Российское просвещение в XIX веке и его роль в цивилизационном обновлении страны
2
МОСКОВСКИЙ ГУМАНИТАРНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ
КАЛУЖСКИЙ ФИЛИАЛ
Кафедра связей с общественностью
КУРСОВАЯ РАБОТА
по дисциплине: отечественная история
на тему: Российское просвещение в 19 веке и его роль в цивилизационном обновлении страны
Калуга 2010
Содержание:
Введение
1. Российский либерализм XIX века
1.1 Два движущих фактора "русского либерализма"
1.2 "Партия прогресса" в середине XIX века
1.3 Слагаемые либеральной традиции в эпоху преобразований
2. Культура России XIX века
2.1 Россия в первой половине XIX века
2.2 Многозначность слова «просвещение»
2.3 Культура в период буржуазных преобразований
60-70-х годов
2.4 Культура пореформенной России. Вторая половина XIX века
2.5 Борьба общественности за развитие народной школы.
Состояние просвещения
2.6 Общественно-политическая мысль
2.7 Художественная культура
3.Заключение
4. Список использованной литературы
Введение
Либералимзм (фр. libйralisme) -- философская и экономическая теория и политическая идеология, которая исходит из положения о том, что человек свободен распоряжаться собой и своей собственностью.
Идеалом либерализма является общество со свободой действий для каждого, свободным обменом политически значимой информацией, ограничением власти государства и церкви, верховенством закона, частной собственностью и свободой частного предпринимательства. Либерализм отверг многие положения, бывшие основой предшествующих теорий государства, такие как божественное право монарха и роль религии как единственного источника знания. Фундаментальные принципы либерализма включают индивидуальные права (на жизнь, личную свободу и собственность); равные права и всеобщее равенство перед законом; свободную рыночную экономику; правительство, избираемое на честных выборах; прозрачность государственной власти. Функция государственной власти при этом сводится к минимуму, необходимому для обеспечения этих принципов. Современный либерализм также отдаёт предпочтение открытому обществу, основанном на плюрализме и демократическом управлении государством, при условии защиты права меньшинства и отдельных граждан.
Слово «либеральный» происходит от лат. liber («свободный»). Тит Ливий в «Истории Рима от основания города» описывает борьбу за свободу между классами плебеев и патрициев. Марк Аврелий в своих «Рассуждениях» пишет про представление «о государстве, с законом, равным для всех, где признаются равенство и равное право на речь; также о единодержавии, которое всего более почитает свободу подданных». В эпоху итальянского Возрождения эта борьба возобновилась между сторонниками свободных городов-государств и Папы Римского. Никколо Макиавелли в своих «Рассуждениях о первой декаде Тита Ливия» изложил принципы республиканского правления. Джон Локк в Англии и мыслители французского Просвещения сформулировали борьбу за свободу в терминах прав человека.
В русский язык слово «либерализм» пришло в конце XVIII века из французского (фр. libйralisme) и означало «вольнодумство». Негативный оттенок до сих пор сохранился в значении «излишняя терпимость, вредная снисходительность, попустительство» («Новый словарь русского языка» под ред. Т. Ф. Ефремова). В английском языке слово liberalism также изначально имело негативный оттенок, но утратило его.
Изначально либерализм исходил из того, что все права должны быть в руках у физических и юридических лиц, а государство должно существовать исключительно для защиты этих прав (классический либерализм).
1. Российский либерализм XIX века
1.1 Два движущих фактора "русского либерализма"
В своей статье "Российский либерализм XIX века: формула судьбы" доктор исторических наук, зав. отделом журнала "Отечественная история" Сергей Секиринский прослеживает развитие в нашей стране либерального движения и его идеологии на протяжении всего XIX века, пытаясь дать наиболее краткую и обобщающую характеристику так называемого "русского либерализма" как одного из основных направлений политической жизни России дореформенного и пореформенного времени.
