формировались под влиянием социалистической идеологии, однако не были ни порождены ею, ни полностью зависимы от партийной политики. Применительно к периоду Гражданской войны и НЭПа можно, скорее, говорить о зависимости большевиков, особенно нижнего звена партийных активистов, от колебаний пролетарского общественного мнения.
Во второй главе рассматривается период внедрения и развития НЭПа (1921-1923 гг.), что обусловлено особой остротой и рельефностью, с которой в это время проявлялась реакция масс на частичную реставрацию рыночных отношений. К сожалению, в силу ограниченности рамок работы мы не смогли в должной мере рассмотреть эволюцию настроений ярославских рабочих в период расцвета и ликвидации НЭП. Таким образом, предмет нашего исследования нами далеко не исчерпан и требует дальнейшей разработки.
Наконец, следует сказать несколько слов об используемых нами терминах. В данной работе мы пользуемся рядом понятий, свойственных марксистской историографии, как то: рабочий класс, пролетариат, классовое сознание, классовая борьба и т. д. В то же время мы часто обращаемся и к таким терминам как «ментальность». Несмотря на некоторую эклектичность подобной терминологии, мы считаем ее использование оправданным. Заимствования из марксистского словаря кажутся нам необходимыми, поскольку они являются адекватными описываемой эпохе и органичными по отношению к той социальной среде, о которой идет речь. Термины «рабочий класс» и «пролетариат» употребляются нами как синонимы, в том их «классическом» значении, которое было господствующим в первой половине ХХ века - т. е. фабрично-заводские наемные работники физического труда.
С другой стороны, говоря об отношении рабочих к НЭПу, мы не можем игнорировать социально-психологический аспект проблемы, т.к. наша работа посвящена не столько истории рабочего движения, сколько истории общественного мнения или мнений, присущих данной общественной группе. Поэтому ментальность как склад ума, мироощущение, мировосприятие Современный словарь иностранных слов. М., «Русский язык», 1992. С. 371 является для нас важнейшей аналитической категорией.
I. Социально-политическая эволюция рабочего населения Ярославля в 1900-1918 гг.
В начале ХХ века Ярославль не принадлежал к числу индустриальных центров. Крупной тяжелой промышленности, считавшейся в те годы главным оплотом организованного рабочего движения, и ассоциировавшейся в произведениях социал-демократических публицистов с высокой «пролетарской сознательностью», в Ярославле не было вовсе. Зато имелось множество мелких предприятий текстильной, деревообрабатывающей и пищевой отраслей, традиционно связанных с селом. Несмотря на некоторое изменение структуры ярославской промышленности в период Первой мировой войны, еще в 1927-м г. Владимир Маяковский мог с полным правом именовать ярославских рабочих «маслобоями и текстильщиками» «Вглядись в минувшее бесстрастно…», Ярославль, 1995. С. 314.
Вот как рисует «портрет» ярославского пролетариата 1900-х гг. социал-демократка О.А. Варенцова: «Если в Иваново-Вознесенске в минувшие годы на каждом шагу всегда и везде сталкиваешься с рабочими, то Ярославль имел физиономию интеллигентского города… Самая большая фабрика - Ярославская Большая Мануфактура находилась за пределами города… Колесников (партийный товарищ Варенцовой - Авт.) сразу и живо почувствовал разницу между иваново-вознесенской и ярославской фабриками. Жаловался на отсталость ярославских текстильщиков. Особенно его удручало и раздражало царившее на фабрике низкопоклонство рабочих перед фабричной администрацией. «Старой деревней веет от ярославской фабрики», - заявил он мне, проработавши три-четыре дня… Ярославские текстильщики, крепко связанные с землей, с деревней и заключавшие в своих рядах ничтожное число городского пролетариата, отличались большей патриархальностью, чем иваново-вознесенские» «Дайте нам организацию революционеров…». М., Политиздат, 1987. С. 380, 384.
