Фразеологические единицы, характеризующие человека - (реферат)
p>Все эти моменты можно обозначить как частные приёмы имитации как конструктивного принципа ЯИ. А вот приём обыгрывания многозначности слова “ржал” ( 1) о лошади: издавать крик; 2) слишком громко смеяться (прост. ) (сл. Ожегова)) является приёмом ассоциативного наложения как принципа ЯИ. Второе значение слова “ржал” в данном контексте реализуется наряду с первым значением, но второе значение снижает исходный текст и служит эстетическим целям А. Иванова– разоблачению объекта пародии и созданию комического эффекта. В качестве пародии на стиль выступает пародия А. Иванова на творчество Б. Заходера.

    А. Иванов.
    Для наших маленьких друзей.
    (Борис Заходер)
    Жили были Зах и Дер
    Дер – охотник на пантер.
    А его приятель Зах –
    Укротитель черепах.
    Зах однажды крикнул: “О! ”
    Дер не крикнул ничего
    Надоело нам читать.
    Мы хотим теперь считать
    Зах плюс буква “О” плюс Дер –
    Получился Заходер.

В данной пародии имитация не преследует цели дискредитации текста – объекта. Это имитация игрем, используемых Заходером – игра авторским именем. А. Иванов расчленяет фамилию поэта на две составляющие, соединённые между собой соединительной гласнойО(по аналогии с типичными для русского языка словами, совмещающими в себе два корня (например, водовоз)). Такая игра именем позволяет А. Иванову использовать приём псевдовосстановления производящей основы. Он заключается в том, что восстанавливается предполагаемая или создается возможная базовая основа для данного слова, которое в современном русском языке является непроизводным. Принцип имитации заключается в пародировании стиля Б. Заходера, его творческого кредо– поэзии для детей. По форме это стихотворение –детская считалка. Иванов заимствует рифмы Заходера и добивается, т. о. , эффекта узнаваемости пародируемого автора.

Принцип ассоциативной выводимости также реализуется в данной пародии, т. е. слово воспринимается в определённом контексте как элемент, зависимый от того или иного вида устанавливаемой мотивационной связи, в результате чего слово получает различную интерпретацию. [11, с. 27].

Пародированием стиля автора пародия, как правило, не ограничивается. Так, наряду с обыгрыванием стиля, очень часто пародист дискредитирует содержание текста–объекта, хотя во многих случаях обыгрывание содержания носят не критический, а юмористический характер.

Так, К. Мелихан, сохраняя форму стиха – танка, наполняет эту форму совершенно неподобающим содержанием. Танка –японское пятистишие, имеющее не только характерный ритм (обычно цезура после третьего стиха), но и характерное содержание как правило философского, эстетического характера. Основные мотивы танка–темы любви и природы, мотив бренности человеческой жизни. На уровне поэтики характерна аллегоричность, игра на ассоциациях, использование готовых образов. Часто это поэтический экспромт, сложенный по конкретному поводу. Приведём для примера классическую японскую танка:

    Словно где-то
    Тонко плачет
    Цикада.
    Как грустно
    У меня на душе.

К. Мелихан обыгрывает философское отвлечённое содержание стиха с помощью следующих приёмов: 1) имитации:

пародирование образной структуры танка, в частности её метафоричности. Так, в 1-ой танка возникает метафорическое сравнение танка (в значение “машина”) с зелёной гусеницей, а в 4 танка по отношению к железной машине употребляется эпитет “верный друг”, что приводит к комическому эффекту. Автор заимствует стиль, поэтику, содержание танка, но утрирует их, доводя до абсурда в целях создания комического эффекта.

Принцип ассоциативного наложения реализуется в омонимичной игре словами “танк” и “танка”, а также “дуло” (безличный глагол) и “дуло” (сущ. ср. рода в значении “ствол огнестрельного оружия” по Ожегову) (см. 5 танка).

В пародиях одновременно реализуются оба значения омонимичных слов, и в результате возникает каламбур, двусмысленность, приводящая к комическому эффекту.