"Не раз уже было замечено, - пишет он, - что российской политической истории XIX в. особенно свойственна цикличность, сопоставимая с движением по спирали. Восходящую линию этого развития в повторявшиеся периоды замедления модернизационных усилий власти и преобладания бюрократического консерватизма неизменно продолжали подспудные процессы, происходившие в общественной среде. История не тогда делается, когда наступает развязка, а тогда, когда развязка подготовляется в тайниках жизни; один только великий деятель у нас и есть - это время, смена поколений. Из этих слов автора статьи следует, что "русский либерализм" формировался, по крайней мере, под воздействием двух факторов. Первый из них фактор естественный - смена поколений в самой российской правящей элите. Второй - подспудная внутриэлитная борьба, вызванная этой сменой поколений, борьба за верховенство, которая большей частью действительно происходила глубоко в тени, проявляясь на поверхности общественной жизни в литературных отражениях, перестановках в правительстве, постановлениях и указах императора, дуэлях, опалах, ссылках, отставках и др. эксцессах, постороннему наблюдателю непонятных.
1.2 «Партия прогресса» в середине XIX века
"Уже опыт первой четверти XIX столетия показал, - утверждает автор, - что европейские идеалы политической и гражданской свободы, вдохновлявшие тогда передовых деятелей, как в правительстве, так и вольно-служилой дворянской среде, оборачивались при попытках их осуществления на неподготовленной почве ростом авторитарности, компенсирующей общественную незрелость. Это происходило либо за счет реального усиления монархической власти, либо путем вызревания в среде политической оппозиции идеи военного переворота с его логическим завершением - диктатурой якобино-бонапартистского типа, нашедшей свое идеологическое оформление во взглядах П.И.Пестеля. В связи с этим и обращение образованного меньшинства к "наследию Петра" в последекабристский период было не только закономерным возвратом в русло политической традиции, из которого его "выбили" исключительные международные обстоятельства начала XIX века, но и отражением глубокого сдвига в отношениях русской интеллектуальной элиты с российской действительностью. Сдвиг произошел в исключительно плодотворном направлении: от научения к ученичеству, от воздействия к взаимодействию. Конечным результатом первых попыток формулирования и воплощения целостной либеральной программы стало изменение заимствованной либеральной парадигмы применительно к национально-своеобразным условиям России, что уже было связано в основном с деятельностью "людей 40-х годов", ставших реформаторами 60-х".
Что правящую элиту, которую создал Петр I по своему образу и подобию на беду России, всегда объединяло главное: ненависть к России как стране якобы азиатской по преимуществу, отягощенной византийским и монгольским наследием. Мы не будем здесь затрагивать вопрос о монгольском и византийском наследии. Мы лишь вслед за евразийцами скажем прямо, что благодаря именно этому наследию Россия смогла состояться как особая цивилизация, как особый культурно-исторический тип, как государство и величайшая в мире империя. Россия по своей сути никогда не была всецело азиатской, а тем более европейской. Она представляет собой Евразию, и эта очевиднейшая констатация ее срединного (как культурного, так и географического) положения в мировом пространстве совершенно не позволяет трактовать ее историю в русле истории европейской, то есть по тем же путевым вехам, которыми обозначают развитие цивилизации Запада. "Птенцов гнезда Петрова" объединяла не только ненависть к "азиатской" России (читай: к Московской Руси), но и общая культурная основа и общее привилегированное положение, которое они занимали по отношению к остальным сословиям русского народа и которое стремились сохранить всеми возможными способами. Их общая культурная основа, их культурная родина находилась на Западе, в странах европейских, по преимуществу