Имитация образной системы стихотворения лежит в основе следующей пародии. М. Глазков.
Эмоции на ВДНХ.
Э – ге – гей ты, Селенга!
Э – ге – гей вы, берега!
Небеса вы – э – ге – гей! ..
Слышишь, Селенга!
О – го – го – го!
А – га – га! ..
ВДНХа, ВДНХа –
Не очень звучно для стиха.
Дм. Смирнов.
Иду я по ВДНХа
И во весь дух:
Ха – ха – ха – ха!
О – го – го – го!
Э – ге – ге – гей!
Пужаю уток и курей.
А – га – га – га!
У – гу – гу – гу! ..
Ох, братцы, больше не могу.
Стихотворение –оригинал настолько слабо, что пародисту достаточно внести несколько дополнительных штрихов в череду авторских междометий, чтобы усилить комический эффект, вызываемый самим объектом пародирования. Так в пародии появляются новые междометья:
Ха – ха – ха,
У – гу – гу
и фраза с намеренно воспроизведённой особенностью диалектного произношения слова: “пужаю уток и курей”.
В результате возникает образ восторженного деревенского жителя, гуляющего по ВДНХ, но образ более комичный, сниженный, чем в оригинале.
Таким образом, авторская образная система подвергается переработке пародиста, утрируется им и доводится до абсурда.
Подобным образом обыгрывается стиль и тематика стиха в другой пародии М. Глазкова “Сибирские ахи”.
М. Глазков.
Сибирские “ахи”.
Ах, арбузники молодёжные! ..
Ах, эта детская смущённость! ..
Ах, эти лыжи, лыжи, лыжи! ..
Значит, что – то я всё же стою,
Если стоит меня ругать.
Илья Фоняков.
Ах, какой у арбуза хвостик!
Поросячьему он под стать.
Ах, и здорово можете, гости
Вы меня, Фонякова, ругать.
Ах, меж вами и мной
положительно
Ничегошеньки общего нет!
Ах, какой же, друзья,
Удивительный,
Темпераментный я поэт!
Восторгаюсь в подлунном мире
Каждой щепочкой –
там и тут.
Ах, не зря ведь меня в Сибири
Первым ахальщиком зовут?
Сохраняя особенности авторского стиля, пародист воспроизводит свой мини-сюжет, насыщенный авторскими цитатами. Соотнесённость восторженного авторского стиля и содержания пародии (ах, какой у арбуза хвостик! Поросячьему он под стать) вызывает комический эффект.
М. Глазков
Век перепутал.
Ты красива, Матрёна!
Твоя хата – эгей!
Аржаная солома
До самых бровей…
Без Матрёны России
Ни за что не прожить.
Александр Говоров.
В старомодном уборе
Аржаней спелой ржи
Я по сельским задворьям
Прохожу
вдоль межи.
Где ты, тётка Матрёна?
Аль ходить не годна?
Твоей древностью тронут
Аж до самого дна.
Приглашай на полати,
Я – за зашшытничек твой!
Подарю уж не платье –
Сарафан расписной.
Хошь стихи почитаю
Про тебя? ..
Но в ответ:
- В прошлом веке витаешь,
Пашанишный поэт!
В следующей пародии основным приёмом имитации будет обыгрывание, тиражирование диалектных произносительных особенностей слов.
В самом оригинале мы встречаемся с разговорно-диалектной формой один раз (“аржаная солома”), а в пародии данная особенность воспроизводится в каждой строфе (“аржаней спелой ржи”, “аль ходить не годна”, “я зашшытничек твой”, “пашаничный поэт”). Т. о. в данной пародии окарикатуривается, выпячивается на первый план такая деталь авторского стиля, как стремление к использования нестандартных, разговорно-диалектных форм языка.
Пародисту М. Глазкову кажется неудачной образная игра Риммы Казаковой, в результате чего в пародии эта неудача многократно обыгрывается и высмеивается. М. Глазков
Многотиражная руда.
И я живу, коплю я, собираю…
А запираю? Нет, не запираю.
Римма Казакова.
Во время одно жил на свете Плюшкин.
Скупей Гобсека был он! Да скупей.
О нём поведал Пушкин?
Нет, не Пушкин,
А Гоголь Н. в одной из эпопей.
О, Плюшкин – жмот! Усердно собирал он
Всё от гвоздя до старого ремня.
А запирал?
конечно запирал он
В отличие от нынешней меня.
И я коплю, на возраст не взирая,
Отвалы руд словесных, не таю.
А запираю?
Нет, не запираю –
Я их… многотиражно издаю.
Автор пользуется следующими средствами осмеяния текста поэтессы: Создание комического контекста для цитат из текста оригинала (“запирал”, “собирал”);
Создание синтаксических конструкций, повторяющих конструкции стиха Р. Казаковой: у Казаковой– “… А запираю? Нет, не запираю…”;
у Глазкова – “поведал Пушкин? Нет, не Пушкин! ”.