    К. Мелихан.
    Подражания японской поэзии.
    Танки.
    По дороге ползёт
    Зелёная гусеница.
    Осторожно!
    Смотри, раздавить
    Может она тебя
    * * *
    Так мне грустно,
    Что хочется в башню забраться
    И оттуда
    В кого-нибудь
    Метко стрельнуть.
    * * *
    Укроюсь в листве,
    Закутаюсь,
    Чтоб не видел меня
    Сверху
    Чужой вертолёт.
    * * *
    Сколько раз он мне жизнь спасал.
    К своему верному другу
    Подойду
    И похлопаю его
    По броне.
    * * *
    Помню,
    Дуло из люка.
    Захлопнул я люк –
    И дуло
    Исчезло!

В пародии М. Глазкова мы находим насмешку, критику содержательной стороны поэтов, а именно “заумь” и апофеоз “безумия” в текстах прототипах. Доведение этой мысли до абсурда воплощено в слове “бред”.

    Михаил Глазков.
    Бред в квадрате.
    Я как поезд,
    Что мечется столько уж лет
    Между городом “Да”
    И городом “Нет”.
    Ев. Евтушенко.
    С ума схожу. Иль восхожу
    К высокой степени безумства.
    Белла Ахмадулина.
    Невозможно расправиться с нами.
    Невозможнее – выносить.
    Андрей Вознесенский.
    Мы как те буфера, что бренчат столько лет.
    Между пульманом “Смысл” и пульманом “Бред”.
    В однатыщдевятьсотнепонятном году
    Он бредёт, я бреду, мы бредём – всё в бреду.
    Не поймут нас Рязань, Бузулук иль Зима?
    Но зато за кордоном от нас без ума.
    Наплевать, как нас будут потомки терпеть, –
    Нам при жизни скорей воплотиться бы в медь!

В этой пародии нет определённых черт чьего-либо стиля, но есть обобщения на уровне семантики. Принцип имитации реализуется за счёт выявления тематических особенностей пародируемых авторов.

В этой же пародии мы находим обыгрывания парономазов: “он бредёт, я бреду, мы бредём– всё в бреду”.

Глагол “брести” (ЛЗ “ идти с трудом или тихо”) вступает отношения взаимозаменяемости с существительным “бред” (перен. , “нечто бессмысленное, вздорное, бессвязное”), причём значения этих слов моделируют эффект смысловой координации ассоциантов.

Принципа ассоциативного отождествления в данном случае подчинён не целям создания комического эффекта, а стремлению автора пародии раскритиковать данные образцы поэзии на идейном уровне, т. е. поэзия содержит критическую направленность.

Пародированию содержания стиха – прототипа подчинена также следующая пародия: А. Иванов.

    Мотив.
    Первое,
    что я услышал
    при рожденье,
    был мотив.
    То ли древний,
    то ли новый,
    он в ушах моих крепчал
    и какой-то долгой нотой
    суть мою
    обозначал.
    Роберт Рождественский.
    Я родился,
    я резвился,
    постепенно шёл в зенит.
    И во мне
    мотив развился
    и в ушах моих
    звенит.
    В голове он кашу месит,
    нет спасенья от него.
    За себя пишу я
    песни
    и за парня
    за того …
    Свадьба пела и плясала,
    в этом был особый смысл
    и перо моё писало,
    обгоняя даже
    мысль.
    В общем,
    может я не гений
    и впадаю в примитив,
    для “Семнадцати мгновений …”
    песню сделал.
    На мотив
    мне знакомый каждой нотой,
    чей – не вспомню нипочём …
    То ли древний,
    то ли новый,
    впрочем,
    я тут ни при чём.
    А мотив звучит
    и просит
    новых текстов и баллад.
    Отчего же …
    Я не против.
    С удовольствием.
    Я рад.
    Композиторы не чают,
    чтобы дольше он звучал …
    И во мне мотив крепчает!
    Примитив бы не крепчал.

Принцип имитации заключается в варьировании пародистом стиля, образных средств автора, которые попадают в новые языковые условия в другом контексте и приобретают новый смысл. Пародист дискредитирует содержание стиха с помощью языковых средств объекта: так обыгрываются созвучные слова “мотив”–“примитив”. Через этот частный приём в пародии реализуется принцип ассоциативного отождествления.