германских. Для многих из них Запад был и кровной Родиной, как, например, для фельдмаршала Миниха. Эта культурная среда, в которой вращались последователи Петра, была совершенно чуждой и непонятной подавляющему большинству населения империи, населения, продолжавшего жить по законам Московской Руси. Для русского народа, для которого культурные ценности Московской Руси не были пустым звуком, романовское дворянство и сам Петр выступали как изменники, как "немцы", коварно захватившие Святую Русь и закабалившие ее православный народ. Это убеждение наиболее глубоко усвоили древлеправославные христиане, которых обзывают раскольниками. Хранят они его и теперь. В свою очередь дворянство, воспитанное на идеях Петра I, усвоило иной, непримиримый, взгляд на Россию как на дикую варварскую страну, которая требует, якобы, силового культуртрегерского и цивилизаторского вмешательства в европейском духе. В этом смысле они думали, чувствовали и действовали примерно так, как думали, чувствовали и действовали английские колонизаторы в Индии. Мало того, петровские цивилизаторы считали Россию не общенародным достоянием, а своим необъятным и вечным владением, своим огромным помещичьим хозяйством. С этой точки зрения, Русь и народы на ней проживающие должны были служить материалом для процветания благородного цивилизованного общества, каким полагало себя романовское онемеченное, ополяченное и офранцуженное дворянство. Именно в этом пункте русское крестьянство стало им рассматриваться как ничтожество. А у ничтожества не должно быть никакой культуры, поэтому всякая память о былом культурном величии Московской Руси искоренялась, извращалась и замалчивалась.
Поскольку российское дворянство жило европейской жизнью, чувствовало и мыслило так, как чувствовала и мыслила Европа, оно переживало и все исторические коллизии, переживаемые Западом, но с большим опозданием, ибо находилось на далекой периферии западной цивилизации. Можно сказать, что дворянская Россия была задним двором Европы. Когда на Западе время "просвещенного абсолютизма" уже угасало, в России только-только занималась его заря, а когда в России "просвещенный абсолютизм" достиг своего классического расцвета, Европа находилась под властью буржуазии и буржуазного либерализма. Именно это обстоятельство и ни что иное объясняет русское пресловутое внутриэлитное противоречие между "отцами" и "детьми", борьбу поколений за верховенство, за выбор направленности политического маневра правящего слоя. Сие обстоятельство мы назовем фактором глубокого и устойчивого европейского провинциализма дворянско-помещичьей России. Этот фактор, а также другой, не менее важный, фактор национальной "беспочвенности" дворянского сословия и дворянской интеллигенции сыграли огромную роль как в появлении феномена "русского либерализма", так и в "цикличности" российской истории XVIII - XIX вв. Провинциализм дворянской России имеет смысл лишь по отношению к западной цивилизации. Причина "вечного опоздания" русских европейцев заключалась не только в географической удаленности нашей страны от ведущих центров Запада, но и во временной нестыковке России и Европы. И дело не только в том, что некое событие, происходящее на Западе, доходило до России и ее окраин с определенным опозданием. Дело еще в другом. Поскольку петровская Русь оказалась втянутой на европейский путь в качестве "второго эшелона модернизации", она не могла "шагать" с европейской цивилизацией в "ногу". Отсюда возник хронологический парадокс: то, что для Запада было уже "прошлым", для петровской Руси было еще "настоящим", а то, что для Запада было "настоящим", для петровской Руси оборачивалось "будущим". Пример: если в эпоху Екатерины II "просвещенный абсолютизм" для Франции был ее "прошлым", то для России он оказывался "настоящим"; если французская буржуазная революция была для Франции ее "настоящим", то для эпохи "просвещенного абсолютизма" в России она представала как "будущее". Ясно, что это обстоятельство не могло не иметь