И все же, революционное брожение, охватившее страну в период первой русской революции, не могло обойти и ярославских рабочих. Тем более что условия их существования всячески способствовали развитию протестных настроений. И. Колышко в книге «Очерки современной России» дает рельефное изображение условий труда на ярославской табачной фабрике Дунаева (1887 год): «Пройдитесь по фабрике. Загляните в эти темные подвалы без намека на вентиляцию, где столбом стоит мелкая табачная пыль, едкая и проникающая всюду, где копошатся тени людей с заткнутыми носами, ушами и даже ртами. Они работают там по 14 часов в сутки… Худые, изнуренные, землистого цвета, вот они валяются на своих грязных нарах, в грязном до отвращения, тесном и душном помещении» Ярославль. История города в документах и материалах. Ярославль, Верхневолжское книжное издательство, 1990. С. 288. Почти в тех же самых выражениях описывает условия труда на ЯБМ в 1903-м гг. рабочий-большевик П.Н. Караваев: «Тяжелое впечатление производила сама атмосфера, насыщенный пылью воздух в цехах, особенно в чесальном отделении, где очесы хлопка кружились в воздухе, оседали кругом, попадали в рот, в легкие. Трудно было представить себе, как может человек пробыть в такой атмосфере целый рабочий день - 10-12 часов. Землистого цвета, покрытые пылью лица рабочих красноречивей всех слов говорили о тяжелых условиях труда» Там же. С. 289. В то же время следует отметить, что отношения между работниками и работодателями, особенно на старых (как ЯБМ) и мелких предприятиях зачастую носили патерналистский характер, во многом воспроизводя архаичную модель взаимодействия барина и крестьян в дореформенной деревне. В 1902 году газета «Искра» так описывала ситуацию на валеном заводе Свешникова: «На валеном заводе Свешникова царствуют нравы по Домострою. В 9 часов вечера рабочих запирают, и никто уже не смеет проникнуть за ворота; хозяин нередко «ласкает» рабочих, как может только «ласкать» хозяин. Раньше на Свешникова работали кустари-валяльщики, теперь на смену им пришел завод… и побежденные кустари смиренно переносят хозяйский гнев, хозяйскую любовь» Там же. С. 289. Таким образом, отсутствие каких либо формальных трудовых прав и социальной защиты могло в известной степени компенсироваться неформальным «обычным правом», в рамках которой хозяин предприятия выступал в отеческой ипостаси, а рабочим уготовлялась роль «детей».
Несмотря на сравнительно низкий удельный вес пролетарского населения, оно все же представляло собой опасную для властей силу, т.к. значительная его часть была сконцентрирована на крупном предприятии (ЯБМ) и компактно проживала в Закоторосльной части города. К октябрю 1905 года медленно вызревавшие оппозиционные и революционные настроения пролетарской массы вылились в масштабные выступления, кульминацией которых стала «кровавая пятница» 9 декабря 1905 года. Этому предшествовали грандиозные по ярославским меркам «октябрьские события»: всеобщая забастовка, охватившая не только крупнейшие предприятия и железнодорожные мастерские, но и пекарей, кузнецов, сапожников, извозчиков и даже домашнюю прислугу. В Ярославле формируются вооруженные рабочие дружины, происходят кровавые столкновения с черносотенцами, казаками и полицией. Все свидетельствует о переломе в сознании ярославских трудящихся, которые до сих пор - по словам Е. Ярославского - считались «непоколебимым оплотом консерватизма и покорности» Там же. С. 327. Однако ошибочно думать, что пролетарские массы Ярославля в 1905-м году слепо шли за социал-демократами или другими революционными организациями, в одночасье отбросив все то, что последние именовали «отсталостью». Напротив, многие источники позволяют сделать вывод о том, что, соприкасаясь с леворадикальной средой, ярославские рабочие старались дистанцироваться от «политики», действуя скорее в тред-юнионистском, чем революционно-социалистическом русле. Об этом говорит, прежде всего, подчеркнуто экономический характер выдвигаемых требований. Корреспонденция в социал-демократической газете «Новая жизнь» от 10 ноября 1905 года отмечает: «Карзинкинцы уже стали ходить на социал-демократические митинги. Собираясь отдельно, они вырабатывали и требования, главным образом, экономические» Там же. С. 327. Е. Ярославский вспоминает: «Весь 1905 год, победа рабочего класса, успех его стачечной борьбы разбудили, расшевелили и Ярославскую Большую Мануфактуру. Образовался стачечный комитет, в который нам удалось ввести и своего представителя от комитета партии. Надо сказать, что руководители стачки - совсем не социалисты - очень боялись, особенно вначале, испортить дело «политикой». Поэтому когда я отправился на первые собрания на больших фабриках, товарищи немедленно предупреждали меня: «Смотрите, не говорите про царя, про бога» Там же. С. 338. Впрочем, возможно, что в этой демонстративной лояльности монархическим и религиозным устоям проявилось своеобразное двоемыслие, лукавство, свойственные русскому крестьянину, от которого ярославский рабочий того времени отличался не так уж сильно. Тот же Ярославский рассказывает следующий эпизод: «Я помню, как один пожилой рабочий, который перед моим выступлением защищал царя, в частной беседе со мною, здесь на собрании, в каком-то исступлении требовал: «Так их! Говори про всех: про царей, про митрополитов говори, про хозяев!..» Там же. С. 339.