Языковая игра поэтессы доводится до абсурда с помощью трансформации содержания стиха при сохранении его внешней формы.
Обыгрывание неудачных попыток создать неординарный образ в стихотворении путём окарикатуривания этого образа, выпячивания его на первый план, гиперболизация авторской ошибки– таковы основные средства имитации в рассматриваемых нами пародиях. В. Я. Пропп [6, с. 104] определяет так сущность карикатуры: “Берётся одна частность, одна деталь; эта деталь преувеличивается и тем обращает на себя исключительное внимание, тогда как все другие свойства того, кто или что подвергается окарикатуриванию, в данный момент вычеркнуты или не существуют”. В. Я. Пропп приводит также высказывание Бергсона, который считает, что “…искусство карикатуриста в том и состоит, чтобы схватить эту, порой неуловимую особенность и сделать её видимой для всех путём увеличения её размеров”. Не этот ли приём создания пародии мы наблюдаем у А. Иванова, М. Глазкова и других авторов? !
Но мы упомянули также о роли гиперболы в создании пародического произведения. В чём её отличие от карикатуры, ведь и карикатура– средство художественного преувеличения? В. Я. Пропп разграничивает эти явления по принципу “целое – часть целого”, т. е. “… в карикатуре преувеличивается частность, в гиперболе – целое”. Несмотря на условность границы между гиперболой и гротеском, мы считаем необходимым развести эти понятия, также пользуясь градацией В. Я. Проппа. Отличие гиперболы от гротеска в том, что в гротеске преувеличение выходит за рамки реальности и переходит в область фантастики. Это обстоятельство нам чрезвычайно важно, т. к. именно фантастическую картину очень часто рисует перед нами пародист.
На наш взгляд, гротеск как один из художественных приёмов реализуется в следующей пародии:
Владимир Скиф.
Буквальная лирика.
Томилось “О”, прислушивалось “У”
Искало “И” и воли, и покоя,
Да выло “Ы”,
Да спрашивать судьбу боялось “А”,
Да “Э” вело рукою …
Олеся Николаева
Я помню “Н” пьянила мне глаза,
А “П” паскудно лапами сучило,
Ревело “Р” как вешняя гроза,
А “Т” меня с тобою разлучило.
Бодалось “Б” как буйвол или бык,
И что-то “Ц” циничное бросало,
“Ч” чертыхалось, “К” кроило крик,
А “Д” украдкой дулю показало…
… Я пошатнулась. Буквы надо мной
То “Ф – ыркали”, то
“Ш” – елестели сбоку
И только “Ж” держалось стороной
В молчании от “М” неподалёку.
Автор пародии продолжает образный ряд поэтессы, но если у неё это образная игра носила условный характер, то у пародиста воплощается в конкретно—действенную форму. Если у поэтессы ассоциации, рождаемые буквами, несут в себе лирический заряд, даже попытку философствования, то у пародиста ассоциации носят предельно сниженный, утрированный характер (“д”–дулю показало” и т. д. ). Гротеск проявляется в данном случае за счёт переноса условного плана содержания стихотворения в план буквальный, реализующийся на глазах у читателя и героя пародии, т. е. имитация как принцип ЯИ проявляет себя через гротеск, через смещение грани “условность–реальность”. Наряду с этим сдвигом происходит тиражирование образных средств пародируемой поэтессы, в результате чего возникает эффект назойливости, неорганичности, и как следствие всех этих факторов– комический эффект. В следующих пародиях, как основной художественный приём создания пародии будет выступать приём окарикатуривания, как и во многих пародиях, рассмотренных нами выше. А. Иванов в пародии “Поездка” обыгрывает строчки, “За наш проезд, за нас двоих
Я в кассу брошу две монетки”.
Он вырывает их из контекста и развивает свой небольшой сюжет на основе ситуации, изложенной в оригинале, причём развитие получают именно эти две строчки, а не весь отрывок, представленный Ивановым.
А. Иванов.
Поездка.
Давай, любимая, начнём,
Как говорится, всё сначала.
Пусть по каляевской везёт
Нас вновь троллейбус двадцать третий.
За наш проезд, за нас двоих
Я в кассу брошу две монетки.
И вспыхнет свет в глазах твоих,
Как солнышко на мокрой ветке.
Михаил Пляуковский
… Сияет солнце в синеве,
Копеек горсть ладонь ласкает.
Беру четыре (две и две)
И в щелку кассы опускаю.
Тень грусти на лице моём
Ты взглядом жалобным поймала.
Да, если едем мы вдвоём,
То одного билета мало.
…А я—мужчина и поэт!
На небе ни единой тучки.
Держи, любимая, билет,
Я знаю, ты отдашь с получки…
Люби меня и будь со мной,
Поездка снова нас связала.
Как? У тебя был проездной? !
Ну что ж ты сразу не сказала! ..
Пародист даёт возможность читателю сравнить оба контекста. Эффект возникает за счёт совмещения в нашем сознании восприятия оригинала и пародии. Подобным же образом выстраивается пародия А. Мурая.