серьезного влияния на историю петербургской империи. В дворянском обществе влияние хронологического парадокса выразилось в борьбе его поколений, в его расколе на "отцов" и "детей". "Дети" (или молодежь) более восприимчивы ко всему новому, поэтому они, в отличие от "отцов", в какой-то мере шли или пытались идти с Европой в "ногу", жили ее действительным "настоящим", были ее подлинными современниками. В то же время "отцы" оставались еще в европейском "прошлом". Но они оставались там не в силу какой-то особенной любви к этому "прошлому", не потому, что они были отъявленными ретроградами и реакционерами, а потому, что европейское "настоящее" с его революционными вихрями и бурями воспринималось ими как грозное и ужасное российское "будущее". "Отцы" боялись разрушительной революции, испытывали перед ней смертельный страх. И этот страх приобретал в условиях "азиатской" России гиперболические черты, поскольку революция в сознании дворянства тесно переплеталась с "бунтом бессмысленным и беспощадным", с пугачевщиной, с "анархической" казацкой вольницей, с нашествием варварских степных орд на просвещенный и цивилизованный европейский оазис, насажденный в полутатарской Московской Руси рукою Петра Великого. По этой причине "отцы" сделались "консерваторами", "ретроградами" и "реакционерами". И чем больше усиливался их "консерватизм", тем больше возрастал "либерализм" "детей", переходящий в радикализм, выражавшийся в нетерпении молодых сердец, страстно желающих, чтобы вся Россия без остатка, единым полком шагала в ногу с буржуазным Западом. Надо здесь уточнить, что русский дворянский "консерватизм" был всегда проникнут духом "консерватизма" европейского, а еще точнее, - германского, австрийского или прусского толка. Еще мало изучена степень влияния на российскую элиту прибалтийских (остзейских, курляндских и иных) баронов, французских легитимистов, сбежавших от Великой французской буржуазной революции в Петербург, прусского юнкерства, династических связей рода Романовых с немецкими княжескими родами. Но это консервативное, аристократическое и легитимистское влияние несомненно, как несомненна и его роль в укреплении крепостного строя в "азиатской" России. "Азиатское варварство" русского народа требовалось обуздать железной уздой и шпорами европейского абсолютизма и аристократизма. Это был взгляд на Россию скорее просвещенного и культурного (в западном смысле) завоевателя, чем ее единородного сына. То, что Романовы были немцами на русском престоле, немцами, старающимися прижиться на "дикой" русской почве, обусловило все их поведение в России. Немецкая, по сути, династия постоянно жила в страхе за свою судьбу, поскольку была инородным явлением в русской истории, растением чужой земли, искусственно пересаженным на землю холодной "Азии". Большая нелюбовь, если не сказать ненависть, к Романовым жила в сердцах националистически мыслящих декабристов. Для них Романовы были узурпаторами, захватившими русский престол. Ввиду роста национального самосознания некоторой части дворянской интеллигенции, Романовы всячески стремились утвердить в общественном мнении свою легитимность и свою русскость, хотя русскими по духу и по крови вовсе не были. Теория так называемой "официальной народности" выражала претензию немецкой или онемеченной династии на роль рыцарственного хранителя истинной национальной русской традиции и ее верховного истолкователя. Но идеологическая хитрость немцев на российском троне была быстро разоблачена всеми оппозиционными политическими лагерями: как "славянофилами", так и "западниками". Первые увидели в теории "официальной народности" лицемерие императорской фамилии и ее немецкого окружения по отношению к закабаленному русскому народу. Вторые - идеологическое, вызванное, якобы, русской национальной спецификой, оправдание консерватизма и реакции.
Итак, мы несколькими характерными штрихами описали мутацию европейского консерватизма на русской почве. Теперь перейдем к мутации европейского либерализма.