Комический эффект возникает как следствие параллельной реализации в пародии принципа имитации и ассоциативного отождествления.

В пародии А. Иванова “Каков вопрос” обыгрывается ситуация, положенная в основе стиха– оригинала.

    А. Иванов.
    “Каков вопрос”.
    И всё же я спросил урода,
    Который сам себе не мил:
    “Ты был ли счастлив, Квазимода?
    Хотя б однажды счастлив был? …”
    Диомид Костюрин.
    Хотя и вежливо, но твёрдо
    Я собеседника спросил:
    “Ты был ли счастлив, Держиморда?
    Хотя б однажды счастлив был? ”
    Ответил Держиморда гордо:
    “Я так тебе, сынок, скажу:
    Я счастлив, только если морду
    Хоть чью-нибудь в руке держу! ”
    Оно б и дальше продолжалось,
    Свидание на коротке …
    Но вдруг расплющилось и смялось
    Моё лицо в его руке.
    В качестве приёмов имитации здесь можно выделить:
    цитирование авторских строк в другом контексте;

соотносительная замена одного имени литературного персонажа, ставшее нарицательным, на другое.

Принцип ассоциативной выводимости реализуется с помощью ситуативного обыгрывания внутренней формы слова “Держиморда”– “держать морду”. Так в последней строфе возникает синоним слова “морда” – “лицо”, что усиливает комический эффект. Неудачная ЯИ автора также становится объектом пародии.

    М. Глазков.
    Авторитет и приоритет.
    Во всяком случае, я хлеба
    Побольше Хлебникова ел.
    Павел Мелихин.
    Мой род с десятого колена
    С деревней прочно связь имел.
    Во всяком случае, я хрена
    Побольше Хренникова ел.
    Бывало, только в лес заеду –
    Ажиотаж берёт грибной.
    Ни Грибачёв,
    ни Грибоедов
    Не угнались тогда б за мной.
    А сколько я съедал за сутки
    Пупков утиных по весне!
    Пожалуй,
    даже Ося Уткин
    Не видел столько и во сне.
    И если хлеб,
    Нутром рискуя,
    Я хлеще Хлебникова ел,
    То в лужу сяду уж такую,
    В какой Лужанин не сидел.

В данном тексте пародист находит неудачной ЯИ автора (хлеба ел больше Хлебникова). М. Глазков доводит этот мотивационный каламбур с именем собственным до абсурда путём тиражирования модели через подбор имён известных поэтов с прозрачной внутренней формой.

    Пародист также вводит элемент шутливого “панибратства”:
    “То в лужу сяду уж такую,
    В какой Лужанин не сидел”,
    элемент снижающего переосмысления.

Объект следующей пародии – “скороспелость” и неудачная ЯИ в оригинале (ср. скорости – вскорости, черта – ни черта). Михаил Глазков.

    Памятник Скорописи.
    Мы памятник Скорости
    Поставим вскорости
    У постамента черна черта
    На постаменте – ни черта!
    Роман Солнцев.
    В эпоху космической скорости,
    Немыслимо вострубя,
    Я, мастер неслыханной Скорописи,
    Спешу обогнать себя.
    Достойны лишь эпитафии
    Медлительные письмена.
    Гиперболам плюс метафорам
    Пришла, наконец, хана.
    Толкнём колесо истории, –
    Эй, граждане, торопись!
    По заданной траектории
    Летит моя Скоропись – пись!

Пародист использует приём тиражирования, подмены однокоренных слов, в результате чего возникает эффект актуализации причинно-следственных отношений между ассоциантами: скорость– скоропись – скоропись – пись. Отношения взаимопереходности, парадоксальной взаимозамены ассоциантов обуславливают комический эффект восприятия пародии.

Т. о. принцип ассоциативного отождествления реализуется в данной пародии при помощи обыгрывания парономазов.