А. Мурай.
Уснул, а проснулся … от скуки
От нечего делать во сне.
Какие-то лёгкие руки
Как дождик, бродили по мне.
Глеб Горбовский.
На лавке вокзальной, скучая,
Я спать захотел и прилёг.
Спросонок решил выпить чая
И начал искать кошелёк.
Обшарив и куртку, и брюки,
Я вспомнил о том, что во сне
Какие-то лёгкие руки
Как дождик, бродили по мне …
В пародии А. Мурая обыгрывается образная игра автора. Образ из стихотворения–оригинала “Какие-то лёгкие руки как дождик бродили по мне” вписывается в другой контекст, в котором он приобретает иную мотивировку, в результате чего возникает комический эффект.
А. Иванов.
Разговор.
Бесконечными веками –
есть на то причина –
разговаривал руками
любящий мужчина.
Римма Казакова.
Повстречался мне нежданно
И лишил покоя.
И что я ему желанна
Показал рукою.
Молча я взглянула страстно,
Слово не сказала
И рукой, что я согласна,
Тут же показала.
Метафора Риммы Казаковой “разговаривал руками” окарикатуривается в пародии А. Иванова. Образ принимает буквальное наполнение, в результате чего возникает комический эффект. А. Иванов перефразирует фразу, многократно её повторяет: “показал рукою”, “развести руками”, “поговорили”. Через тиражирование образа оригинала реализуется принцип его окарикатуривания.
Анатолий Парпара.
Не надо.
Рай ты мой адский, прощай и прости!
Хватит и мёда и яда.
Опыт – как надо, смогла обрести,
Только узнав, как не надо.
Римма Казакова.
Муза, неисповедимы пути
Горечи и отрады.
Опыт – как надо, смогу обрести,
Только узнав, как не надо.
Вот заграница прошла, словно миг:
Франция, Рим и Канада …
Разве смогла б описать, как не мил
Мир, где бывать мне не надо.
Муза, ты знаешь ведь, как тяжело
Сознанью от скорбного взгляда,
Когда от тебя отделяет стекло
Вещи, которых не надо.
Если б не сумочка, что так пуста –
Не то чтоб франка –сантима,
Разве б я знала, что блузка вон та
Мне
Не
Необходима.
Муза, неисповедимы пути
Страдания и услады.
Опыт – как надо, смогла обрести,
Только узнав, как не надо.
Вот и стихи принесла я в печать.
Печать же печатать рада.
Муза, ну что б догадалась сказать:
“Римма, печатать не надо”.
ЯИ Р. Казаковой служит объектом для пародирования и другому автору, Анатолию Парпаре.
В пародии сохраняется стиль поэтессы и её образная игра, но меняется содержательная сторона стихотворения. Пародист имитирует философскую направленность стиха–оригинала, но в пародии размышление лирической героини приобретают меркантильный, бытовой характер:
“Если б не сумочка, что так пуста –
Не то чтоб франка –сантима,
Разве б я знала, что блузка вон та
Мне
Не
Необходима.
Муза, неисповедимы пути
Страдания и услады.
Опыт – как надо, смогла обрести,
Только узнав, как не надо. ”
Т. е. в пародии присутствуют два семантических пласта: философский и бытовой, в результате чего возникает смысловой оксюморон. Имитируя авторское произведение, пародист использует приём прямой цитации неудачного приёма поэтессы. В результате совмещения всех этих приёмов возникает комический эффект. М. Владимов.
Ещё раз про любовь…
Я вас люблю ветвями.
Я вас люблю пешком.
И теми горбылями,
Что живы под снежком.
Я вас люблю трамваем,
Идущим не туда.
Владимир Соколов.
Я очень энергичен.
И, как дитя искусств,
Ужасно экзотичен
По части нежных чувств.
В любви неподражаем,
Признаюсь без стыда:
Могу любить трамваем,
Запутав провода.
Могу любить машиной,
Могу любить пешком,
Могу любить рейсшиной,
Отбойным молотком…
И все сначала вроде
Довольны. Но затем
Мне говорят: “Володя,
Вы любите не тем! ”
Пародист подвергает осмеянию образную систему стихотворения. По предложенной автором модели пародист продолжает образовывать подобные конструкции: “любить машиной..., рейсшиной..., отбойным молотком”. Тиражирование авторского образа приводит к созданию комического эффекта.
Семён Оркин.
Балконный романтик.
С утра до ночи долгими часами
сквозь городской неугомонный гуд
под простынями, как под парусами,
балконы по – над городом плывут.
Иван Бурсов.
С утра до ночи долгими часами
Глаза мои смотреть не устают:
Эскадры бригантин под парусами,
Фрегаты по—над городом плывут …
Но женщины того не понимают,
Романтику калечат на корню:
Выходят на балконы – и снимают
Наполненную ветром простыню.
Я с каждим днём гляжу на это строже
И лично обязательство беру:
Настанет день – и, как весёлый Роджер,
Мои штаны взовьются на ветру!
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8