Этот либерализм в российской дворянской среде всегда оказывался в меньшинстве. Он всегда забегал вперед, лез, как говорится, поперёд батьки (читай: "отцов", "императора") в пекло. Но консервативное большинство ("отцы"), обладавшее большей сплоченностью, умело в решительные моменты сдержать его порывы. У них находилось для этого резонное основание - большая вероятность революции, грозившей смести все дворянское сословие: и "консерваторов", и "либералов" - в пропасть. И при том оба крыла российской правящей элиты считали наследие Петра Великого общим наследием. Только "консерваторы" опирались в своей деятельности на консервативные абсолютистские элементы идеологии и практики Петра, а "либералы" - на его демократические и просветительские черты. "Консерватизм" основателя петербургской империи заключался в незыблемом принципе европейского абсолютизма, строгой служило-сословной иерархии и крепостничестве. "Демократизм" его содержал в себе ненависть к аристократии, умение находить талантливых людей во всех слоях населения империи и ставить их на службу государственным интересам, поощрительную политику в отношении промышленников и купцов, общие гражданские принципы поведения и т.д. Как английские колонизаторы в управлении завоеванной Индией сочетали свой личный демократизм и деспотизм в отношении азиатских подданных, так и Петр Великий был деспотом и демократом одновременно. Деспотизм считался полезным инструментом в деле вестернизации варварской Московской Руси, как и в деле вестернизации Индии. Надо сказать, что ни дворянские "консерваторы", ни дворянские "либералы" не осуждали насильственных методов Петра в его практике преобразования России в европейском духе. Они полагали это исторической неизбежностью. По их убеждению, без насилия невозможно было бы "косную, азиатскую" Русь вернуть в лоно мировой христианской цивилизации, центром которой для них являлась Западная Европа. Дальше пути "консерваторов" и "либералов" расходились.
Первые считали, и небезосновательно, что если просвещение в целом полезно для самого дворянского сословия и для части городского ради развития искусств, наук, промышленности и торговли в благонамеренных целях, то для крестьянства оно вредно, ибо может возбудить в нем неподобающие его месту в сословной иерархии настроения и стремления. Несомненно, "консерваторы" были правы в своих опасениях. И тут сказывался не только страх перед социальной революцией-бунтом, но и перед революцией национальной, ибо крестьянство представляло собой неоформленную русскую национальную стихию, враждебно относящуюся к онемеченному дворянству как чужеродной культурной общности, которая к тому же закабалила и стеснила всю русскую народную жизнь в петербургских каменных каналах, воспользовавшись верой русских в православного царя как народного заступника и освободителя. Позволить проникнуть просвещению и образованию в крестьянскую глубь, значит искусственно вызвать к свету русскую национальную патриотически настроенную интеллигенцию, которая одна может возглавить не только социальную, но и национальную революцию во всероссийском масштабе. Это пахло уничтожением европеизированного дворянства и сменой элит, чего "консерваторы" позволить не могли. Не случайно они упорно продолжали проводить репрессивную политику в отношении староверов («старообрядцев»), поскольку староверие (древлеправославие) являлось хранителем истинной русской национальной традиции, как государственной, так и идеологической. Староверие - это скрывшаяся в подполье, в леса, в горы и пещеры Московская Русь. Подпольная Русь могла при благоприятных условиях выйти на поверхность и возглавить крестьянское освободительное движение. (А Петр Великий, как известно, питал к Московской Руси неутолимую ненависть). "Либералы" это тонкое обстоятельство понять не могли, а если некоторые из них понимали что к чему, то не видели большой опасности, ибо они религиозно верили в силу европейского просвещения и "общечеловеческих гуманистических" начал, которые способны, по их мнению, противостоять любым национальным особенностям и началам, а в российском случае - русскому национализму. Европейское просвещение, думали они, полезно для всех слоев российского населения, так как оно одно способно без революционных экцессов цивилизовать всю Россию и присоединить ее к западному культурному ареалу. С этой точки зрения "либералы" выступали как "космополиты" и демократы, европейские правозащитники, буржуазные реформаторы и революционеры, а "консерваторы" как европейские реакционеры-аристократы и "колонизаторы-расисты", желающие равенства и справедливости только для членов своей благородной касты. Первые желали включить Россию в либеральный интернационал и тем самым засыпать пропасть между образованной частью общества и необразованной, вторые - обращались с Россией как с колонией, выжимая из русского народа последние соки и делая ставку на дворянский террор.