Социалистические идеи, безусловно, нашли определенный отклик в рабочей среде, о чем свидетельствовал рост численности революционных организаций, образование ячеек РСДРП на предприятиях, рабочих боевых дружин. Независимо от готовности основной массы фабричных принять конечные цели революционеров, идеи классовой солидарности в борьбе за общие интересы пустили глубокие корни в сознании ярославцев.
В период спада революционной волны протестная активность ярославских пролетариев заметно пошла на убыль, сменившись апатией и разочарованием. В 1910-м бюллетень Ярославского комитета РСДРП уже отчаянно призывал рабочих «опомниться»: «Вы не только боитесь сказать резкое слово правды, но затыкаете уши, когда это слово говорят другие. Страх наполняет всю вашу жизнь, из-за него вы готовы отречься от всего, что не угодно полиции и вашим хозяевам» Там же. С. 372. Однако полное возвращение к патриархальным порядкам, царившим до 1905 года, было уже невозможно.
В годы Первой мировой войны структура ярославской промышленности претерпела серьезные изменения, связанные с милитаризацией экономики, ее переориентацией на военные нужды. «В Ярославской губернии сократилось производство строительных материалов, свинцовых белил, фарфоровых и других, не связанных со снабжением фронта изделий. Из-за нехватки зерна сокращалась мукомольная промышленность. В то же время расширяли производство отрасли, работающие на войну, и, прежде всего, металлообработка. Удельный вес рабочих-металлистов вырос с 8,6% в 1913 г. до 17,2% в 1916 г. В губернии началось строительство двух автомобильных и одного авиационного завода. Сюда из прифронтовых районов эвакуировались 22 предприятия, в том числе 5 металлообрабатывающих. Общая численность фабрично-заводских рабочих увеличилась с 43, 4 тыс. в 1913 г. до 50, 2 тыс. в 1916 г. Усилилась и концентрация: на крупных предприятиях (500 и более рабочих) было занято 68,5% всех работающих в промышленности (в 1913 г. - 63,2%)» Очерки истории Ярославской организации КПСС. 1883-1937. Ярославль, Верхневолжское книжное издательство, 1985. С. 138 . Изменился и поло-возрастной состав ярославского пролетариата: «Большинство кадровых рабочих-мужчин оказались мобилизованными в армию, и на их место приходили женщины и подростки, составившие в 1916 г. 64,1% рабочих» Там же. С. 138.
События 1917 и, особенно, 1918 гг. наглядно показали неустойчивость политических симпатий ярославских трудящихся, а зачастую и прямо антибольшевистский характер их предпочтений. Даже авторы тенденциозных «Очерков истории Ярославской организации КПСС» приводят данные, которые говорят о превалирующем влиянии меньшевиков и эсеров на рабочую массу, причем не только в первые послефевральские месяцы (что соответствовало общероссийским тенденциям), но и осенью 1917 года. Кто составлял социальную опору октябрьского переворота в Ярославле, определенно показывают результаты перевыборов в местный Совет рабочих (сентябрь-октябрь 1917 г.): в новый состав вошло 36 большевиков против 16 в прежнем совете. Но перевес сохранялся за меньшевиками и эсерами (67 депутатов). В солдатском совете, напротив, преобладали большевики. «Таким образом, - пишут авторы «Очерков», - в целом в Ярославском Совете рабочих и солдатских депутатов из 250 мест большевикам принадлежало 111, меньшевикам и эсерам - 82 и остальным (беспартийным и представителям других партий) - 57» Там же. С. 159. Однако это явное искажение истины, поскольку объединение рабочего и солдатского советов произошло лишь 2-4 ноября 1917 г.