Принцип имитации реализуется при помощи пародирования авторского стиля: использование грубо-просторечного ругательства “ни черта” в тексте-оригинале в пародии имитируется с помощью другого грубо-просторечного выражения–“хана”; сохранение ритмической структуры стиха, аллитерации (звуки [р], [с]), характерных для исходного текста. Максимального снижения авторского текста пародист достигает при имитации рифмы оригинала “скорости– вскорости”. В пародии она получает звучание “скоропись – пись –торопись” (взаимодействие приёмов имитации и приёма ассоциативного отождествления).

В следующей пародии производится дискредитация авторской ЯИ, а также разоблачение гигантомании лирического героя.

    А. Иванов.
    Я и Соня,
    или Более чем всерьёз.
    Мог ногой
    топнуть
    и зажечь
    солнце …
    Но меня
    дома
    ждёт
    Лорен Софа.
    Роберт Рождественский.
    Из книги “Всерьёз”
    … А меня
    дома
    ждёт
    Лорен Соня.
    Мне домой
    топать –
    что лететь
    к солнцу.
    А она
    в слёзы,
    скачет как мячик:
    Что ж ты так
    поздно,
    милый мой
    мальчик? –
    Я ей
    спокойно:
    Да брось ты,
    Соня …
    Постели койку
    и утри
    сопли. –
    А она плачет,
    говорит:
    Робик! .. –
    и –
    долой платье,
    и меня –
    в лобик …
    Задремал
    утром,
    так устал
    за ночь …
    Вдруг меня
    будто
    кто-то хвать
    за нос!
    Рвут меня
    когти,
    крики:
    Встань,
    соня!
    Я тебе,
    котик
    покажу
    Соню! !

Пародист наполняем мир лирического героя бытовыми реалиями, выражающимися не только в сюжете, который создаёт пародист, но и в просторечной лексике, которую начинают использовать герои: “домой топать”, “утри сопли”, “хвать за нос” и т. п. При этом гигантомания лирического героя никуда не исчезает, а наоборот, усиливается. К Софи Лорен он обращается не по имени Софа, а по имени Соня–предельно уменьшительном. Лирический герой, возвышаясь сам, снижает образ героини. Но при этом пародист снижает и образ самого героя, т. к. возникает контраст между бытовым содержанием и формой, в которой сохраняются декларативные патетические интонации лирического героя.

В качестве частных моментов пародирования выступают снижающие оценочные игремы–омонимы (“соня” в значении “сонливый, любящий много спать человек” и имя Соня), а также игра с паронимами–топнуть (ногой) и топать (домой). Если в первом случае словосочетание “топнуть ногой” можно назвать фразеологическим оборотом со значением “настоять на своём”, то во втором случае словосочетание “топать домой” имеет разговорно-просторечную стилистическую окраску.

Т. о. снижение образа лирического героя идёт путём трансформации “цитат” из исходного стиха, причём пародист использует такие принципы ЯИ как имитация (ритм, стиль, мотивы первичного произведения), принцип ассоциативного наложения (обыгрывание омонимов “Соня” и “соня”) и принцип ассоциативного отождествления (игра с паронимами “топать”– “топнуть”).

    ЯИ автора служит поводом для написания следующей пародии.
    А. Иванов.
    Кому кого.
    Не та, что есть. –
    Совсем иная
    Ты плакала легко во мне.
    Себя однажды вспоминая,
    Не думай плохо обо мне.
    Борис Пуцыло.
    Не ты во мне,
    А ты – иная,
    Иная, впрочем, не вполне, –
    Себя однажды вспоминая,
    Тебе нашла себя во мне.
    Не я в тебе,
    А ты, родная,
    В моей запутанной судьбе,
    Меня однажды вспоминая,
    Себе нашла меня в тебе.
    Ты плакала,
    Ты мне внимала,
    Моя твоя рвалась к себе.
    Твоя моя не понимала,
    Того, что я себя в тебе.
    Косноязычно и занудно
    Тянулись мысли в полусне …
    И понял я:
    Конечно трудно
    Не думать плохо обо мне.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8



Реклама
В соцсетях
рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать рефераты скачать